Репей в хвосте (СИ) - Стрельникова Александра. Страница 23
До сих пор молчавший Иван внезапно откашлялся.
— Можно все-таки узнать, кто она такая? А то как-то…
— Отчего ж нельзя? Можно. Начинала как обычная шлюха, но оказалась такой талантливой, а главное неглупой, что ее завербовали. Ниночка идет в дело, когда требуется тонко и ненавязчиво узнать или подсунуть какую-то информацию, кого-то скомпрометировать, получить материал для шантажа… Ну вы понимаете.
Иван задумчиво кивнул, а отец не удержался от колкости, если «колкостями» в принципе можно называть его обычные стенобитные выпады.
— Может, научишься выбирать себе баб, с…
Суки, ее сыны, сволочи, сопляки и прочая нечисть ощутимо сгустилась в воздухе.
— Боюсь, в ближайшее время мне это умение не сгодится. Я уже сделал выбор, — Иван картинно обнял меня за талию, и я в ужасе прикрыла глаза, полностью убежденная, что в следующее мгновение кулак отца, случайно сбившись с курса, попадет вместо его нахальной физиономии в мою.
Однако ничего не произошло. Родитель мой, о чудо, молчал, переваривая сказанное, зато Пряничников разливался соловьем. Правильно говорят — седина в бороду, бес в ребро.
— Ох я вам скажу и девка! Ты бы, Сашка, тоже не устоял. Никто бы не устоял. Страстная, горячая…
— Горячая, как гадюка на солнцепеке, — негромко проворчала я и почувствовала, как Иван, дразнясь, щекотно ткнул меня пальцем в бок.
— Что делать-то будем?
Отец вскинул голову и выдал загробным голосом.
— Выгнать вот этого в три шеи, и все Машкины проблемы как рукой снимет. А если ты и вправду так сильно любишь, сам уйдешь, чтобы не подвергать ее опасности, — это уже непосредственно к Ивану.
Я клещом вцепилась в его руку, начавшую медленно сползать с моей талии, и, выпятив челюсть, уставилась на отца.
— Ни черта у тебя не выйдет!
— Совершенно справедливо, — это неожиданно вступил в разговор Пряничников, видимо наконец-то очнувшийся от своих эротических грез.
— Это почему же?
— Во-первых, потому, что я уже неплохо знаю Машу — репей, он и в Африке репей, во-вторых, потому что я более чем хорошо знаю своих коллег… И, наконец, в-третьих, потому что вдруг все наши построения в корне неверны, и опасность угрожает непосредственно Марии? А потом, черт меня дери, я, быть может, все последние десять лет готовился и ждал возможности как-то сквитаться с господином Чеботаревым!
— Только не за счет моей дочери!
— А я и не собираюсь действовать за чей-то счет. У меня у самого компромата собрано столько, что можно потопить Гренландию, не то что двух федиков. Просто приятно, что есть возможность еще и хорошим людям помочь. Итак! Маша, что ты теперь думаешь делать?
— Да, собственно, я человек подневольный. С понедельника уезжаю в командировку дней на пять.
— Это хорошо… Я уверен, они сейчас паузу выдержать захотят, посмотреть, что выйдет из этой их вылазки. Так что езжай спокойно. Только смотри, никаких резких движений. Работай, снимай, что тебе положено, а потом тихим ходом домой. Ясно?
— Куда яснее.
— А вы, Иван, тоже спокойно продолжаете с Васей проживать на даче. Тихо, открыто, чтобы не вызвать у них беспокойства и новой волны действий. Та-ак. А мы с тобой, Саша, начнем потихоньку готовиться к военным действиям. Уж извини, придется тебе у меня на посылках быть. Сам, увы, не мобилен.
— Полностью в твоем распоряжении.
— А как быть с потенциальной возможностью вмешательства Аслана? — тихонько спросила я.
— Не думаю, чтобы эта угроза была серьезной, Машенька. Не стоит беспокоиться раньше времени.
— А как ты сама думаешь, — Иван развернул меня к себе лицом и заглянул в глаза, — он способен на такой шаг, как похищение сына? Может ему понадобиться это?
Я могла обманывать «федиков», прятаться сама от себя, но ему соврать почему-то опять не смогла.
— Да… Ты понимаешь? Да!
Выбираться от дяди Вени решили всем вместе, благо багажное отделение Лендровера было, что называется, на четыре трупа, если не на дюжину. Отец собирался лесной дорогой довезти Ивана до одной из станций электрички чуть дальше Болшево, а потом уже доставить в свой дом меня. Высаживая первого пассажира, родитель мой был мрачен и грозен, как Зевс-громовержец.
— Имей в виду, герой-любовник: все как-то забыли, что тебя обвинили в причастности к заговору о похищении мальчика, а я помню. Если с ребенком что-то случится…
— С Васей что-то может случиться только после того, как что-то случится со мной. А тогда все ваши угрозы, Александр Евгеньевич, боюсь, окажутся невостребованными.
Слова… Слова. Страшные, ненужные. А за ними реальность. Еще более жуткая.
В командировку я уезжала с тяжелым сердцем. К тому же и команда подобралась «не фонтан». Перфильев все еще был в отгулах. Со мной отправили человека, с которым я до этого ни разу не работала. Админ же мне как раз был хорошо известен. Хороший парень, но большой любитель горячительного — порок весьма распространенный среди телевизионщиков, вынужденных более чем часто ездить в командировки. А что еще делать в гостинице незнакомого города долгими вечерами? Когда самолет уже вплотную приблизился к цели нашего путешествия, стало ясно, что не избежал сей пагубной привычки и Игорь, мой оператор…
К счастью, в аэропорту нас встречал армейский ГАЗик. Солдатик-водила, почему-то поглядывая на меня как на сливочное мороженное (Господи! Да я уж для него — бабка старая!), ловко разместил нас и нашу аппаратуру в своей громыхучей чудо-машине, и через полчаса мы уже въезжали на территорию части.
Нас ждали. Все вокруг блестело — деревья и газоны ухожены, окна в казармах вымыты, даже у бордюров вид был такой, будто их только вчера покрасили белой краской. Пока знакомилась с офицерами части, я нет-нет да возвращалась глазами к ее командиру. Он поздоровался с нами первым, и теперь стоял в сторонке, тоже изредка поглядывая на меня. Лицо его было настолько знакомым… Да, я встречала его раньше. Но когда и где?
Потом думать об этом стало некогда — размещение, обед, знакомство с частью, с самими мальчиками-воспитанниками, разговоры, и прочее, прочее, прочее… Снимать мы думали начать со следующего дня. Прямо с подъема и постепенно проследить весь день части, которая и стала домом для двадцати бывших беспризорников. После ужина, который мы разделили с офицерами и их женами, уже в курилке я наконец-то решилась.
— Я знаю вас. Но никак не могу вспомнить откуда. Да и имя… Полковник Станислав Аркадьевич Ильченко… Вы не поможете мне вспомнить?
— Если хотите, Мария Александровна. Для начала замените «полковник» на «младший лейтенант», а вместо Станислава Ивановича поставьте просто — Славик…
— Славик?.. Ильченко?
— Ну, вспомнилось?
— Да… — почти прошептала я.
Слава Ильченко появился в части моего отца почти одновременно с Никитой. Они вместе ушли в Афганистан и вместе вернулись. Вместе же пройдя там через плен. Только Никита теперь возносил немые молитвы господу, а Станислав командовал крупной войсковой частью. Оказался сильнее? Может, отец был в чем-то прав?..
— Я не решался напоминать. Боялся причинить лишнюю боль. После смерти Ники… Прости.
— Что? — я даже задохнулась от удивления.
— Прости еще раз, я правда не хотел будоражить… Знаю, как его поступок повлиял на тебя…
— Какой поступок? О чем ты?
— О… О самоубийстве…
— Кто тебе сказал? — севшим голосом спросила я и неделикатно ухватила его за лацканы отутюженного парадного кителя.
— Твой отец… И про то, что после ты попала в больницу… Ну, с нервами…
— Вот… — давно я не ругалась так смачно и разнообразно.
Замолчала я только почувствовав, что вокруг наступила полнейшая тишина, и все, кто в этот момент был в комнате, с самыми странными выражениями на лицах слушают мой малопристойный монолог. Ильченко, чью одежду я так и не выпустила из рук, откашлялся, и все тут же отвернулись и загомонили с неестественной оживленностью. Лишь какая-то нарядная женщина по-прежнему не сводила с нас напряженного взгляда.