Танец на разбитых зеркалах (СИ) - Герцен Кармаль. Страница 8

«Ну еще бы, — мысленно усмехнулась Клэрити. — Знала бы ты, какой дрянью меня пичкали в больнице».

Наконец ее оставили в покое.

— Клэрити…

Голос доносился из ванной.

Она выдохнула, прикрыла глаза. «Реши для себя — ненормальная ты или безумие — неотъемлемая часть тебя самой».

Клэрити повернулась и взглянула на приоткрытую дверь ванной. Медленно, очень медленно она направилась вперед. Ей надоело бежать. Верно говорят — от себя не убежишь.

Так может, настал час выяснить, чего хочет от нее треклятый голос?

И Клэрити вошла, и коснулась кончиками пальцев своего отражения — после того, как ее дочь пропала, а весь мир словно разом позабыл о ней, грань между реальностью и сумасшествием была тонка как никогда… и размыта — как отражение в запотевшем зеркале.

— Кто ты и чего хочешь от меня? Зачем… зачем ты меня мучаешь?

— Каролина… здесь… — Кому бы не принадлежал этот голос, говорить ей было трудно.

— Каролина… — Клэрити захлебнулась словами. — Ты знаешь что-то о моей дочери?

Отбросить из головы мысль, что она разговаривает с зеркалом. Главное сейчас — услышать ответ.

— Тяжело…

— Говори! — До сегодняшнего дня Клэрити и подумать не могла, что может говорить вот так: властно, требовательно.

— Ее затащили сюда. Она здесь, близко.

— Где — здесь? — едва не сорвавшись на крик, спросила Клэрити.

— Вы, живые, называете это Преисподней.

Клэрити отшатнулась от зеркала, хватая ртом воздух. Каролину утащили в ад.

— Кто? Зачем? — слабеющим голосом спросила она.

— Приходи за ней. Если хочешь, — словно бы не слыша, шептала незнакомка из зеркала.

— Как мне попасть в Преисподнюю? — наконец тихо спросила она.

— Ты приняла решение быстрее, чем я ожидала. — С каждым словом голос невидимки становился все тише. — Ты должна знать — мир, в который ты попадешь, совсем непрост и очень опасен. Быть может, попав сюда однажды, ты больше никогда не сумеешь вернуться.

— Это моя дочь, — тряхнув головой, твердо сказала Клэрити. — Я пойду за ней хоть на край света… хоть в Преисподнюю.

— Хорошо. — В голосе незнакомки звучало удовлетворение. — Тебе нужно будет вынуть осколок из своей груди. Брось его — и тебе откроется вход.

Клэрити ахнула. Так вот что все это значило — острая боль, ощущение, что под кожей находиться что-то инородное. Безумие. Все это время она носила в груди осколок зеркала таинственной незнакомки. Слова ее внушали ужас, но Клэрити запрещала себе ему поддаваться. Просто не могла себе позволить поддаться страху. Если боится она — двадцатитрехлетняя девушка с непростым прошлым, то каково сейчас Каролине?

Она не успела ничего спросить — невидимка из зеркал исчезла.

Если всего минутой раньше Клэрити казалось, что самое сложное — это принять решение отправиться за дочерью в ад, то сейчас стало очевидно — самое страшное еще впереди. Ей нужно достать осколок зеркала из собственной груди.

Хуже всего то, что придется сделать это самостоятельно — как она успела уже убедиться, для остальных осколка просто не существует. Клэрити помассировала прохладными пальцами виски, пульсирующие болью. Слишком много всего на нее свалилось — исчезновение Каролины, появление зеркальной невидимки, ее страшные и безумные слова о Преисподней.

Вот только в это безумие Клэрити была готова поверить охотнее, чем в реальность, где ее любимой малышки никогда не существовало.

Как во сне она направилась на кухню. Из выдвижного ящика стола взяла нож — небольшой, но очень острый. Поняв, что если помедлит еще немного, то просто не сумеет решиться, вонзила кончик лезвия в кожу. Закричала, откидывая голову назад. В груди стало горячо, словно взорвалось сердце.

Ослепительная вспышка сменилась размеренной, но неутихающей болью. И все же Клэрити упорно вела нож вниз по груди. Когда он выпал из ее ослабевшей руки, в груди зияла дыра длиной в палец.

Боль будто бы успокоилась, перестав вгрызаться в плоть. Это придало Клэрити сил. С гримасой отвращения она погрузила пальцы в теплую рану. Наткнувшись на острый край зеркала, потянула на себя. Наконец эта бесконечная пытка закончилась — окровавленный зеркальный осколок лежал на ее ладони.

Клэрити понятия не имела, что делать с ранами, где мгновением раньше находился осколок какого-то магического зеркала. Но кровь из раны не хлестала, и боль прошла. Что-то было в этом неправильное, ненормальное. Впрочем… она только что вынула из груди кусок зеркала, чтобы спуститься за дочерью в ад. О какой нормальности вообще могла идти речь? Поэтому она не придумала ничего лучше, чем просто перевязать грудь бинтом. Переоделась, торопясь избавиться от окровавленного платья. Практичные черные брюки и блузка с длинными рукавами, закрывающее бинт — вполне подходящий наряд для путешествия по Преисподней.

Клэрити вернулась к осколку, который оставила на кухне, взяла его и поднесла к глазам. Из-за кровавых разводов увидеть отражение было невозможно. Осколок жег руки, и она бросила его вниз.

В то же самое мгновение пол провалился. Ламинат сминался внутрь, осыпался неровными кусками. Земля разверзлась под ногами Клэрити, обнажив зияющую пропасть. В ней появились ступени, ведущие вниз, в непроглядную тьму. Ведущие в ад. Она сделала первый неуверенный шаг, за ним — второй и третий. Вскоре ее голова оказалась на уровне пола, а лестница продолжала уводить ее за собой.

Она спускалась в Преисподнюю.

Интерлюдия первая

Настал тот час, когда дальше тянуть было уже невозможно — обсидианов, дарящих спасительный свет, осталось слишком мало.

Их дом долгие годы был их крепостью, сияющим факелом посреди живой, нетерпеливой тьмы. Они жили на задворках города — там, куда не доставал свет обсидиановых фонарей. Выйти на улицу без источника света нельзя, вот они и не выходили. Жили, экономя драгоценные осколки лавы, своей маленькой уютной компанией — престарелая мать и молодой сын.

Эна слегла с тяжелой болезнью, и чувствовала, что осталось ей недолго. Но в этом она могла винить только саму себя. Однажды она заснула, не заметив, что догорает обсидиан, а окно, ведущее в ночь, приоткрыто. И как только обсидиан погас, тьма не преминула этим воспользоваться — проникла в дом сквозь оконную щель и оплела шею Эны в удушающем объятии. Она проснулась от собственного крика…

Роковая случайность, стоившая ей невероятных болей и понимания, что совсем скоро ее сын останется совершенно один. Один против вездесущей тьмы.

С тех пор Эна медленно угасала, и боль с каждым часом становилась все сильней

— тьма изнутри растерзывала ее душу. Но она не могла допустить, чтобы ее сын узнал правду. Узнает — никогда не оставит ее, а это необходимо. Эна не могла позволить, чтобы он остался здесь, в этом всеми забытом уголке треклятого мира. Не могла позволить, чтобы Адам, как и она, оказался проклят тьмой.

— Адам, я думаю, настала пора тебе отправиться в Скарфолл и попытать удачу.

Он изумленно взглянул на нее поверх зажженного обсидиана, который внимательно изучал — как скоро догорит, как скоро оставит их в кромешной темноте? При взгляде на сына защемило сердце. Истинный ангел — золотисто-русые вьющиеся волосы, светло-голубые глаза. Кто они такие, эти ангелы, Эна помнила смутно — осталось какое-то зыбкое воспоминание на задворках сознания, до которого не дотянуться, не облечь в слова…

— Мама, но…

— Сколько можно сидеть взаперти? Вода кончается, еда тоже. Так не может продолжаться бесконечно. Тебе нужен нормальный дом, а не эта хибара посреди островка тьмы. Да и обсидианов осталось совсем немного — боюсь, дольше тянуть уже нельзя.

Адам молчал — признавал ее правоту, но и оставлять мать одну не хотел.

Эна открыла шкатулку, которую всегда запирала на ключ. Пять обсидианов, надежно запрятанных в зачарованную черную ткань, которая гасила их магию. И шестой — уже почти догоревший осколок, освещающий их дом.

— Тут десять обсидианов. Пять тебе — пять мне, все справедливо. — Эна заставила себя улыбнуться. — Попробуй устроиться слугой в какой-нибудь богатый дом — если творцом стать не выйдет. А потом заберешь и меня, как у тебя все сложится удачно.