Шаг вперёд, два шага назад (СИ) - Хмельная Маруся. Страница 53

— Всегда готов! — выпалил Шурик, подняв руку по-пионерски вверх.

— Вот-вот.

— Ты папу обманула, — не нашёлся он что бы ещё сказать.

Я посмотрела на него так, что он быстро проговорил:

— Ну ладно, мне пора бежать. До скорого! Удачного свидания. Значит, вечером тебя не ждать? — он подхалимски улыбнулся.

— Да, ложись без меня. Сказки не будет, малыш.

— Ой-ой-ой. Зато её услышит Стас, да? — съёрничал Шурик, за что получил тычок и пожелание отправиться поскорее в том направлении, куда он собирался идти.

А когда начался рабочий день, я узнала новость — Леонов ночью выпал из окна и разбился насмерть.

— Представляешь? А ты помнишь, как он у Стаса после вечеринки в гробу утром очнулся на Хэллоуин? Ерошкина ещё тогда накаркала, что это к смерти? Сейчас все только об этом и говорят, — Нина вздохнула в трубку.

— А что случилось-то? Какие версии?

— Пока рано говорить. Похоже на самоубийство. Но записки нет.

— А помочь никто не мог? Никаких насильственных следов нет?

— Предварительный осмотр криминалистов — нет. Но результаты экспертизы будут через несколько дней.

— А где произошло? Дома? Этаж какой?

— Дома, да. Двенадцатый этаж.

— Что, совсем-совсем ничего? А следов чужого присутствия в квартире? — не верила я. У меня уже была версия происшедшего.

— У следствия пока нет никаких подозрений. Они уверены, что это самоубийство, — заверила Нина. — Так что я сегодня на выезде, увидеться не получится.

— Ясно. Держи меня в курсе, — попросила я.

Я хотела поговорить с чудовищем. Но на телефоне срабатывал автоответчик с сообщением, что хозяин уехал на пару дней по работе, и свяжется как только сможет. В голове вертелись разнообразные мысли насчёт происшедшего. И везде в них фигурировал чудовище. Особенно в свете вчерашних событий. Но Алекс на звонки не отвечал.

Я всё-таки смоталась на конспиративную квартиру, в надежде на какие-то следы чудовища. Там для меня лежала записка: «Уехал по делам на несколько дней. Не обрывай телефон. Вернусь, сообщу.» Ниже была приписка более мелкими буквами, видно, он решил дописать для меня впопыхах: «П.С. Не думай ничего плохого, а дождись меня. И не злись. Займись чем-нибудь приятным, Новый год скоро.» Я усмехнулась. Он хочет показать, что хорошо меня знает? У него получилось.

Я повертела записку и обнаружила на обратной стороне ещё одну приписку. Она была написана ещё корявей, чем предыдущая: «П.П.С. Насчёт безопасности, не волнуйся, больше тебя никто не тронет. Я всё уладил».

Вот тут я разозлилась. Он всё уладил. И в то же время, не думай обо мне плохо. А как я должна думать, вследствие смерти Леонова? Хотя он прав, я уже столько раз ошибалась, что стоит дождаться его и выслушать.

Я порвала записку и выбросила. Оставила ему свою. «Спасибо, что хоть так предупредил. Впредь, если не хочешь, чтобы оборвала телефон, позвони и предупреди. Жду. Волнуюсь. Как всегда, много вопросов».

Я направилась к выходу, но вернулась, чтобы написать П.С. «П.С. Спасибо, что всё уладил». Потом подумала и мелким шрифтом приписала: «П.П.С. Но мне спокойнее, когда ты рядом. Сообщи, сразу, как вернёшься».

Очень хотелось написать какую-нибудь провокацию, в виде: «Целую» или нарисованного сердечка или ещё что-нибудь в таком духе. Чтобы поставить его в замешательство и посмотреть реакцию. Но не решилась. В конце концов, это больше похоже на флирт, а я не уверена, что хотела этого. Оставаться друзьями было спокойнее и увереннее для нас обоих.

Глава 41

А впереди меня ждало свидание со Стасом. Которое прошло на удивление спокойно. Он был предупредителен, вежлив и галантен. О вчерашнем разговоре не заикался, мне тоже не хотелось поднимать эту тему. Стас предложил сходить на открывшуюся на днях фотовыставку нашего известного фотографа, а потом посидеть в каком-нибудь уютном ресторане.

С фотохудожником, Сергеем Марченко, мы были знакомы. Для себя я давно сделала вывод, что одного таланта, чтобы пробиться, мало. Обаятельный и харизматичный Марченко в очередной раз подтверждал мой тезис. Талантливые фотографы и художники, кроме него, имелись. Но никто из них не был так популярен и ничьё имя не было так на слуху, как Марченко. Общительный, умеющий себя подать и найти подход к другим, он обладал несомненным преимуществом перед остальными конкурентами — умением заводить нужные связи и нужных друзей. Люди любят, чтобы их развлекали, чтобы им льстили и обхаживали. Марченко это умел. За это имел славу, состоятельных клиентов и престижные выставки.

Увидев Стаса, Марченко подлетел к нам, раскрыв руки в объятиях, и с громкими возгласами приветствия.

— Стас, дорогой, как я рад, что ты заглянул на мою скромную выставку. Какой приятный сюрприз! Леди Анна, — отвесил он галантный поклон в мою сторону и поцеловал руку, снова обернулся к Стасу. — Пойдемте, я лично вам всё покажу.

Он повёл нас к экспонатам и рассказывал историю каждой фотографии. Рассказывать он умел, и мы со Стасом увлеклись и поддались его обаянию. Где-то смеялись, где-то выдерживали драматическую паузу. Марченко снимал в основном чёрно-белые снимки, считая, что только они передают всю красоту застывшего мгновения, игру тени и света и подчёркивают детали, от которых отвлекают цвета.

Надо отдать должное, игра со светотенью Марченко удавалась. На многих снимках свет выходил на первую роль: контрастность, тени, полутени, блики… игра со светом завораживала, заставляла вглядываться и ловить настроение, которое хотел передать фотохудожник. Я зависала над каждой фото — то на выразительном портрете старушки свет интересно ложился на лицо, и я пыталась рассмотреть каждую его черточку. Мудрость её старых глаз затягивала как бездна.

То разгадывала ракурсы на фото архитектурных объектов: отражения зеркал, витрин, окон транспорта хитро сплетались в замысловатый ребус. Пейзажные фото завораживали бликами на размытом заднем фото. Контрастное фото с замочной скважиной на переднем чёрном фоне и радостной картины играющей на лужайке с полевыми цветами и высокой траве девчушки с воздушным змеем внутри отверстия для ключа вызвало неподдельный восторг.

Когда я в очередной раз зависла над фото, на котором была обнажённая девушка на кровати то ли квартиры, то ли гостиничного номера где-то среди американских или гонконгских небоскрёбов, из окна которого открывался вид на башни мегаполиса, периодически бросавший на меня оценивающие профессиональные взгляды, Марченко, спросил:

— Нравится?

Нравилось. Вроде ну фото девушки, что тут такого, по сюжету остальные интереснее и можно пройти мимо. Но фото притягивало взгляд полным отсутствием пошлости и вульгарности, несмотря на полную обнажённость модели, за счёт очень нежного рассеянного утреннего света, всё было как в молочной дымке. Словно мы застали пробуждение девушки ранним утром, и это утро полно томления и неги, которые передавались через фото.

— Нравится, — кивнула я. — Очень нежно. Такой утренний свет, будто всё в прозрачном молоке. Как вы этого добились?

Стас, стоявший рядом, согласно закивал. Марченко ответил:

— Это действительно раннее туманное утро, а молочная дымка — это такой приём есть у фотографов для рассеивания света — съёмка через пакет.

— То есть как, через пакет? — удивилась я.

— Вот так, — улыбнулся Марченко. — Одеваем на объектив пакет, только не закрываем его, а снимая, чтобы свет шёл сбоку, свет идёт через край пакета и рассеивается на снимке. И никакого фотошопа!

— Обалдеть! — восхитилась я. — Это ж надо ещё додуматься. Но получается очень красиво.

— Аня! Я всё смотрю на тебя, мне хочется с тобой поработать. Я даже придумал концепцию фотосессии — морозное утро. Снег. Утро. Загородный дом. Высокое окно. Ты в белой мужской рубашке. Томная, после страстной ночи. С взъерошенными волосами после сна. Стас! — обратился он к Крекшину. — Ты как считаешь? Твоя девушка…