Красные камзолы (СИ) - Ланков Иван. Страница 29
Ну и денщики. Они тоже числились нестроевыми, они должны быть у каждого ундер-офицера и офицеров. Из семерых денщиков, положенных нашей роте в наличии было трое. Денщик Фомина, денщик нашего лекаря и Федька Синельников. Тоже, кстати, элемент бардака. Мартин Карлович его так-то не должен был в строевые определять своей властью… но кому какое дело что у нас тут на земле происходит? Из Риги все равно не увидят.
Извозчики, слесари-ремонтники, скорняки, кожевенники и прочие нестроевые мастера были сведены в отдельную команду при штабе полка и в ротах отсутствовали. Что тоже понятно. Группа технического обеспечения сильна когда работает одной командой, а не раздергана по разным ротным или батальонным стоянкам.
Вот, собственно, и вся рота, как она должна быть на бумаге. В реальности же… Сто пятьдесят три нижних чина по штату — сто семнадцать в наличии. Четыре офицера по штату — один в наличии. Нестроевых — шестеро из дюжины. Да и сам личный состав… Очень много мужиков возрастом под сорок лет. А то и за сорок. Откровенных стариков, с полностью седой головой, вроде нашего Семена Петровича — почти два десятка. По сути, тут две трети роты той команде рекрутов, с которой я прибыл в отцы годятся, мягко выражаясь.
Короче, всю неделю я ходил тенью за Нироненом и все записывал. Количество — отдельно, имена — отдельно, всевозможные расписки, что давал Мартин Карлович местным — тоже. Составлял таблицы для рапорта в батальон, раз пять исправлял. Оно тут положено писать "репорт" и хоть ты тресни. Эм… ну вышло не "ты тресни", а мне треснули, но все одно — репорт. Ну ладно, пусть будет репорт, мне не жалко. Правда, я так понимаю, что экзамена по русскому языку я не только здесь не сдам. Я теперь и в своем времени его тоже не сдал бы. Да и говорок у меня уже более-менее местный стал. Неужели адаптируюсь потихоньку? Хорошо еще хоть курить пока не начал. Чем выгодно отличаюсь от всех остальных чинов роты. Ну как — выгодно? Одни считают, что я выпендриваюсь. Другие — что это меня так Мартин Карлович наказывает за нерадивость.
И вот, к концу недели, после хлопот по обеспечению банного дня для всей роты Мартин Карлович с Александром Степановичем изволят принять баню, которую натопил хозяин-латыш. Ну а я, на правах денщика, обязан их барские спины веничком отходить да посиделки ихние обеспечить.
Там и состоялся этот разговор. Странно, да? "Жучков" и прочих звукозаписывающих устройств еще нет, а все равно все тайные и просто не для чужих ушей разговоры тут тоже ведут в бане.
Баня у хозяина получилась очень даже справная. То, что в мое время называли "русская баня", даром что Герман — латыш. Деревянная, с хорошей печкой и хорошими же камнями. Жаркая, с густым паром. Веники Фомин притащил с собой. Два дубовых и два березовых. Целый жбан литров эдак на пять кваса я еще с утра поставил остывать в подпол. И — погнали!
Парить — это я и умею, и люблю. Как-никак всю свою короткую жизнь спортом занимался. А после игры — особенно когда играл уже во вторых и первых юношах — баня есть первейшее средство для восстановления усталых мышц. Да и батя у меня был любителем этого дела… ну, в том смысле, любил чтобы я его пропарил хорошенько. Он и научил как лучше.
Потому разложил я его благородие со знанием дела. В пар всяких присадок вроде эвкалипта и прочей фигни добавлять не стал. В мое время это модно, но не люблю, знаете ли. Так, на камни немножко кваса плеснул и хватит. Фомина посадил греться до ста капель с носа и прошелся с двух рук по господину порутчику. Хорошо так, до костей. Затем окатил ледяной водой, отправил в предбанник отдыхать и принялся за Фомина. Четверть часа его мурыжил, отправил наружу — и снова загнал порутчика на полку. Уф! А ничего так у меня с выносливостью — считай, почти час безвылазно в парилке! Расту, кажись! Или просто на природе здоровее стал? Люблю я баню. Здесь даже как-то забылось это шокирующее "Взять его!" двухнедельной давности. Хотя вроде бы и снилось кошмаром каждую ночь все это время.
А потом… Я тут на той неделе размышлял о сословиях, высших и низших, не? Да и на господина подпорутчика волком глядел, за ту порку, что бы мне там не говорил Семен Петрович. Ну так вот солдаты — это отдельное сословие, знаете ли. Это отсюда, из солдат, пошла поговорка: "В бане генералов нет". Короче, Фомин скомандовал мне лечь на полку и взял в руки веник. А Мартин Карлович вышел в предбанник и вернулся с горшочком какой-то густой холодной мази. Которая начала немилосердно щипать мои распаренные рубцы на спине…
… и ушат холодной воды после всего, аж в глазах потемнело. Волшебство! Как есть волшебство.
Продышался. Квас — отменный. После такого пара — то, что надо.
Фомин забил трубку себе и Ниронену, раскурил обе и подал одну Мартину Карловичу.
Оба посмотрели на меня и порутчик своим фирменным холодным голосом бросил:
— Без чинов.
Фомин улыбнулся в свои мокрые усы и хлопнул меня по плечу.
— Ты не думай, что Мартын у нас бука какая. Это у него еще в свейскую войну челюсть сломана была, вот до сих пор и говорит как сквозь зубы.
Ниронен изобразил усмешку половиной рта:
— Ну так за ту челюсть мы с тобой вроде уже сквитались, а, Сашка?
Фомин рассмеялся и хлопнул по плечу уже Мартина Карловича.
— Да уж! Помню, как же!
Вот те на! Впервые у этих двоих на лице я увидел человеческие эмоции. Все-таки правду говорят — баня творит чудеса! Однако, пожалуй, не приму я их предложения общаться на равных. Попью холодного кваса да помолчу. Старшие любят так выпендриться — мол, дававй на равных. Только вот равного общения все равно не примут, раздражаться будут. Но, конечно, начало разговора хорошее. И мазь явно с каким-то согревающим эффектом. Кожу на спине уже не щиплет, а так, знаете… как пояс из собачьей шерсти для ревматика, если понимаете о чем я.
Ниронен перестал улыбаться, залпом допил квас и обратился ко мне:
— Завтра возвращаешься в свое капральство, к Иванову. Федьку вернешь ко мне.
Ну вот и посидели, блин, без чинов. Я встал и вытянулся в струнку. Мда… голышом это выглядело слегка комично, потому я немножко замешкался прежде чем сказать нечто вроде "Разрешите идти?"
Ниронен досадливо махнул рукой:
— Да сядь ты. Мы только начали. Расслабься, пей, да слушай. Не праздный разговор будет.
Я сел. Потянул кружку с квасом к себе. Фомин докурил, выбил трубку о край стола и начал:
— Ну вот, Жора. Роту ты видел. Из кого состоит, как живет. Чем дышит — тоже слегка прочувствовал. Верно?
Я растерянно кивнул.
— А теперь вот смотри какая штука выходит. Служба у нас, как ты знаешь, навсегда. Отставки никакой для нижних чинов не придумано. Для офицеров — там есть возможности, а солдатам — ни-ни. Рекрутский набор по новому уставу его сиятельства графа Шувалова — тут Фомин скривил губы, будто чертыхаясь — мда… в общем, раз в пять лет в каждой полосе. То есть у нас в Кексгольме весной набор уже был и следующий по закону будет нескоро. То, что набор провалился — всем плевать. Если вдруг будет новый добор — то отправят в него рекрутов по принципу "на тебе Боже что нам негоже". И никакой лекарь не сможет завернуть рекрута как негодного. Будь он хоть вовсе беззубый да хромой — никаких претензий, ведь не готовился боярин к сдаче рекрут. Предыдущий же набор, который до этой весны был — отменили, потому как полки и так после свейской войны вполне по штату укомплектованы. На бумаге.
— А те бумаги ты видел и сам же писал — вставил реплику Ниронен.
Фомин почтительно кивнул и продолжил:
— Наш полк сильно постарел, Жора. Сам видел, небось.
Фомин затянулся и махнул рукой. Мартин Карлович же откинул рукой свои непослушные мокрые рыжие волосы и произнес:
— Да и то. Не пошла у графа Шувалова его задумка с учебным лагерем. Но мы с того поимели какую-никакую выгоду. Потому что у нас подсуетился некий солдат Серов и рекрут мы хоть сколько-нибудь, да получили. Затем этот же солдат Серов, напомню, устроил пробежки в своем капральстве, утреннюю гимнастику и прочие забавы. Убедил создать потешный редут для тренировок. Сам учился истово и молодых рекрут рвением своим увлек. Да и я что-то сначала не подумал, и распространил эту гимнастику да рьяное обучение на всю роту. Мда… И что из этого вышло?