Золушка из подземелья (СИ) - Миленина Лидия. Страница 52

Зачем делать себе больно, чтобы проверить мои способности?! Но, видимо, Корвин поступил так не зря. Прямо под моим испуганным взглядом надрез затянулся без следа. Я ошарашенно смотрела на его руку — без раны, но с еще не высохшими струйками крови.

— Не делай так больше никогда, пожалуйста… — сказала я. — Я не могу видеть твою боль!

— Хорошо, — Корвин обнял меня и прижал к груди. — Прости, пожалуйста… Я идиот. Не подумал, что тебе может быть неприятно видеть кровь…

Несколько мгновений мы молчали, наслаждаясь нашей теплой, ни с чем не сравнимой близостью. И я успокаивалась. Маг я или нет, но рядом с ним не боюсь ничего.

— Выходит, я тоже маг? — спросила я почти весело.

— Не понимаю, Анна, — ответил Корвин с улыбкой. — Я не ощущаю в тебе магии, словно ее нет. Это что-то другое… Как будто твое неотъемлемое свойство, твоя внутренняя энергия, твоя природа начала вырываться наружу. Такое уже было… Знаешь, тогда в бальном зале… Я думал, мне показалось. Мендер использовал против меня «нити боли», я сильно подставился. Но постепенно нивелировал их действие…. А когда ты бросилась ко мне, мне показалось, что нити растворились быстрее, как будто ты впитала их. Хорошо, что никто ничего не заметил… В противном случае, у нас не было бы другого выхода, кроме как легализовать твои способности в инквизиции. А мне бы очень этого не хотелось…

— Мне бы тоже!

— Я не знаю, как ты это делаешь… Возможно, Анна, ты потомок особого народа. Одного из тех, кто обладал не столько природной магией, сколько особой формой энергии, рождаемой их сутью. И это точно очень и очень светлый народ. Может быть, эльфы? — улыбнулся он.

— Я ничего о них не знаю, — ответила я. — Вроде бы я видела их у тебя на картинах… Красивые люди с длинными волосами… Я не похожа. Разве что волосы длинные! — я рассмеялась.

— Это всего лишь версия, любовь моя. Я не знаю, кто ты. И даже ясновидящая ведьма не смогла этого увидеть. Но в тебе точно прячется загадка. И ее не стоит выставлять напоказ. Со временем мы поймем, кто ты.

А потом была наша вторая ночь. За окном отеля расстилалась тьма, приправленная серебристым светом звезд и отблесками лун. Я стояла у открытого окна, вдыхая ночной воздух. Он пах любовью и свободой. Свободой и любовью.

Как-то неожиданно пришло понимание, что я свободна. Свободна от Мендера и его издевательств. И свободна от условностей высшего света.

Корвин положил трубку телефона — он отдавал Трэйси, расположившемуся в соседнем номере, указания на завтра. Скинул с себя дорожную куртку и подошел ко мне. Обнял сзади.

Я прерывисто вздохнула — знала, что наша сказка придет опять, она уже приближалась с прикосновением его губ к моей шее, с томным ночным воздухом и паутиной чуть щекотных теплых пушинок, разбегающихся по моему телу от близости Корвина.

Я закрыла глаза, снова, как вчера, отдаваясь этому. Как же я, оказывается, соскучилась по этой полной близости и невозможному взаимопроникновению! Соскучилась всего за день! Весь день он был рядом, но только теперь мы добрались друг до друга целиком.

Нега, протяжная, сладкая, чарующая и пушистая, охватила меня, и я не заметила как оказалась в воздухе, когда Корвин по своему обычаю поднял меня на руки. Я летела и дальше, когда мы ласкали друг друга, когда он любил меня, держа на руках, когда мы оказались в постели, и все снова превратилось только в нас двоих.

…Утром мы точно не сможем выехать рано. Слишком бурные у нас ночи…

Глава 23. Рушальт

Благодатные долины с засеянными полями и разнотравьем сменялись лесами и рощами. Селения прятались в предгорье и посреди лесов. Удобные широкие дороги соединяли их. Здесь не было людно, машины проезжали редко, все дышало спокойствием и расслаблением.

Рушальт. Моя земля. Мне все еще не верилось, что это теперь моя вотчина. Моя личная, что я могу стать здесь хозяйкой. И все так же немного боялась этого.

Графский особняк — невысокий, с белыми колоннами и огромным садом вокруг — располагался на берегу большого озера. На ветвях кустов благоухали зимние цветы — белые, красные, синие.

Мы приехали, и я, как во сне, шла по дорожке под руку с Корвином. У входа в особняк нас ждал управляющий и штат прислуги. Как они встретят новую хозяйку? Но Корвин успокаивал меня, что именно я хозяйка этого места, а значит, хозяйка положения. Необычно для меня. Нужно привыкнуть. Ощутить себя в новой роли.

Управляющего звали мистер Джебс — невысокий мужчина, вежливый, обходительный. Средних лет. Встретили меня радушно — аплодисментами. Мистер Джебс представил часть прислуги: горничных, повара (огромного человека в белом колпаке с добродушной улыбкой и румяными щеками), конюхов. Оказывается, у старого графа была отличная конюшня, и после его смерти мистер Джебс велел поддерживать ее, лошадей не продали. Девушки-горничные по очереди выходили вперед и делали книксен.

А я почувствовала себя немного не в своей тарелке — так же, как когда мне начинала прислуживать Силена. Но раз я прошла через бал, то и сейчас справлюсь. А Корвин даже шепнул на ухо, что в моей улыбке появилось что-то королевское.

Скоро нам подали обед. Мистер Джебс волновался, устроило ли нас с Корвином меню, ведь он следовал указаниям покойного графа, которые могли отличаться от привычек столичной знати. К тому же он явно был озабочен появлением Корвина. Слава загадочного герцога Марийского была странной, «безумный герцог» и сложный человек… Управляющий просто не знал, чего от него ждать. Я же, по-видимому, вызывала меньше опасений.

Кстати, мы с Корвином быстро разгадали, что мистер Джебс был очень предан старому хозяину. И боялся еще и нововведений, которых может захотеть молодая хозяйка. Я заверила его, что менять что-либо основательно пока не собираюсь. Кроме некоторых деталей…

Все же обстановка в особняке сохраняла на себе отпечаток старческих привычек покойного графа Рушальтского — тяжелые ковры, словно сужающие пространство, плотные шторы, приглушенный свет… При всей своей робости мне хотелось чего-то более просторного и светлого. И особняк позволял это, если немного сменить обстановку.

А потом… Потом было счастье.

***

В следующие две недели, что мы с Корвином провели в Рушальте, я была до одури, до невозможности счастлива. И подчас задумывалась, что же это такое — счастье.

Наше с Корвином счастье было летящим, сильным, ярким. И в то же время спокойными и умиротворенным. Мы словно превратились в единый организм, который был сильнее вдвойне, ведь включал чувства, свойства и способности двух существ.

Иногда, когда говорят «спокойное счастье», думают, что оно может наскучить. Но мне приходило в голову, что счастье и скука — понятия несовместимые. То, что скучно, уже не может быть счастьем. Счастье бывает спокойным, тихим, уютным, но не скучным. Так и наша жизнь вдвоем, вдали от столицы и игры знати, была какой угодно, но не скучной.

Мы тонули в счастье. И мне казалось, что высшая точка моей жизни наступила.

Мы много гуляли, делали все вместе. Корвин учил меня. Чему только он меня не учил! И нам каждую секунду было интересно друг с другом.

Учил ездить на лошади, водить машину. И мы скакали по полям Рушальта или колесили по дорожкам на моей маленькой голубой машинке. Много смеялись, а однажды я, сама не ожидая от себя, запела, стоя у большого голубого озера. Казалось, еще мгновение — и я раскину руки, полечу. Не одна, с Корвином, конечно.

Корвин придумал игру. Я знала, что это не совсем игра, и он хочет помочь мне научиться смело выражать желания и знать, что они важны, что они могут осуществиться. С вечера я должна была написать на бумаге свое желание — любое в пределах разумного. А к утру он старался это желание исполнить, ведь спал он намного меньше меня.

Я смеялась, отнекивалась, но в итоге согласилась поиграть в эту «психотерапевтическую игру». В первый раз я написала совсем несложное желание «кисти, краски и холст». Мне хотелось рисовать, ведь я неплохо умела. И когда думала о будущем, в голову закрадывались мысли о том, чтобы стать художницей.