Люди сумрака (СИ) - Герцен Кармаль. Страница 10

— Сатана — выдумка людей. Жалких, немощных и трусливых. Религиозных фанатиков, которые с пеной у рта утверждают, что призраков не бывает. А я вот она есть. Ты ведь не считаешь, что я — лишь иллюзия, уловка Сатаны?

Я молчала, не зная, что и сказать. Мне с малых лет внушали, что магия — это нечто порочное, грязное. Проклятие. Одержимость. Крючок, с помощью которого Сатана управляет разумом и поступками других. Я вновь оглядела Лили-Беллу. Она казалась такой настоящей, но уж точно не принадлежала нашему — или, точнее, моему — реальному, миру.

— Я не буду наседать, — мягко сказала моя странная знакомая. — Когда ты перестанешь подавлять свой дар, когда он станет частью твоего существования, ты все увидишь сама.

Она не уточняла, что именно, а я и не спрашивала.

— Я следила за тобой — все это время. Не всегда, конечно, но я появлялась рядом с тобой. Даже тогда, когда ты от меня отказалась. — В голосе Лили-Беллы явственно прозвучала обида. — Но я не пойму, как ты очутилась здесь. И почему пустует твоя уютная спаленка наверху? Нам так хорошо в ней игралось!

Теперь я узнавала в Лили-Белле свою Дарлин, которая когда-то помогала мне зашивать лапу у многострадального Рича. Я вздохнула и поведала странной девочке свою историю — о людях, которые жаждали вырвать меня из привычной обстановки.

По окончанию моего рассказа Лили-Белла впала в задумчивость. Стояла, покусывая нижнюю губу и устремив невидящий взгляд куда-то поверх меня. А я, ежась от холода, вновь нырнула в постель.

— Ничего, папочка скоро выпустит меня отсюда, — бодро проговорила я. — Ему просто нужно убедиться, что Выжигатели больше не вернутся.

— И тебе здесь не страшно? — удивилась Лили-Белла, озираясь по сторонам. — Ты — храбрая девочка.

Мы еще долго болтали о всяких пустяках. Я не решалась расспрашивать ее о жизни на Той Стороне — мне казалось, что она там не такая уж и веселая. Иначе как объяснить, почему мертвая девочка вдруг решила подружиться с живой?

ГЛАВА 8

Настоящее

За завтраком я пыталась связать воедино ниточки уже известной нам информации. Опрошенные вчера подруги Эмили Монаган — те самые, что ждали ее в баре, ничего нового не сообщили. Одна из них показала смс, отправленное в половину десятого ночи, в котором Эмили написала, что опоздает. Алиби Рори Монагана подтвердили несколько человек, включая его друзей и бармена.

Мать Эмили, Кассандра Гринч, после жуткой новости о смерти дочери попала в больницу с подозрением на сердечный приступ.

Единственный, кто сообщил нам хоть что-то полезное, была соседка Эмили, милейшая миссис Кломри. Она рассказала, что видела из окна, как миссис Монаган покидает в дом и идет по направлению к парку. В руках — сумочка, одета в светлый костюм — слишком облегающий и нарядный для обычной вечерней прогулки.

Судя по всему, Эмили Монаган после той роковой встречи собиралась все же навестить в кафе подруг, но кто-то неведомый разрушил все ее планы.

Миссис Кломри указала время, когда видела выходящую из дома Эмили — несколько минут десятого. В девять часов вечера начинался ее любимый сериал. Детективный. Нетрудно представить, насколько ее воодушевило то, что она сама примерила на себя так часто виденную роль важной свидетельницей.

И каждый, буквально каждый опрошенный нами человек, считал нужным подчеркнуть, какая шокирующая эта новость и какой чудесной женщиной была Эмили Монаган. Никто — включая меня саму — не мог понять, зачем кому-то понадобилось ее убивать…

Ее любили друзья, ее глубоко уважали коллеги — за силу духа, за сострадание. Вместо того, чтобы на волне успеха первой книги написать вторую, третью, Эмили предпочла вести скромную колонку в газете и ухаживать за инвалидами в клинике своего мужа. Женщина с чистой душой, теперь уже запятнанной смертью.

Я позвонила лучшей подруге Эмили, актрисе Айрин Нолан, и она, глотая слезы, заверила, что вылетит из столицы первым же рейсом.

Отвезла Лори в школу. Урожденная Лорен Лунеза чинно поцеловала меня в подставленную щеку и зашагала к крыльцу. Ее тут же облепила стайка поджидающих ее подружек. В груди разлилось тепло. Лори не пошла по моим стопам, не стала волком-одиночкой. Она вообще по характеру была совсем другая — более светлая, жизнерадостная. В ее характере было многое от отца, что меня, как любую мать, желающую, чтобы ее дитя была на нее похожа, немного огорчало. А с другой — эти отличия радовали и дарили надежду, что ее жизнь пойдет по совершенно иному пути.

Я проводила взглядом Лори и тронулась с места только тогда, когда она скрылась в здании школы. По дороге в участок попала в пробку — довольно редкое явление для нашего города. Внезапно мучительно захотелось курить. Воровато оглядевшись по сторонам, я вынула из сумочки пачку сигарет. Щелкнула зажигалкой, с наслаждением затянулась.

При Лори я никогда не курила — дочка и понятия не имела о моей пагубной привычке. Первую в своей жизни сигарету я выкурила с полгода назад — в ту пору, когда у Лори начались кошмары. Я знала их природу, и это знание отравляло мне жизнь. Выдыхая ровные кольца дыма, я рассеяно подумала, что этой глупой и бесполезной привычкой лишь добавляла в свою жизнь отравы.

На работу я безбожно опаздывала. Решила, что нет особой разницы — опоздать на двадцать минут или же на полчаса, поэтому зарулила в кафе. Купила кофе себе и Дилану Линну — единственному человеку во всем отделе, которого я могла переносить. Правда, и он не был лишен недостатков — наши вкусы в отношении бодрящего напитка категорически не совпадали: если я пила крепкий кофе, без сахара, сливок и прочей мешающих настоящему вкусу кофейных зерен ерунды, то Дилан, к моему безграничному изумлению, предпочитал каппучино с густой пенкой, щедро обсыпанной стружкой шоколада. Как девочка, ей-богу.

Разумеется, мой новоиспеченный напарник уже был на месте — белые волосы уложены волосок к волоску, на безупречном пальто и светлых брюках — ни единой складки. Как же он меня раздражал! Взгляд Феликса остановился на стаканчике кофе в моих руках.

— Это не для тебя, — бросила я вместо приветствия. Флетчер лишь усмехнулся уголком губ.

Завидев меня, Дилан открыл рот, явно готовясь прочитать нуднейшую нотацию. Ему тридцать два, мне двадцать шесть, и он считал, что ему по статусу положено меня поучать. Но стоило протянуть ему стаканчик с кофе, Дилан тут же сменил гнев на милость. Взгляд глубоких карих глаз подобрел. Линн сделал хороший глоток кофе и стал похож на объевшегося сметаны кота. Я закатила глаза и села за стол, готовясь слушать новости.

Дилана можно было обвинить в чем угодно: в паталогической страсти к куклоподобным блондинкам, в умении в его не таком уж и юном, в общем-то, возрасте, напиваться до беспамятства и с завидным упорством пытаться влезть в драку, от которой его приходилось буквально оттаскивать, да много еще в чем… но только не в халатности. Дотошный, предприимчивый, вникающий в каждую деталь, берясь за любое дело, он непременно доводил его до конца.

Как и многие верующие, Дилан был от меня по другую сторону баррикад — поддерживал жестокие меры церкви вроде Выжигателя, стоявшего в шаге от меня. (Бывшего, напомнила я себе, и тут же отмахнулась от этой мысли — да не все ли равно?)

Наверное, именно влюбленность Дилана в свою работу мешала мне по-настоящему испытывать к нему неприязнь. Я не любила его как человека, верующего в то, что одаренные — дети Сатаны, но как коллегу не уважать не могла.

— Специалисты проверили телефон жертвы, — сообщил Дилан. — Около девяти вечера — накануне встречи с подругами — ей позвонили.

Оторвавшись от стакана с кофе, я вскинула голову. Воодушевленно спросила:

— За кем зарегистрирован номер?

— Увы, телефон одноразовый. — Флетчеру надоело молчать, и он взял инициативу в свои руки. Ну кто бы сомневался. — Получили данные экспертизы. Никаких биологических следов: ни частиц кожи под ногтями, на одежде — ни ворсинок, ни волосков — кроме ее собственных. Идеально чистое убийство. Смерть наступила в период с половины десятого до десяти, что совпадает с показаниями миссис Кромли.