Что немцу хорошо, то русскому смерть (СИ) - Стрельникова Александра. Страница 15

— Азиатская дивизия, потерявшая половину своего состава и все пушки, кроме одной, была вынуждена отступить от Урги. Но с этой поры китайцы стали считать Унгерна если и не богом войны, то уж каким-то демоном точно. Их моральный дух, и без того подорванный беспримерной храбростью казаков Унгерна, окончательно сник после того, как отступившие от Угры сотни барона разбили лагерь возле священной горы Богдо-ула. Она находится к югу от монгольской столицы и была прекрасно видна из города. Каждую ночь казаки Унгерна разжигали на ее вершине гигантские костры. И каждую ночь китайские солдаты смотрели на них, полагая, что там приносятся жертвы могущественным духам. Смотрели и боялись. В свою очередь ламы и лазутчики из лагеря барона распространяли по городу выгодные для него слухи. Один ужасней другого. Дело кончилось тем, что китайский генерал Го Сунлин бежал из осажденной Урги, уведя с собой наиболее боеспособную часть гарнизона — трехтысячный отборный кавалерийский корпус. И это еще не все! После того, как Туземная дивизия Унгерна была вынуждена отступить из Урги, китайцы арестовали Богдо-гэгена. А стоит учитывать, что он являлся не только формальным правителем Монголии, но и главой ламаистской церкви в этой стране — «живым Буддой». Тогда барон объявляет освободительную войну против интервентов — войной религиозной, за защиту веры. И разрабатывает диверсионный план похищения Богдо-гэгена из надежно охраняемого Зеленого дворца в Урге. В конце января 1921 года под видом паломников добровольцы из Тибетской сотни Азиатской дивизии Унгерна проникают во дворец и вырезают всю охрану. Никто и пикнуть не успел. Ждавшая сигнала ударная группа казаков бросается к дворцу и, окружив «живого Будду» вместе с женой, защищая его своими телами, двигается на выход. Смертники-тибетцы, отвлекая опомнившихся китайцев, завязывают у стен дворца бой. Практически все гибнут, но своего добиваются — «живой Будда» вывезен из Угры и оказывается на свободе. После этого китайский гарнизон города окончательно впадает в мистическое отчаяние. Иначе их состояние и не охарактеризуешь. Китайцы не знали, что в частях барона почти не оставалось продовольствия, кончалась соль, почти все бойцы были обморожены, а вместо нормальной, теплой одежды на плечах их болтались лохмотья… Впрочем, не это было определяющим. Определяла все решимость победить. Во что бы то ни стало. И вот на рассвете 2 февраля 1921 года Туземная дивизия Унгерна пошла в очередную атаку. На следующий день Урга пала.

Я заканчиваю и перевожу дыхание. Мужики молчат. Что ж, многие деяния барона Унгерна достойны хотя бы этого — уважительного молчания.

Наконец Кондратьев качает головой:

— Лютый был мужик. Воевать под началом такого командира — честь. Вот помню в Цхинвале…

Но договорить ему не дает Павел. Этот все о своем:

— А клад? Что с кладом-то?

— А что с ним? В принципе понять, в какой именно момент и, соответственно, в каком месте барон мог захоронить награбленное, не сложно. К примеру все та же Урга. Мог он перед таким серьезным делом решиться закопать золото? Мог. Готовился он к походу на Ургу основательно, даже расторг свой брак с молодой женой — манчжурской принцессой из древней династии Цинь. Сказал: «Не хочу, что бы она оставалась вдовой». Раз уж так, золото закопать сам бог велел. Ну что ж. Мы знаем, где располагался его лагерь.

— Так значит клад где-то рядом со ставкой барона возле Урги?

— Кто ж это может знать точно? Может там, может где-то еще. Барон воевал долго и не раз совершал деяния, перед которыми русские солдаты традиционно одевают все чистое и молятся истово, готовясь к смерти в бою. Но, повторюсь, каждое такое событие в его биографии известно, место дислокации Туземной дивизии на тот момент тоже с большой вероятностью можно вычислить. Поднять архивы, перетрясти мемуары участников тех событий и вычислить. А потом планомерно проверять. Искать.

— Так ведь это сколько времени уйдет?

— Годы. По крайней мере именно столько увлеченные люди клады барона Унгерна и ищут. Подсказка какая-то нужна. Без нее — практически нереально.

— Поня-я-ятно…

Павел встает и отходит, а Кондратьев напротив делает шажок ко мне и прижимает кулак к груди.

— Ань, спасибо тебе. Так рассказываешь — душу свою вот здесь чувствовать начинаешь. И вспоминается многое…

Сказать, что я растрогана, значит не сказать ничего. Улыбаюсь смущенно. Он в ответ тоже. А потом вдруг протягивает свою здоровенную лапищу, ухватывает неловко мою руку и целует… И что там мама говорила про «несовместимость» представителей «разных социальных групп»?

На дворе уже глубокая ночь, когда приезжает Стрельцов. У меня мелькает надежда, что Машу выпустили, но это не так. Замогильным голосом Егор сообщает, что ему позвонили…

Ситуация проста. Те, что похитили Машу, требуют обменять ее на меня. В противном случае обещают начать присылать «запчасти» от пленницы: пальцы, уши, дальше как пойдет… Вот тебе и два варианта: или отпустят, или убьют. Оказывается находится и третий. Меня начинает мелко колотить. Федор, заметив это, присаживается рядом и кладет свою пудовую ручищу мне на плечи. Страшно-то как! И соглашаться на предложение страшно, и не соглашаться тоже. Как жить потом, если Машку сначала похитили из-за меня, а теперь будут из-за меня же медленно убивать?

Взвешиваю все. Ее, если я не соглашусь на обмен, точно убьют, а меня может и оставят в живых. Хотя бы на время, пока буду им нужна. Ребята что-то смогут за это время придумать…

Эту свою незатейливую мысль и довожу до их сведения.

Стрельцов подходит и присаживается передо мной на корточки. Вижу близко его глаза. Мне кажется, или там действительно слезы?

— Ань, ты, блин, Человек!

Так и произносит, словно с большой буквы. Сжимает благодарно мою руку и отходит в дальний угол. Наедине всегда проще справиться с эмоциями. Павел смотрит недоверчиво:

— Правда что ль пойдешь? Сама? Добровольно?

Страшно, но других вариантов просто не вижу. Киваю.

Кондратьев, который сидел рядом все это время, встает.

— Ну, значит, так и решим. Мне потребуется некоторое время на разработку операции. Менты а, главное, мои орлы будут готовы быстро. Когда тебе, Егор, снова позвонят, ты скажешь, что привезешь Анну. Договоритесь о месте. Постарайся оттянуть момент встречи на сколько сможешь, чтобы ребятки мои к местечку успели приглядеться и освоиться там. Ну и будем работать.

Потом все закручивается вокруг меня как в каком-то калейдоскопе. Кондрат уезжает, но все время звонит — держит руку на пульсе, как он говорит. «Спецы» пытаются «пробить» номер, с которого Стрельцову звонили, но ничего из этого не выходит. Звонок совершен через крупную АТС, которая установлена в большом офисном здании. Так что выяснить, с какого номера, из какой комнаты, а главное кто именно звонил, по сути дела нереально.

В следующий раз Кондрат не звонит, а заявляется лично и вносит новые коррективы в план. Во-первых, привозит для меня тонкий бронежилет, а во-вторых, заявляет, что Стрельцов повезет меня связанной. По крайней мере выглядеть это будет именно так.

— Зачем? — робко интересуюсь я.

— На всякий случай. Они увидят, что ты стреножена и перестанут ждать от тебя проблем, не будут обращать на тебя повышенное внимание. У тебя появится лишний козырь. Да и у нас тоже. Естественно, на самом деле веревки завязаны будут так, что ты освободишься в любой момент.

— А если не освобожусь?

— Не бзди, душа-девица. Тебе Серега все расскажет и может быть даже что-нибудь покажет. Если Ксюха его за это, конечно, не убьет.

Хихикает. Спошлил и теперь хихикает. Но сердится на него не могу. Понимаю, что это он в первую очередь для того, чтобы меня отвлечь. Перед самым отъездом вдруг хлопает себя по лбу, возвращается ко мне, стаскивает с себя какой-то кулон на цепочке и нацепляет его мне на шею.

— На счастье. Ну и вообще, так мне спокойнее будет.

Убегает, а я так и остаюсь стоять, зажав его подарок в кулаке.