Красные камзолы (СИ) - Ланков Иван. Страница 9

Пока мылись да отпаривались в теплой воде — обратил внимание на тела других ребят. Мда… щуплые, тощие, ребра торчат. Руки жилистые, ноги у кого-то уже с вздутыми варикозными венами. На спинах у многих шрамы, следы давнишней порки. Ладони ребят напоминают лопаты. Пальцы толстые, мозолистые. Такие я в нашем времени в основном у сварщиков видел. И едят они, видимо, весьма плохо. Лишнего веса и каких-либо мышц нет ни у кого. Исключение — Ефим. Вот он похож на качка, очень развитая мускулатура. Плечи, предплечья, бицепцы, трицепсы, как там оно называется не знаю. Ну вылитый Шварнцеггер в молодости. Только ноги обычные, да ряха рязанская. Круглая, да нос картошкой. Ну да у меня тоже есть чем похвастаться. В парилке выяснилось, что у меня самые развитые и мускулистые ноги из всего отряда. Прям аж гордость взяла. Все-таки футбол дал о себе знать.

На бритье пришло два армейских цирюльника. Ну и тот парень, что в Кексгольме кожевенником работал — достал откуда-то из своего мешка опасную бритву. "Аглицкая!" — гордо так похвастался. Интересное дело — затачивали бритву об ремень. Прям так брали кожаный пояс, натягивали в струну и правили лезвие, потом брились. Так быстрее и удобнее. Побрили и меня. Мне повезло — меня и Ефима брил кожевенник из Кексгольма. Спокойно, аккуратно, я даже и не задумался что какие-то проблемы могут возникнуть. А вот те ребята, которых брили цирюльники — вот им было тяжко. Лица красные, все в ссадинах и порезах, да будто наждаком выскобленные… Мда, бритье тут, оказывается, та еще процедура. А что делать? За бороды налог берут. А солдатам бороды так и вовсе не положены. Одна радость — щетина до трех дней тут считается побритостью. Так что морды к следующему бритью зарастут. Ну а мне надо срочно придумать какой-нибудь магарыч кожевеннику, чтобы бриться только у него. А в идеале — самому бы раздобыть опасную бритву. Аглицкую, ага.

Брили, кстати, только лицо и шею. Волосы трогать не стали. Тут солдаты носят волосы ниже плеч, забранные в хвост или в косу. А потом присыпают золой и какой-то пудрой.

— Зачем? — спросил я и показал вопросительно на одного из артельщиков, который на свои свежепомытые и расчесанные вихры аккуратно, деревянной расческой наносил смесь пудры и золы.

— От вшей помогает.

— А налысо побриться?

Ефим изумленно посмотрел на меня, а потом вдруг хлопнул себя по лбу.

— А, ты ж не стрелял еще из мушкета. Ну ладно. Прижжет тебе кожу порохом горелым пару раз — поймешь. А пока смотри да мотай на ус.

Медосмотр был короткий. Выстроили нас нагишом в ряд, врач лет сорока от роду прошел вдоль строя, посмотрел на руки, колени, постучал по груди. Послушал дыхание через деревянную трубку. Где-то половину из тех, кто кашлял — вывел из строя. И еще одного парня из другой артели — его сразу выставили в сторону от всех. Доктор поставил диагноз как приговор — сифилис. Я вздрогнул, аж мороз по коже. Это как так?

— А вот так. Все, закончилась для парня служба. Да и жизнь тоже, наверное — Ефим был категоричен.

Да уж. Вот так вот запросто — сифилис. В одном строю с остальными. А мы с ним из одного котла ели, да и мылись вместе… А сколько тут еще разных болезней? Я украдкой осмотрел строй голых мужиков заново. И новым взглядом отмечал следы от когда-то перенесенной оспы, зарубцевавшиеся язвы от лишая на поясницах… Интересно, от скольки болячек я привит? Вроде мама постоянно в поликлинику таскала, все эти БЦЖ и прочее у меня сделаны…

После медосмотра нас осталось около сорока человек. И это от всей той толпы, что вышла из Кексгольма. Не знаю сколько точно, но колонна большая была, иногда растягивалась метров на двести.

С помощью нагретых камней и камина быстро сушили исподнее. Я и тут оказался не как все. Трусов тут нет. Используют нательные рубахи и панталоны. Белого и серого цветов, в зависимости от исходного материала и степени застиранности. А у меня мало того что трусы семейные — это полбеды, за короткие панталоны сойдут. Так у меня еще и термобелье фирменное, черного цвета. Хорошее, качественное… Только вот в нем я заметно выделяюсь на общем фоне. Впрочем, я и так вряд ли остался бы незаметным.

Отдохнули, оделись. Очень хотелось есть, но еда — только после присяги. Жадные тут слишком, на чужаков еду переводить. А до присяги мы — чужаки. Интересно, а те, кто по болезни отстранили и увели отдельно — их-то кормить будут? Они же тоже вроде как чужаки… Но их судьбой никто из нас не интересовался. Увели и увели. С глаз долой, из сердца вон. Как-то это все не похоже на дружную общину. Или всему виной наш неопределенный пока статус? Не знаю.

Вечерело. Закатное солнце подсвечивало красным низкие зимние тучи, легкий ветерок морозил свежевыбритые щеки. Я стоял в строю на небольшой площади около церкви, подняв правую руку. На мое правое плечо положил свою левую ладонь Ефим, как мой восприемник, правую же тоже поднял как и все остальные. Перед нашим строем стоял рослый бородатый поп в черных одеждах, а сразу за ним — ряд солдат и офицеров в военных мундирах. Колыхалось знамя. Полка, наверное. Хотя откуда тут, здесь же учебный батальон, а сам полк в другом месте. И знамя полка наверняка там. Блин, опять отвлекаюсь. Ну знамя и знамя, мне-то какое дело? Слушать надо, что поп говорит и повторять за ним слово в слово.

— Аз нижеименованный обещаюсь и клянуся Всемогущим Богом пред Святым Его Евангелием, что хощу и должен — на слове "хощу" я споткнулся. Что это? "Хочу" или что-то другое? Пофиг, продолжаем повторять за раскатистым голосом попа — моей природной и истинной Всепресветлейшей, Державнейшей, Великой Государыне, Императрице Елисавете Петровне, Самодержице Всероссийской, и прочая, и прочая, и прочая.

Фух! Слава богу, не стали все регионы перечислять. А то помню, попадался мне на глаза полный титул Николая Второго…. Блин, опять отвлекся.

— …и Ея Императорского Величества Высокому Законному Наследнику, Его Императорскому Высочеству, Благоверному Государю, Великому Князю, Петру Феодоровичу, который по изволению и Самодержавный Ея Императорского Величества власти определенным и к восприятию престола удостоенным Высоким Наследникам верным, добрым и послушным рабом и подданным быть, и все к Высокому Ея Императорского Величества Самодержавству, силе и власти принадлежащие права и прерогативы (или преимущества) узаконенные и впредь узаконяемые по крайнему разумению, силе и возможностям предостерегать и оборонять, и в том во всем живота своего в потребном случае не щадить.

Еле-еле хватило дыхания все это выговорить без запинок. А поп нормальный, он, похоже, на выдохе этот текст мерным речитативом еще полчаса без единого вдоха читать может. Так, стоп, кого он там назвал? Елизавета Петровна и Петр Федорович? Кто это? Блин, ничего не говорит. Что за Петр Федорович такой? Не помню такого царя в России. Был Петр Алексеевич и Петр Петрович… продолжаем, не отвлекаемся мыслями!

— …и при том по крайней мере старатися споспешествовать к Ея Императорского Величества верной службе и пользе Государственной во всяких случаях касатися может, об ущербе же Ея Величества интереса, вреде и убытке, как скоро о том уведаю, не токмо благоверно объявлять, но и всякими мерами отвращать и не допущать тщатися буду.

Как они тут любят всякие сисястые окончания. Старатися, касатися, тщатися… Определенно, по здешнему русскому языку я экзамен не сдам.

— …когда ж к службе и пользе Ея Величества какое тайное дело, или какое б оно ни было, которое мне приказано будет тайно содержать, и то содержать в совершенной тайне и никому не объявлять, кому о том ведать не надлежит, и не будет повелено объявлять, и поверенный и положенный на мне чин, как по сей определенный от времени до времени Ея Императорского Величества именем определяемым инструкциями и Регламентам и указам надлежащим образом по совести своей исправлять, и для своей корысти, свойства и дружбы, ни вражды противно должности своей и присяги не поступать, и таким образом себя весть и поступать, как доброму и верному Ея Императорского Величества рабу и поданному благопристойно есть…