Репей в хвосте (СИ) - Стрельникова Александра. Страница 27

— Понятно. Враг Петренки — друг нам. Ты правильно рассудил, Ника.

Я вздрогнула. Редко когда Никит называют этим женским именем крылатой богини Победы. Собственно только одного такого и знала… Бородач тем временем перевел взгляд на меня.

— Не местная, — утверждение, а не вопрос.

— Нет, не местная. Из Москвы.

Присвистнул.

— Далеконько занесло…

— Да уж… — я вымученно улыбнулась.

— Как вас звать-величать, гостьюшка?

— Мария Александровна… Маша…

— А я Михаил Иванович, почти Медведь. Вот ведь какая сказочка получается, — задумался, глаза острые, умные, решительные. — Мариша! — это уже в дом. — Собери там поесть. Гостья у нас, — и снова мне. — Проходи. Милости просим.

Я шагнула мимо него в темные сени. Услышала, как он крякнул за спиной ворчливо, и тут же почувствовала, как меня ловко освободили от пистолета, засунутого сзади за пояс джинсов.

— Тяжелая артиллерия, Мария Александровна?

Я рассмеялась.

— Оружие скорее психологическое, Михаил Иванович. Вряд ли когда смогу во что-то живое выстрелить.

— Тогда, не обессудь, оставлю-ка я его до времени себе.

— Спасибо, — несколько невпопад, но совершенно искренне ответила я и переступила порог горницы.

Именно так и хотелось назвать эту просторную светлую комнату. Белоснежные, вручную вышитые занавески на окнах, иконка в углу, под ней мерцает лампада, громадная выбеленная печь, светлое дерево выскобленного добела стола, румяные мордашки русоволосых детей и, наконец, сама хозяйка — не по моде пышная, но донельзя уютная и какая-то теплая, в нарядном домашнем платье, причудливо расшитом по подолу, рукавам и у открытого ворота. Накормила она меня до отвала. Давно так вкусно не ела. От еды словно опьянела, глаза стали слипаться, но этого счастья позволить себе пока не могла.

— Михаил Иванович, как мне в Энск от вас попасть?

— Эвон! В Энск! — задумался. — Чего тебе там делать-то?

— Ждут меня. Волноваться будут. Да и улетать мне завтра, то есть уже сегодня… — я прикрыла ладонью рот.

— Плохи дела. Ну да посмотрим, что тут можно сделать.

Поднялся из-за стола, грузно, словно и вправду медведь, двинулся вглубь дома. Я тоже встала, поблагодарила, но за хозяином не пошла — не приглашали. Вышла на крыльцо, потом во двор. Вечерело. Солнце уже убралось за острые пики елей. Даже воздух стал другим. Из дверей сарая выглянула пестрая добродушная морда коровы, и я решила подойти поближе.

Внезапно какой-то совершенно чуждый всему окружению звук нарушил идиллию этого богом забытого уголка. Я обернулась на него, задрала голову, и глаза мои полезли на лоб — из верхушки покрытой тесом крыши, тихо жужжа, выдвигалась параболическая антенна…

— Вот тебе, бабушка, и Юрьев день… — несколько не к месту пробормотала я и присела на выщербленный пень, на котором хозяин, видно, колол дрова.

Там он и застал меня, когда через четверть часа появился на пороге дома. Хмыкнул, проследив за моим обалделым взглядом, глянул с затаенным весельем — мол, что, думала — мы здесь только и умеем лаптями щи хлебать?

— Вертолет еще не вернулся из Якурима. Так что раньше завтрашнего утра ничего не выйдет…

— Что за вертолет? — внезапно забеспокоилась я.

— Не кипеши. Не сегодня улетишь в эту свою Москву — так завтра. Может, так оно и лучше будет… — туманно завершил разговор он и, развернувшись, пошел обратно в дом. Однако на пороге обернулся.

— Переночуешь на сеновале. Там тебе удобнее будет. Мариша все нужное даст — одеяло там, подушки.

— Спасибо.

Через полчаса я уже с блаженным вздохом растянулась на ароматной травяной постели. Какое-то время обдумывала возможность сходить и попроситься позвонить домой или хотя бы Славе Ильченко в Энск, но почему-то забоялась и вскоре уже начала дремать. Не знаю, что меня разбудило, может, ветер зашумел в верхушках темных деревьев? Или все-таки это сделал Ника? Как ни бесшумно он ходил, но в моем нервозном состоянии даже звук его дыхания способен был заставить меня вскочить с колотящимся в груди сердцем. Парень сидел совсем близко — протяни руку и коснешься.

Я не успела подумать об этом, как он так и поступил, положив свою ладонь мне на ногу чуть выше щиколотки. Рука его была сухая и горячая, но меня почему-то зазнобило.

— Ника, не надо этого… — начала было я и осеклась — он же не слышит, и здесь слишком темно, чтобы суметь прочесть что-то по губам…

Свет, нужен свет! Чуть в стороне на сене лежал яркий серебристо-бледный мазок лунного света, падавший сквозь слуховое оконце. Я двинулась к нему, и в то же мгновение юноша, видно, испугавшись, что я убегу, метнулся ко мне и повалил на спину, подмяв своим молодым, сильным и жаждущим телом. Я рванулась, но этим должно быть только раззадорила его. Он стиснул мои запястья одной рукой, другая уже поспешно и неловко шарила у меня под одеждой… Господи, да что же это?! Что делать-то? Я изогнулась в тщетном усилии освободиться.

И вдруг все кончилось. Неожиданно он выпустил меня и, откатившись в сторону, заплакал… Звуки эти, не слышные ему самому, были странными, даже жутковатыми, словно стонало и жаловалось раненое животное. Я оцепенела, пронзенная такой острой жалостью, что сама почувствовала боль.

— Ника… — дрожащей рукой я коснулась его плеча.

Он вскочил и бросился к лесенке, ведущей на первый уровень сеновала. А я — дурочка, все-то никак не могу успокоиться и перестать ввязываться в чужие дела — бросилась следом. Теперь стало проще — луна светила как сумасшедшая. Я поймала его за рукав и развернула к себе лицом.

— Ника! Послушай, Ника!

Он отвернулся, и тогда я обхватила обеими ладонями его лицо и заставила смотреть на себя.

— Ника, я люблю другого человека. Я не могу…

Он дернулся прочь, но я не пустила.

— Послушай, дурачок. Все у тебя еще будет! Поверь мне. Ты красивый, сильный, у тебя дивные глаза… Девушки будут ходить за тобой табуном, появись ты в городе.

Лицо его искривилось циничной улыбкой, сквозь которую явно просвечивала боль. Я поняла, о чем он подумал, словно слова были произнесены вслух, и внезапно тихонько рассмеялась, заставив его удивленно распахнуть глаза.

— Я лично знаю по крайней мере десяток более чем преуспевающих, красивых и удачливых женщин, которые втайне мечтают проснуться однажды утром и обнаружить, что их ненаглядные благоверные внезапно онемели. Правда-правда, я не вру! А уж сколько мужчин думают о том же в отношении своих жен!

Он улыбнулся недоверчиво, потом шире, а после, поцеловав по очереди обе мои ладони — и откуда в этом юном Тарзане столько утонченного эротизма? — бесшумно скрылся в тени, которую отбрасывал отцовский дом. А я осталась стоять посреди освещенного луной двора, обхватив себя руками за плечи.

На рассвете меня разбудил стрекот. Чуть не свернув себе шею на шаткой лесенке, я выскочила из сарая и, прикрывая ладонью глаза, уставилась на изящную стрекозу, зависшую над крышей большого дома. Потом вертолет внезапно накренился вперед и ушел в сторону леса.

— Он улетает, — я растерянно махнула рукой в сторону удаляющегося звука.

Михаил Иванович, уже стоявший посреди двора, когда я выскочила, улыбнулся успокоительно.

— Недалеко, Мария Александровна. Возле дома нет места для посадки. Специально так сделал, чтобы незваные гости на голову не сваливались. А так Вадик показался нам — дескать, свой и полетел на площадку. Через полчасика придет и гостя приведет.

— Гостя?

— Да. Есть у нас кое-какие условные знаки. Вот и намекнул он мне, что не один прибыл. Но не волнуйтесь — чужие здесь не ходят. Да и не дам я вас в обиду, — глянул как-то странно, глубоко.

Черт! А ведь знает он про наши ночные дела с Никой… Мысли в голове заметались в судорожном желании найти нейтральную тему.

— А… А Вадик, это кто?

Вскинул рыжие лохматые брови.

— Мой пилот. Парень надежный, хотя и любит похулиганить… Молодежь, что возьмешь!

Еще один штришок к портрету лесного отшельника. Не каждый на Руси Великой может позволить себе собственный вертолет и личного пилота… К кому в гости занесла меня нелегкая? Впрочем, это выяснилось неожиданно быстро и самым удивительным образом.