Золотошвейка (СИ) - Шведова Анна. Страница 19

И в этот же миг чужая воля покинула меня. Так стремительно, что я кулем упала на пол, будто до этого стояла лишь последним усилием воли. Зарычавший Джаиль быстро вздернул меня вверх, встряхнув, как тряпичную куклу, и поставил на ноги, но я даже не обратила на него внимания. Я испугалась. Испугалась до прошибшего меня холодного пота и упавшего в никуда сердца. Я искала глаза.

Они смотрели в никуда. Потухшие и далекие. Воздух еще частыми хриплыми рывками вырывался из посиневших губ, но глаза уже отказались жить. Демонстративно, назло мне.

Джаиль сообразил, наконец, вытолкать меня из зала, но мне уже было все равно.

Я с поразительным энтузиазмом вымещала зло на Джаиле, а он с поразительным спокойствием отвечал мне тем же. Пока он доволок меня до каморки, где с удовольствием заточил, я успела слегка поцарапать ему щеку и основательно заехать по щиколотке своим отнюдь не шелковым башмаком. В отместку он залепил мне такую пощечину, что я надолго забыла о хаосе, который бушевал в моей душе.

Сначала боль, простая и незамысловатая физическая боль - от удара, от крепко стянувшей руки веревки, а потом лихорадочные рассуждения по поводу того, что же мне теперь делать, вернули меня к жизни.

Судя по настроению Джаиля, мне не просто никто не поверит, но даже и слушать не станет. Ни у кого даже сомнений не возникло, кто убил графа Ноилина, и теперь оставалось лишь вынести вердикт.

Мстительный Джаиль, который, по-моему, посещал меня в моем заточении лишь для услады собственных глаз, находя меня висящей и страдающей, с превеликим удовольствием добавлял масла в огонь моих сомнений, живописно рисуя, какие выводы - с его подачи - сделали разгневанные гости.

Оставалась одна надежда - на Тильду. Все-таки это неудачное воплощение ее идеи, ее фантастически неудавшийся план. Но сознается ли она в соделаном, зная, что ее зелье оказалось совсем не того свойства, что было задумано? Чего может быть проще, как обвинить во всем меня? Я не слишком хорошо знала Тильду, и хотя верить в ее неискренность не хотелось, не представляла, что от нее ожидать. Собственное будущее рисовалось мне самыми тусклыми красками и в самом зловещем виде.

...Не знаю, сколько времени прошло, несколько часов или несколько столетий, но в мою темницу вошел, наконец, кто-то еще кроме опротивевшего мне Джаиля.

Это был "серый камзол", Крэммок. Он бесстрастно оглядел меня, осторожно приподнял худыми пальцами мой подбородок и, глядя в глаза, спросил:

- Откуда у тебя катари рабс?

- Что? - непроизвольно всхлипнула я, - Какой рапс?

- Катари рабс - яд, весьма редкостный яд. Его делают из частей некоторых моллюсков с далеких Монзорских островов, густо приправляя заклятьями. Это не простой яд, который обычно опытный маг может обезвредить задолго до того, как он попадет в его тело, и даже после того, как он его выпьет. Катари рабс - яд исключительно для магов. Мало кто знает, как с ним бороться. К счастью, однажды я уже имел такое удовольствие сталкиваться с ним раньше и выжил. Без этого вряд ли мне удалось бы спасти графа Ноилина.

- О хвала богам! - заорала я, щедро раздавая слезы, - Он жив!

Если бы у меня были свободны руки, я бы его обняла и расцеловала!

- Да, - слегка удивился "серый камзол", - Ты решила, что он умер?

Он обернулся и посмотрел на мрачного Джаиля, мстительно улыбавшегося мне.

- А теперь расскажи, девушка, что ты об этом знаешь.

От радости я готова была рассказать что угодно, тем более, что скрывать мне было нечего. Но описывая замыслы Тильды, теперь я посмотрела на ее идеи и поступки с другой стороны. У меня было время подумать.

По моему глубокому убеждению, Тильда, равно как и моя сестра Селина, относилась к той отнюдь не редкой категории людей, которые стесняются Голой Правды. И как любой стеснительный человек, такие люди искренне стараются прикрыть неприглядную с их точки зрения наготу хоть чем-нибудь, начиная от фигового листка приукрашивания и заканчивая броней откровенной фантазии. Так что Правда нередко оказывается в лагере противника. Но это не мешает ее декораторам считать себя людьми исключительно правдивыми и честными.

Тильда наверняка верила в то, о чем говорила. Она могла бы даже убедить в этом и меня, однако я слишком долго времени провела рядом с Селиной, поэтому прекрасно чуяла все оттенки лжи. Но дело было в том, что ее ложь могла вовсе не иметь никакого отношения к "катари рабсу". Тильда могла скрывать что угодно, например, что зелье варила все-таки не она сама, или граф вовсе не ее отец, а предмет ее тайного вожделения. И как бы это ни объяснялось, суть ее притязаний оставалась неизменной - привлечь внимание графа Ноилина, и она делала это всеми возможными способами. Вот только не верилось мне, что она намеренно отравила хозяина. Тильда мне нравилась, вот ведь незадача.

Пока я не могла в этом разобраться и предпочла ни с кем своими соображениями не делиться. Тем более, что версия самой Тильды могла вполне отличаться от моей.

- Вы бы спросили ее сами, почему она это сделала и что произошло, - осторожно предложила я.

То, как Крэммок проигнорировал мое предложение, заставило меня насторожиться. Я вздохнула и продолжила рассказ.

Поверил мне "серый камзол" или просто пожалел, но с крюка меня сняли, а веревки разрезали. А еще избавили меня от общества Джаиля, что и вправду было великодушным жестом.

Сидя в одиночестве на колченогом стуле, я пересчитала все камни на стенах, вдоль, поперек и по диагонали. Потом пересчитала камни на полу. На потолке не успела, потому как за окном совсем стемнело. Я придвинула стул к запертой двери - дерево всё-таки, а не камень - и по-птичьи уселась на него в ногами, прислонившись к его спинке, обхватив себя руками. Я отчаянно замерзала и была голодна, но физическое неудобство было куда лучше душевных волнений. Оставаться среди источающего холод камня было невмоготу, но звать на помощь Джаиля было выше моих сил. По крайней мере пока.

Когда, наконец, дверь отперли, я просто вывалилась из нее боком, поскольку ненароком забылась в кошмарной дреме. И не подхвати меня чьи-то чужие руки, я оказалась бы на полу. Однако сообразив, что это руки Джаиля, я быстро вскочила, встав в какую-то там боевую стойку и выставив на всякий случай сжатые кулаки.

В коридоре ярко горело множество свеч, а видок у меня, видимо, был еще тот. Смотревшие на меня голубые глаза распахнулись в веселом изумлении:

- Ты что же, еще и драться будешь?

- С кем? - страдальчески осведомилась я, отряхиваясь и поправляя одежду. Мой собеседник расхохотался, блеснув белозубой улыбкой, тряхнув белокурой шевелюрой и продемонстрировав незлобивую натуру. Ага, один из гостей!

- Граф Иолль Катэрскир, к Вашим услугам, - склонился он в шутовском поклоне.

- Кассандра Тауриг, простая золотошвейка, коль не шутите, - пробормотала я, откровенно рассматривая очередного графа. Живого.

- Не шучу, - махнул рукой Иолль. Потом задумчиво сдвинул брови:

- Золотошвейка?

Интересно, почему моя профессия с недавних пор вдруг попала в разряд вымирающих? Почему каждый в этом замке обязательно переспрашивает меня о роде моих занятий, будто сомневается в услышанном? Даже не желая показаться невежливой, я все же не стала убеждать его в обратном. У меня были дела поважнее.

- Вам я тоже должна рассказать о моей бесталанной жизни, повиниться во всех грехах и подать отрубленную голову на блюде в знак полного сокрушения и повиновения? Может, меня уже можно выпустить?

Я была несказанно зла на всех обитателей и гостей этого замка.

Иолль с удивлением пригляделся к моей багровой, надо полагать, щеке, осторожно заглянул поверх моей головы в черное нутро тюремной камеры и задумчиво выдал:

- Пожалуй, ты перегнул палку.

- А что, я ей ручки целовать должен? - пробубнил за моей спиной Джаиль, - Отравительница хренова. Моя б воля, я б ей руки повыдергивал...