Император двух Империй (СИ) - Бабкин Владимир Викторович. Страница 6
Маша подмигнула мне и встала с кресла. Я кивнул и тоже поднялся, сжимая в одной руке сумку с багажом, а в другой мой любимый ноутбук. Блин, сколько раз я жалел, что он остался там, в Гатчине, в том самом роковом для меня 2015 году! Ну, сейчас-то я его не выпущу из рук. В нем столько всего, что…
Мы вышли на летное поле и налетевший горячий ветер заставил нашу одежду затрепетать не хуже красного флага на аэродроме. Маша слегка взвизгнула и придержала подол короткого летнего платья.
Впереди нас уже ждал огромный красный дирижабль со Звездой Богородицы на борту. Я невольно залюбовался большой и стремительной машиной.
Маша что-то говорила, но ее голос звучал где-то на заднем плане. Гудели мощные моторы «Империи IV», воздушный корабль проходил последние проверки.
Жена наклонилась к моему уху и мягко произнесла:
— Миша, просыпайся.
— Мм…
— Просыпайся, лю-бии-мый!
Лишь сильнее зажмурился и застонал:
— О, нет! Такой сон!
— К тебе генерал Артемьев.
Я продрал глаза. Под веки словно песка насыпали…
— Что?
— К тебе генерал Артемьев. Принес телеграмму.
— Про вашего мальчика…
— Какого мальчика?
— Неважно. Где Артемьев?
— В приемной.
— Спасибо, солнце.
Нужно ли говорить, что ноутбука не было, а Маша отнюдь не была в коротком летнем платье?
В приемной меня действительно дожидается генерал.
— Ваше Императорское Величество! Шифрограмма от генерала Кованько. В ходе ночного налета эскадры дирижаблей на Стению, сама бухта и вся округа подверглась бомбардировке, в ходе которой было сброшено более сотни пятнадцатипудовых и множество зажигательных бомб. Отмечены попадания надводные цели, находящиеся в акватории. Вся округа в огне, имеются многочисленные разрушения сооружений и портового оборудования военно-морской базы, а также прочих строений Стении. Более точные сведения мы сможем получить лишь утром, после облета бухты разведывательным гидропланом Черноморского флота. К сожалению, во время операции, огнем с земли был сбит дирижабль «Ястреб». По предварительным данным, все восемь членов экипажа погибли, поскольку аппарат взорвался высоко в воздухе. Среди погибших прапорщик баронесса София Николаевна де Боде.
Я медленно выдохнул. Жаль погибших, но война есть война. Если хотя бы четверть из того, о чем отчитался Кованько правда, то соотношение потерь просто несопоставимо.
— Пусть моя Канцелярия подготовит Высочайшее повеление о присвоении всему экипажу дирижабля «Ястреб» звания «Герой России». И наградные листы на всех участников операции. А Суворину передайте… Впрочем, он и сам знает, что с этим надо делать.
— Да, Государь.
— Что Слащев?
— Пока нет известий, Государь.
ОСМАНСКАЯ ИМПЕРИЯ. БОСФОР. БУХТА СТЕНИЯ. КРЕЙСЕР «YAVUZ SULTAN SELIM». 19 августа 1917 года.
Липкий смрад пожарища все еще висел в воздухе. Даже поднявшийся утром ветерок не смог развеять удушливость каждого дыхания.
Стения пылала всю ночь. Горели склады и портовые сооружения, горели дома и ангары, горела даже вода в бухте, от разлившегося по ее поверхности топлива.
Да, это был эпохальный разгром. Даже для османского флота это был невиданный разгром, что уж говорить про германский. Глупейший разгром.
Затонули «Бреслау» и турецкий крейсер «Хамидие». Потоплено много кораблей поменьше. Военно-морская база почти полностью выведена из строя, поскольку кроме руин и пепелищ, тут мало что осталось. Да и сам «Гебен» лишился хода и получил прочие повреждения.
Причем, нужно признать, что потери от реальной бомбардировки были куда меньше, но охваченные паникой османы поспешили на рассвете затопить не такие уж и поврежденные корабли, даже не взорвав их, и целыми экипажами отправиться подальше от войны. Более того, именно безумный таран спешно пытавшегося покинуть бухту во время бомбардировки и потерявшего всякое управление крейсера «Хамидие» в борт «Бреслау» и привел к гибели немецкого корабля, впрочем, как и самого турка.
«Гебен» в ходе столкновения двух крейсеров так же был поврежден и лишился хода. И, несмотря на весь немецкий героизм и всю самоотверженность, было совершенно ясно, что починить корабль в условиях бывшей базы Стения не представляется возможным. Это займет месяцы, а русские будут здесь максимум через неделю. Не говоря уж о том, что русские наверняка повторят свои массированные воздушные налеты и постараются добить их. Сегодня над ними уже кружили два их гидроплана, явно оценивая результаты ночной бомбардировки и намечая цели для новой.
По ним даже не пытались стрелять.
Что ж, спасти корабль команда не сможет, но никто им не помешает подготовить крейсер к взрыву, чтобы никто не смог восстановить его.
Четверть часа до построения и поднятия флага. Сегодня он не станет поднимать покрытую позором османскую тряпку. Сегодня на флагштоке вновь будет реять гордый орёл Кайзерлихмарине. Затем они займутся минированием всего, что только возможно, чтобы нанести конструкциям и машинам максимальный ущерб. Потом они покинут корабль, но покинут его с гордо поднятой головой, покинут спев «Heil dir im Siegerkranz». Да, угольщик затонул и им придется добираться уже не надеясь на него. Но, все же, разве это остановит немецких моряков?
Рокот моторов отвлек Аккермана от созерцания пожарища. Вдоль пролива шли три десятка гидропланов.
— Scheiße!
Капитан-цур-зее Рихард Аккерман выругался и в бессилии заскрежетал зубами — бухта, да и сам крейсер, за эту ночь лишились практически всех противоаэропланных орудий и ничем не могли ответить на очередную воздушную атаку русских.
Обернувшись в застывшей команде, капитан твердым голосом отдал приказ:
— Флаг, гюйс и вымпелы поднять! Покажем русским как умирают немецкие моряки!
Флаги быстро и без церемоний взлетели над крейсером.
А русские, меж тем, спокойно перестраивались и уже становилось ясно, что одна из групп — это бомбардировщики, а другая явно несла меж поплавками длинные цилиндры мин Уайтхеда.
И вот первый гидроплан зашел на курс атаки.
— Оружие к бою!
Матросы вскинули карабины, повернули свои стволы два уцелевших ручных пулемета, а Рихард Аккерман поднял свой верный «Маузер К-96». Взял на прицел приближающие гидропланы и запел:
Команда в едином порыве подхватила, выцеливая в воздухе свою приближающуюся смерть.
Звучали выстрелы. Моряки пели. Буруны торпед неумолимо приближались к обреченному кораблю, принявшему свой последний бой…
ОСМАНСКАЯ ИМПЕРИЯ. БЕРЕГ РЕКИ МАРИЦА. 6 (19) августа 1917 года.
— Ну, что, юзбаши, все, как мы и договаривались?
Малик-бей активно закивал своим тройным подбородком.
— Да-да, все как договаривались, господин капитан. И за нас, и за соседей. Вся сумма.
Капитан Емец с брезгливостью наблюдал, как жирный османский майор липкими пальцами распихивает по карманам золотые монеты и толстые пачки русских рублей. После того, как турок разобрался со своим добром, Капитан Емец шутливо козырнул «коллеге» и добавил на прощание.
— Ну, как говорится, счастливого вам плена, юзбаши. Лично вас ждет прекрасный отдельный домик с садом, и, думается, скорое освобождение, поскольку эта война долго не затянется и Османская империя капитулирует в самые ближайшие дни. Не могу правда обещать, что вам удастся вернуться в свой дом в Константинополе, сами это должны понимать.