Что немцу хорошо, то русскому смерть (СИ) - Стрельникова Александра. Страница 30

Не имея возможности позвонить тебе, звонила всем по очереди. Егор ей с дуру свой телефон и телефон Ксении дал.

Киваю:

— Да, это мама. Но и не только. На меня внезапно наследство упало. От моих немецких родственников.

— Так ты что же теперь мало того что доктор наук и профессор, так ещё и богатая наследница?

Опять киваю, неловко улыбаясь.

— Пропала девка! Теперь вокруг тебя одно дерьмо будет.

— В каком смысле?

— А в таком. Ни один «нормальный» (она выделяет иронию, которую вкладывает в это слово, интонацией) мужик к тебе подступиться не рискнет — куда ж, если у жены мозгов столько, что до профессорства достукалась. Зато всякие альфонсики валом валить будут. Им наличие или отсутствие у тебя мозгов — без разницы, зато денежки очень даже к месту придутся. А ты у нас девица неопытная. Сразу попадешься такому вот козлу.

— Бабушка, ну что ты такое говоришь? — почти шипит Ксения, указывая глазами на Федора, который с каменным лицом отвернулся куда-то в угол.

Но Виктория Прокопьевна предпочитает ее знаки не замечать.

— Так что придется тебя взять под мое крылышко. Буду лично фильтровать всех тех, кто возле тебя вертеться станет.

— Некому вертеться-то, Виктория Прокопьевна.

— Это пока что некому. Я тобой займусь, так и знай. А то ходишь черт знает в чем. Лицо такое, как будто лимонов килограмм съела. Не-ет! Так дальше дело не пойдет! Завтра же поедем в магазин, накупим тебе разной бабской ерунды, к парикмахеру тебя своему свожу. Ну а потом… Есть у меня на примете один молодой и успешный мужчина. Всего сорок, а уже полковник. И не как наш Федя, кулаками по подворотням не машет, а сидит в штабе на отличной перспективной должности. Он для тебя будет достойным кавалером. И по социальному статусу и вообще. А не понравится — другого найдем.

Федор, который с непроницаемым лицом слушает все это сообщение, явно пущенное подобно камню из пращи в его адрес, молча встает и выходит вон. Палка его остается стоять, прислоненная к подлокотнику кресла. Но при этом он, видимо, пребывает в таком бешенстве, что даже почти не хромает.

— Бабушка, — уже в голос кричит Ксения и начинает вставать, норовя мчаться за Федором. Причем я готова бежать впереди нее.

— А ну сидеть! — рявкает Виктория Прокопьевна, и мы с Ксюхой припадаем на задние лапы как собаки на тренировочной площадке. Разве что испуганно хвостиками не крутим. По причине отсутствия.

— Куда помчались, козочки вы мои безмозглые? Догонять и утешать? Ничего глупее придумать не могли?

— Но ведь…

— Сергей, вот объясните вашей жене, надо ей догонять Федора и приниматься утешать его? Правильно это будет?

Серджо встает и, загадочно улыбаясь, удаляется куда-то вглубь дома. Стрельцов явно хочет того же, но просто уйти следом, видно, воспитание не позволяет. Бабушка провожает Серджо благосклонным взглядом.

— Исключительно умный человек твой муж. Даром, что иностранец.

Теперь Виктория Прокопьевна переводит взгляд на Егора.

— Иди уж. Дамам и правда надо поговорить наедине. Так, чтобы не ранить нежные мужские души.

Стрельцов вскакивает и трусцой бежит в том же направлении, куда удалился Серджо. В дверях поворачивается, отвешивает поясной поклон и исчезает.

— Фигляр, — по-прежнему благосклонно улыбаясь заключает Ксюхина бабушка.

— И все-таки Федьку жалко, — говорит притихшая Маша.

— Жалко ей. Нечего было этому вашему Федьке себе в голову глупости всякие вбивать. А теперь ещё и это наследство. Вот, Ань, ну кто тебя за язык-то тянул? Неужели не могла потом как-нибудь, уже после свадьбы про него рассказать? И так у этого дуралея в голове смещения и разрушения, а тут ещё и это — богатая наследница, черт побери!

— Не подумала.

— Не под-у-у-мала!

Взрываюсь:

— Да мне этот ваш Федор сто лет не нужен. Я ещё его нежные чувства беречь должна! Я там в подвале сидела, а он тут с девками… Вот скажи, Ксень, тебе был бы нужен мужик, на котором девки как шарики на новогодней елке висят? Пошла б ты за своего Серджо, если бы на него чуть что с поцелуями со всех сторон кидались?

— Ну, на Серегу и сейчас кидаются. Приходится обтрясать периодически. Я думала об этом, Ань. И пришла к выводу, что мне мужик, на которого никто не зарится, и самой на фиг не нужен. Вот если за него драться готовы, а он только твой — это кайф! Дуры мы, бабы, да, бабуль?

— Дуры вне всякого сомнения. Но ведь и мужики такие же.

— Только добытое в бою, во время охоты — значимо. То, что само на шею вешается не ценится. Так что действуем по плану. Конечно, никакого молодого и перспективного полковника у меня в кармане нет, врала я, но это — дело наживное.

Ксения вдруг придвигается ко мне и шепчет:

— Но вообще-то, Ань, Федька, когда ты пропала, ничего такого… Ну в смысле баб. Он знаешь, как переживал, что сам не может тебя спасать мчаться? В больнице же… Куда ему с такой ногой? Так изводился, смотреть больно было.

Если и так, то приходится признать: изводится он и переживает по моему поводу только тогда, когда меня рядом нет. Как только я оказываюсь поблизости, он эти свои переживания до изумления успешно скрывает. Например, при помощи той девицы, что шарила у него под простыней…

Утром встаю ни свет, ни заря. Надо на работу. Ксюха отвозит меня, по-моему не то что толком не проснувшись, но даже не открывая глаз. Такой ранний подъем для нее — смерти подобен. Но выбора у нее нет, сама меня вчера вывезла из Москвы практически насильно.

Сегодня у меня в планах начать готовить документы для получения шенгенской визы. Всегда мечтала побывать в Германии, даже паспорт заграничный сделала, но все как-то не складывалось. Да и деньги… А так, бывало, частенько представляла себе, как приеду в Берлин, найду, сверяясь по бумажке, адрес моего отца и возникну у него на пороге… Теперь вот если только на кладбище навестить.

Звонит мама и некоторое время воспитывает меня. Только отключаюсь, как телефон снова начинает названивать. Это Виктория Прокопьевна. Воспитательная порция, полученная от нее, куда более воздушна, но не менее калорийна. Обещает быть у меня возле института через час и забрать меня с собой в поход по магазинам.

— У меня нет денег, — пищу в отчаянии я.

— У меня займешь. Большой процент не возьму, не бойся.

— Но как же моя работа?..

— А что такое с твоей работой?

— Ну-у-у, — даже теряюсь от такого вопроса. — Ну-у-у. Она есть. Ее не может не быть.

— Конечно, если так… — туманно заявляет Виктория Прокопьевна и отключается.

Через пятнадцать минут к моему столу подруливает шеф. И почему-то заговаривает со мной таким угодливым тоном, словно я собираюсь оплатить из своего кармана всю работу нашего отдела на месяц вперед. Из его лепетанья понимаю, что Виктория Прокопьевна позвонила ему и отпросила меня от дальнейшего просиживания штанов в офисе.

— Подумать только, — закатывая глаза лепечет шеф. — Сама Виктория Соболева! Какая женщина! Какая женщина…

Соболева? Соболева… Что-то ведь знакомое. Пока есть время, лезу в интернет. И первой же мне выбрасывает ссылку на страницу в Википедии. Читаю. Убиться! Выходит меня скоро повезет за покупками вдова одного из крупнейших партийных чиновников советской поры и нынешняя маркиза де Ментенон?

«Мама умрет от зависти», — думаю я и в очередной раз ошибаюсь.

Когда я возвращаюсь, увешанная покупками, она сначала впадает в шок — сколько денег потрачено! А потом, по мере извлечения купленных мне Викторией де Ментенон вещей, шок проходит, и мама заявляет: все, что я приобрела, дикое дурновкусие. И кто тебе только посоветовал все это купить? Эти твои новые друзья? Так и знала, что моя дочь сама до такого никогда бы не опустилась. Анна, ты ведь должна понимать, что такое носят одни проститутки!

Платье, которым она сейчас трясет, стоит мою месячную зарплату вместе с надбавкой за звание доктора наук, так что даже высокооплачиваемая проститутка, мне кажется, вряд ли сможет позволить себе купить его. Молчу, любуюсь новыми вещами. Хороши! Нет, просто великолепны! У меня ничего подобного — смелого, легкого, французского — не было никогда. Так приятно будет почувствовать себя по-настоящему притягательной, даже немного развратной женщиной, на которую заглядываются на улице так, что даже падают. Как тот дядечка, который пялился на бедра «прицесски», что целовалась с Φедькой.