Репей в хвосте (СИ) - Стрельникова Александра. Страница 31

Занятая этими мыслями, я уже почти дошла до своей комнаты, откуда собиралась позвонить домой, когда вдруг остановилась как вкопанная, схватившись рукой за лоб.

«Флешка!»

Я забыла скопировать, а лучше и вовсе забрать флешку, которую отснял Игорь в обстреливаемом вертолете! Я бросилась к операторской. Игоря там не было. Зашел на минутку, поздоровался и снова куда-то подался. А камера оказалась пуста. Карту памяти кто-то уже спер… Игорь? Где он может быть? Что бы сделала я на его месте? Что есть духу, помчалась к аппаратным. Нет, там его не было… Выскочила в коридор. Да куда же? Я его совсем не знаю. Мало ли что он захочет сделать с этим материалом — это же настоящая бомба и немалых денег может стоить, если подойти к делу с умом. Опять побежала к операторской — может, вернулся? Куда там! Понурясь, в полном отчаянии и растерянности я побрела назад к своей комнате. Сворачивая за угол, натолкнулась на кого-то, извинилась, собираясь идти дальше. Как вдруг…

— Мария Александровна, а я уж думал, вы ушли! Я подумал, что флешку в камере оставлять не стоит…

О господи! Это был Игорь. Я сжала в кулаке обретенное сокровище и, чувствуя необходимость как-то объясниться, что-то сказать, начала:

— Игорь, я не знаю, отдаешь ли ты себе отчет…

Он не дал мне договорить.

— Не волнуйтесь, Мария Александровна, я все прекрасно понимаю и не наврежу своими действиями ни вам, ни тем более себе, любимому.

— Спасибо. И…

— И сделайте побольше копий. Чем больше, тем лучше, — с каким-то более чем странным выражением проговорил он, и я подумала, что видно он действительно очень хорошо понимает, с чем ему довелось столкнуться.

Простились мы более чем тепло. Он собирался сходить перекусить и двигать домой, я же снова пошла в редакционную комнату к своему столу. Пока карта памяти делилась информацией с моей личной флешкой, а потом и с парой дисков, позвонила на дачу.

— Да?..

— Ванечка!

— Машка! А мы уж заждались! Думали, ты раньше будешь…

— Так получилось… Я скучала.

— Я тоже, — басит чуть смущенно и счастливо.

«Люблю! Как люблю!»

— У вас все в порядке?

— Да, — легкая заминка. — Приезжай поскорее.

Я задумалась — мне жизненно необходимо было попасть к дяде Вене. Причем так, чтобы рядом не было ни Ивана, ни отца. Информацией, полученной в Энске, я не хотела делиться ни с отцом, потому что это дало бы ему новое оружие против Ванечки, ни с ним самим, просто не желая бередить ему душу, причинять лишнюю боль.

— Машуня! — голос Ивана, заставил меня выйти из задумчивости. — Так когда тебя ждать?

— Скоро. Только к дядюшке съезжу.

На сей раз пауза была ощутимо долгой.

— Что-то случилось?

— Все хорошо. Не волнуйся.

Мне очень хотелось сказать ему больше, но было небезопасно, хотелось говорить о своей любви, и тоже не получалось — комната для этого была слишком людной.

— Я скоро. Слышишь? Я буду спешить.

— Я тоже очень хочу тебя.

Я едва не ахнула, так мощно отреагировало мое тело на эти казалось бы простые до банальности слова.

— Так ты все еще любишь меня? — едва слышно шепнула я и затаила дыхание.

— Да. Люблю. А ты, Марья Моревна, прекрасная королевна?

— Увидишь, как приеду, Иван-царевич мой.

Потом я позвонила еще в одно место, положила в сумку с вещами один диск, на который перегнала наше совместное приключение — «исходник» в виде карты памяти и моя флешка были отправлены в сейф, а второй диск спрятан в бумагах в беспорядке лежавших на столе — и отправилась в путь.

Слава Васильев со своим мотоциклом уже ждал меня в условленном месте. Я справедливо рассудила, что его железный конь да плюс мастерство гонщика, помноженное на мое отличное знание всех стежек и дорожек возле Болшево, когда-то изъезженных вдоль и поперек на велосипеде — девчонкой летние каникулы я чаще всего проводила именно там — станут оптимальным вариантом для того, чтобы в срочном порядке добраться до дяди Вени и при это не привести за собой «хвост».

Мы ехали уже с полчаса, когда Славка проорал, перекрикивая ветер.

— Теть Маш, вы не будете сердиться, если я спрошу у вас кое-что?

— Начало мне нравится. А что дальше?

— Понимаете, одна моя знакомая… Она замужем, и… В общем, она полюбила другого мужчину и теперь не знает, что ей делать. Никак решиться ни на что не может.

— По-моему тут может идти речь только об отсутствии этой самой решимости у того мужчины. Нам, теткам, слишком долго вдалбливали в головы, что мужчина — главный, первый, он должен и он может… Ну ты понимаешь, что я имею в виду. Поэтому мы чаще всего склонны идти у вас на поводу и именно от вас ждем решительных действий.

— Она, кажется, беременна и… Короче этот мужчина не уверен, кто настоящий отец ребенка — он или ее муж, и не хочет разрушать семью.

— Кажется! А что же сама твоя знакомая говорит?

— Говорит — мой… — он понял, что проговорился и осекся.

Я тоже было начала тактично молчать, но потом не сдержалась.

— Господи, Слав, во-первых, кому как не ей знать, кто отец, а во-вторых, какая, в сущности, разница? С моей точки зрения, а опыт, согласись, у меня есть, отец не тот, кто зачал, а тот, кто душу вложил, носил ночами на руках, когда животик пучило, шлепал по заднице, когда он (или она) шкодили, подсматривал в окошко, с кем у подъезда целуется — достойная кандидатура или нет… — я все еще молотила языком, когда меня вдруг пробило. — Слава, да ты никак Лидушу у мужа увел!

Мотоцикл вильнул по дороге, и нас подбросило на ухабе так, что я чуть было не прикусила свой болтливый язык. Но посудите сами — чего бы он стал со мной обсуждать подобное, если бы я не была заинтересованной стороной? Парень молчал долго, явно сдерживался, а потом…

— Ни фига я ее не увел! — воскликнул отчаянно, сердито.

— Так чего телишься? — заорала я не менее гневно — ох уж мне эти мужики! — Уводи поскорее, да и дело с концом! Э… Только забудь, что я тебе это говорила и никогда не вспоминай. Хорошо?

Облегченное ржание (иначе не назовешь), которое я услышала в ответ, было лучшим, что случилось со мной за последнюю неделю… Если не считать недавних Ванечкиных слов… И того, что я все-таки вернулась к нему живой… И того, что встретилась со Славой Ильченко и с Медведем Ивановичем… И еще с Никой… Я буду не я, если не сосватаю ему какую-нибудь хорошую дивчину! У меня, ведь, оказывается, это получается! Господи, да жизнь вообще отличная штука! И я не хочу, чтобы ее отобрали у меня по пока совершено непонятной для меня причине незнакомые мне люди! Я все узнаю, и уж тогда-то они у меня попляшут!

Дядя Веня встретил нас радушно, хотя и несколько настороженно. Славка тут же был отослан на кухню с поручениями касательно ужина, а я поднялась следом за хозяином на галерею. Он выслушал меня молча, качая седой головой. Потом просмотрел запись с диска, глянул в петренковскую бумажку. Задумался. А потом, хлопнув себя по неподвижным коленям, сказал.

— Ну что ж! Выходит так, что ждать больше нельзя. Не очень я еще готов, да что делать. Человек предполагает, а бог располагает, — потом поднял на меня глаза и продолжил. — Твой ход, Маша. Я думаю, твоя компания заинтересуется тем, что одну из ее ведущих сотрудниц пытались убить.

— Так вы хотите…

— Да. Этот диск и эта бумажка должны оказаться в эфире с соответствующими комментариями. И чем скорее, тем лучше.

— А?..

— Нет. Предысторию не трогай. И Ивана не поминай. Просто этот последний случай.

— Но ведь тогда тот второй, Лелик, останется как бы и не при чем.

— Нужно просто обозначить участие ФСБ в твоей судьбе. Засветить их. Остальное и главное все равно будет делаться внутри самой Службы. Чеботарев, чего бы он ни хотел добиться, провалился, а у нас такие не задерживаются. За ним и Крутых скатится, если запачкался. Опять же по факту начнется внутреннее расследование, которое наверняка многое выяснит, а значит информация дойдет и до меня. Я уж постараюсь это устроить. Что же касается твоего Ивана… Поузнаю, конечно, про то заведение, но без гарантий. Подобных тихих неприметных углов много, и все они более чем хорошо засекречены. Правда, по опыту могу сказать, если то, что произошло с ним, результат промывания мозгов, память, скорее всего, не вернется к нему никогда. Может, это и хорошо, потому что контингент тех, кто попадает в подобные места, хоть и широк, но не включает в себя людей безобидных. Я видел, как он дрался с твоим отцом. Память может безмолвствовать, но тело помнит действия когда-то доведенные до автоматизма. Он профессионал, Маша. Кто его готовил, для чего, а главное, почему все закончилось именно так, а не иначе, теперь, наверно, так и останется тайной, погребенной под обвалами его личности. Что же до остального… Не знаю, что и сказать тебе. Так-то вот.