Хамелеон. История одной любви (СИ) - Лель Агата. Страница 11

На плечи Саввы упали несколько крупных капель. Вдали раздался оглушающий раскат грома. Резко сорвавшись с места, мы выехали на дорогу. Я еще крепче обняла Савву и прижалась к нему всем телом. Дождь нещадно молотил по затылку, ледяными струями заливаясь за шиворот. Как назло, шлемы он сегодня снова оставил дома. Выехав за поворот, я увидела знакомую адидасовскую ветровку. Сашка смотрел прямо на нас, держа над головой огромный черный зонт. Одна спица сломалась, и яростно взлетала при каждом порыве ветра.

Он просто стоял и смотрел, а я просто сделала вид, что его не заметила…

-

Это был не просто дождь, настоящее светопреставление!

Тысячи ведер лилось на наши головы, одежда промокла насквозь. Мне было страшно, мощнейший поток адреналина словно током прошибал от макушки до самых пяток. Молния ударила с такой силой, что буквально ослепила на несколько секунд. Я вцепилась в спину Саввы так крепко, что боялась ненароком выдрать кусок его кожаной куртки. Я помню, что молилась, сбивчиво повторяя Отче Наш, чтобы мы благополучно добрались до дома. Было реально страшно! Просто безумие в такую погоду вообще находиться на улице, а ехать на мотоцикле по не совсем ровной мокрой дороге, без шлема, при практически нулевой видимости — чистейшей воды игра с судьбой! Как назло вспомнились слова Марковны про опасную дорогу… Накаркала? Предвидела? Или просто совпадение?

Вдруг Савва завернул в какие-то дворы, и, подъехав к незнакомому мне подъезду, заглушил мотор.

— Прячься под козырек! — перекрикивая шум дождя, он помог мне спрыгнуть с сиденья, и я, зачем-то накинув на голову насквозь промокшую ветровку, побежала в нужном направлении. Загнав мотоцикл в подвальное помещение, Савва с невозмутимым видом присоединился ко мне.

— Классно, да? — он широко улыбался, и его глаза-хамелеоны излучали неподдельное удовольствие. С волос и носа капала вода, ресницы слиплись, и я, к своему стыду, поймала себя на том, что не отрываясь смотрю на его влажные губы.

— Было страшно, — честно призналась я, с огромным усилием переведя взгляд на бетонную, покрытую потрескавшейся зеленой краской, стену подъезда. В самом углу красным лаком для ногтей было нарисовано сердце, с маленькой буквой «С» посередине.

— Твои фанатки? — кивнула я, и он проследив за моим взглядом, хитро улыбнулся.

— Само собой.

Почему-то я вдруг почувствовала неприятный укол ревности. И к чему, к куску стены? Бред какой-то!

— Ну пошли? — одной рукой слегка приобняв меня за плечи, он открыл скрипучую дверь.

— Куда? — искренне удивилась я, но тем не менее продолжая послушно перебирать ногами.

— Как куда? Домой! Дождь неизвестно когда закончится. Не на улице же нам стоять.

Я резко остановилась.

— А может лучше тут переждем?

— Дома никого, — уточнил Савва.

— Ещё лучше… — нервно хохотнула я.

— Да брось ты, меня хорошо воспитали, — он притянул меня чуть ближе к себе. Казалось, что он сейчас рассмеется. — К тому же, сегодня вторник.

— И что?

— По вторникам я никого не насилую.

После секундного молчания уже рассмеялась я.

Часть 10

Квартира, в которой жил Савва, была обычной типовой трешкой постройки восьмидесятых. Просторная, светлая, чистая, явно не студенческий притон, но что сразило меня с первого взгляда — это обилие цветов. Горшки с цветами стояли везде: на специальных подставках, на подоконнике, на столах и тумбах. Цветы висели на стене, причудливые лианы переплетались между собой, создавая живую арку, на полу стояли плошки, из которых росли какие-то невероятно гигантские пальмы. Среди этого тропического буйства, в зарослях какого-то папоротника, по-хозяйски развалив причиндалы, дрых жирный ярко-рыжий кот. Савва проследил за моим взглядом.

— Его зовут Рузвельт.

Услышав свое имя, кот приподнял голову и лениво приоткрыл один глаз.

— Да ты разувайся, проходи, — пригласил Савва.

Я сняла туфли, и неуверенно прошлась по паркету. Мокрые капроновые колготки оставляли четкие следы тридцать пятого размера. На стене висело огромное зеркало. Боже, на кого я похожа? Волосы прилипли к голове, тушь размазалась. Пока Савва что-то бормоча возился на кухне, я лихорадочно пыталась привести свой убогий вид в порядок. Я никогда в жизни не выглядела настолько уродливо. Рузвельт, окинув меня презрительным взглядом, демонстративно повернулся на другой бок.

— А ты с кем здесь живешь? — спросила я, тем временем пытаясь привести свои слипшиеся от дождя волосы, в некое подобие прически.

— С женой и тремя детьми, — Савва показался в дверном проеме, и облокотившись о косяк, крестил руки на груди. На голой груди! Святые небеса! Я никогда не видела такого великолепного голого торса. Дорожка темных волосков спускалась от пупка и уходила ниже, за ремень джинсов. Мокрая рубашка небрежно висела на плече. Я глазела на него как завороженная, потеряв при этом все свое приличие.

— Да ты мокрая вся с головы до ног. Сейчас, — он скрылся в одной из комнат, и вскоре вернулся, держа в руках черный сверток. — Раздевайся. А потом приходи, греться будем.

Он сунул сверток мне руки, а я стояла и смотрела на него округлившимися глазами. Он сказал мне раздеться, а потом приходить погреться? Мне не послышалось? Заметив моё замешательство, он забрал сверток обратно, и резко встряхнул. На меня смотрело мятое, угрюмое лицо Курта Кобейна.

— Футболка, — улыбнулся Савва, и снова всучил вещь мне в руки. — Переодевайся, и потом будем чай пить. Я на кухне.

Он вышел и прикрыл за собой дверь. Через секунду послышался звук включенного телевизора.

Я резко, правда повоевав перед этим со спутанными волосами и перекрученным лифчиком, стянула через голову свою промокшую водолазку, и тут же быстро натянула безразмерную футболку Саввы. Я в его вещи… Волнительно. Майка была мне сильно длинна, полностью скрыв короткую джинсовую юбку. Отжав кофту в первый попавшийся горшок с цветком, я, скомкав, засунула её в свою сумку, и ещё раз окинув себя взглядом в зеркало, открыла дверь в кухню. Савва стоял согнувшись у стола, и огромными ломтями нарезал белый хлеб. По МТВ, треся голыми телесами, завывала Бритни Спирс, и будто вторя ей надрывно засвистел чайник. Обернувшись, Савва окинул меня взглядом, остановившись на ногах чуть дольше положенного.

— Тебе идёт.

* * *

В такую ситуацию я попала впервые. Я в гостях у наполовину обнажённого малознакомого мне парня, который себе на уме, мы одни в квартире, и, что самое пикантное — этот парень меня будоражит, и если вдруг он вздумает распускать руки… «Размечталась! Он же хорошо воспитан», — вспомнила я его же слова, и меня чуть отпустило.

Мы сидели на небольшой уютной кухне, и пили горячий ароматный чай. Еле слышно щебетал телевизор, Рузвельт, покинув насиженное место, присоединился к нам, дабы ненароком не пропустить что-то интересное. Часы показывали начало шестого.

Мы разговаривали о чем-то, то и дело прихлебывая дымящийся напиток и поедая бутерброды с колбасой. Скованность куда-то улетучилась, и мне было хорошо и уютно сидеть вот так, рядом с ним, на его кухне и в его футболке. В коридоре, на стене, висела дорогая чешская электрогитара.

— Хорошо играешь? — держа двумя руками чашку, спросила я. Савва проследил за моим взглядом.

— Может не так вычурно, как на скрипке, но с гораздо большим удовольствием однозначно.

Он сидел на подоконнике, и курил в приоткрытое окно, держа в руках наполовину заполненную окурками жестяную банку из под пепси-колы.

— Да ты просто музыкальный полиглот, — улыбнулась я, искоса поглядывая на его голую грудь.

— Ну ты знаешь, когда твой дед пианист, бабка концертмейстер, а мать преподаватель в музыкальной школе по классу скрипки — это немудрено, — он невесело усмехнулся. — Когда у меня родятся дети, я отдам их на футбол, бокс, балет, да куда угодно, но только не на скрипку!