Золотошвейка (СИ) - Шведова Анна. Страница 8

- Идем, - буркнул Логан, жестом приглашая меня за собой.

Мы прошли по пустому двору, гулко отражавшему звуки наших шагов, и вошли в незаметную боковую дверь, откуда попали в широкий коридор, заставленный вдоль стен комодами и полками. То был черный ход для слуг, и из него вели по меньшей мере еще два коридора и две лестницы: слева - вниз и справа - вверх.

Мы поднялись по неудобной крутой лестнице, завинчивающейся спиралью наверх. Потом опять был какой-то коридор, темный и узкий, в стенах которого виднелись крохотные ставни, скрывающие надо полагать, окна во двор. По правую руку мы миновали две двери - непохоже было, что ими недавно пользовались, - ведущие, как я могла предположить в некие комнаты. На полу различалась едва заметная в тусклом свете свечи дорожка, прямо-таки колея, вытертая бесчисленным количеством ног... С каждым шагом отчаяние все больше овладевало мной. Это не замок, это рухлядь какая-то. А с виду вроде ничего. Кому нужно в этой развалюхе золотое шитье?

Логан привел меня в небольшую комнату и я впервые воспряла духом. Комната была довольно просторной, чистой, а главное - светлой. Два вполне привычных окна выходили на юг, и теперь солнечный свет, льющийся сквозь них, ложился яркими желтыми ромбами на каменном полу.

В комнате был стол, стул, настольная лампа, стеллаж, придвинутые к стене большие квадратные пяльцы, кресло у закрытого экраном камина и больше ничего. Зато была еще одна дверь, которую Логан распахнул и скучающе заявил:

- Спальня.

Это меня удивило - после темных коридоров не ожидала стольких удобств. В спальне была кровать, неизменный камин, вешалка в углу и умывальные принадлежности. И крепкий запор на двери.

Я удовлетворенно кивнула. Итак, пришло время задавать вопросы.

- Когда я увижу... графа Ноилина? - задала я самый животрепещущий из них, - Что я должна делать?

- Все узнаешь. В свое время. И лучше будет, если ты не станешь выяснять это самостоятельно.

На этом наше знакомство закончилось. Логан повернулся и вышел, оставив меня одну. Нелюбезность приема приводила меня в отчаяние, но я решила не сдаваться.

Чтобы изучить все, что было в двух комнатах, мне хватило десяти минут. На стеллаже в больших плетеных корзинах лежали аккуратно сложенные шелковые, хлопковые, льняные, золотые, серебряные нити и канитель, шнуры и галуны, скатанные в клубочки. Здесь же стояли коробочки с иглами, ножницами, наперстками и даже порядком потертая линза. Стопочкой лежали отрезы льна, хлопка, шелка. Раздолье для рукодельницы.

Но больше смотреть было не на что. Через час я уже была готова сбежать. Положение спасло появление чопорной сухой старой женщины, озабоченно кивнувшей мне и пальцем пригласившей за собой.

Я шла за чинно ступающей старухой и настороженно осматривалась по сторонам. Мы двинулись по тому же коридору, по которому шли с Логаном, но дальше, и, открыв невзрачную с этой стороны дверь, неожиданно вышли к холлу, откуда начиналась анфилада светлых, богато убранных залов, резко контрастирующих с убожеством того, что я видела раньше. Но женщина, не останавливаясь, прошла холл наискосок и оказалась на широкой парадной лестнице, ведущей вниз. Я поспешила следом, вежливо пытаясь спросить старуху, как ее звать, и вообще, завести разговор. К моему удивлению, старуха и ухом не повела. Подивившись на порядки в этом доме, я пожала плечами и молча пошла за ней.

Вскоре мы оказались на кухне, и женщина сразу же исчезла в боковой дверце, оставив меня в одиночестве рассматривать великолепие царства кастрюль и поварешек. В огромной, предназначенной явно для целого гарнизона кухне было три очага, самый большой из которых мог бы вместить телегу с лошадью. Еще на кухне был длинный широкий стол, тщательно отскобленный и вымытый, тянущийся почти от входа и заворачивающий вправо странной загогулиной. На стенах было множество заставленных посудой полок и сверкающих медью ковшей, сковород, кастрюль, черпаков, свисающих с крюков. Там была безупречная чистота и порядок.

- А, девушка, - выскочила откуда-то сбоку давешняя старуха, уже переодевшаяся и выглядевшая куда любезнее. Ее накрахмаленная белая блуза с торчащим вверх неудобным воротником, жесткий корсет и необъятная клетчатая юбка в складку напоминали мне старинные миниатюры с изображением моей бабушки, - Как звать-то тебя?

- Кассандра, Кэсси.

- Кэсси, значит? А я Марта. Садись. Чаю выпьешь? - я кивнула. Признаться, я бы чайком не ограничилась, но заявлять о голоде не спешила - торопиться не стоит, надо бы осмотреться сначала, узнать о местных порядках, которые судя по всему, были отнюдь не просты. Да и поведение старушки меня еще как озадачило. То шла унылая и мрачная, то улыбается, как ни в чем не бывало. Высокая, сухая и плоская, как палка, с длинным тонким носом и вежливой, но совершенно безразличной улыбкой, повешенной в уголки рта, сейчас Марта выглядела вполне энергичной и деятельной, хотя пока мы шли по коридору, мне показалась она совсем иной.

Но загадка разрешилась так просто, что я рассмеялась.

Дверь за моей спиной шумно распахнулась, а обернувшись, я увидела в дверном проеме прежнюю Марту - озабоченную и мрачную.

- Это Тирта, - пояснила Марта.

Старушки были похожи как две капли воды. Разве что одна капля с сахаром, а другая - с солью. У Тирты был подозрительный взгляд, сердито поджатые губы и ни малейшего желания знаться с новой обитательницей дома.

Я с облегчением рассмеялась. Приятно осознать, что с твоей головой все в порядке, а размножение старушек произошло без твоего участия.

Тирта укоризненно глянула на меня и поплыла дальше, с этих пор обращая на меня внимания не больше, чем на фикус в углу.

- Сестра моя. Она плохо слышит, - чуть извиняющимся тоном пояснила Марта и тут же бодро спросила:

- Так ты золотошвейка?

Золотошвейка, киваю, с малолетства только этим и занимаюсь. Мастерская у нас.

- А что, и мать твоя этим занимается? - поинтересовалась Марта, выставляя на стол такие разносолы, что у меня слюнки потекли и я не сразу и вопрос поняла.

Нет у меня матушки, говорю. Зато сестры есть, Селина, вот, на днях здесь была. Неужто не помните? - озадачилась я.

- Ах, Селина, значит, сестрица твоя? Славная девочка, - равнодушно похвалила кухарка, и я прекрасно чувствовала, что нет никакого дела Марте ни до Селины, ни до меня с моими рассказами. Не то, чтобы меня это задело, но в незнакомом месте всегда хочется иметь хоть какую-нибудь поддержку, а здесь, похоже, на это надеяться и не стоит.

- Да ты ешь, девушка, ешь!

- А зачем графу золотошвейка? - рискнула спросить я с набитым ртом, - В свет он не выходит, новую одежду не заказывает, подарки не дарит. Он что, золотное шитье в сундук будет складывать?

- Ты, девушка, знай себе работай, а вопросов не задавай, - слегка охолонила меня кухарка, - Твое дело работать. А зачем - хозяин сам скажет, если захочет.

Ну, меня тут и проняло!

- Что, - возмутилась я, - за тайны здесь такие, что нормальному человеку и спросить нельзя?

Марта пристально посмотрела на меня и серьезно так говорит:

- Ты и вправду, девушка, уйми свое любопытство. Не тайны ради, а чтобы жива осталась. Не будешь совать свой нос, куда не следует - будет все в порядке, никто тебя не тронет, никто не обидит.

Я изумленно хлопала ресницами, не веря своим ушам. Мне угрожали! Что это за место такое?

Марта, явно довольная моей реакцией, улыбнулась и елейно добавила:

- А если что надо будет - одежка, скажем, ты скажи Логану, он все сделает. Ты не думай, работы будет у тебя много, скучать будет некогда.

Я просидела на кухне у Марты и изредка забредающей Тирты до вечера.

Марта готовила ужин, и хоть она в этом явно не нуждалась, я ей усердно помогала. Так, слово за слово, старушка разговорилась, подобрела. Графские тайны, равно как и самого графа мы в разговоре усердно обходили стороной, но в остальном Марта оказалась не такой несловоохотливой, как я этого боялась.