Ягодка опять (СИ) - Стрельникова Александра. Страница 14

Опять машет рукой — уже прощально — и улыбается. И как он с Машей живет? Что их свело вместе? Ее красота? Но когда к ней прилагается такой характерец… Не знаю. С другой стороны я же прожила с Игорем больше четверти века. А у него нрав тоже не сахарный. И с годами становился все хуже и хуже. От меня он требовал многое, сам же в ответ почти ничего не давал. Уж молчу про ежедневные выволочки по самым удивительным поводам. Например, он регулярно орал на меня за то, что я куда-то дела какую-нибудь его вещь, хотя я ее и пальцем не трогала. Потом эта самая вещь находилась, например, в его собственном портфеле и становилось предельно ясно, что туда ее мог положить только сам Игорь. И что? Орать он на меня после этого переставал, но и не думал извиняться.

«Что делать? Такой уж человек, — говорила я себе. — Ты ж его знаешь, как облупленного, так что нечего обижаться. Ну не умеет человек извиняться. Мужики вообще это редко умеют». И ведь убеждала себя раз за разом! Некоторое время после того, как он в очередной раз сорвал на мне свое плохое настроение, я еще дулась, потом жизнь возвращалась в прежнюю колею, а инцидент уходил в прошлое, забывался — обижаться долго я просто не умею. Игорь же, прекрасно зная меня, просто спокойненько дожидался, пока во мне все само собой уляжется…

Дошло до того, что я стала истово любить моменты, когда он свинячил уже по-настоящему. Забывал поздравить меня с днем рождения, например, или напивался в хлам и в пьяном виде выкидывал какое-нибудь коленце. После этого он пол дня, а то и целый день «виноватился». Был заботлив и даже предупредителен, не отказывался категорически от предложений сходить со мной куда-нибудь, просто терся рядом, если это был выходной день, а не утыкался молча в телевизор. Эх…

Приезжаю домой и звоню Любке. Вместе, под закуску и выпивку, проделываем в моей заброшенной и заросшей пылью квартире генеральную уборку. Потом просто сидим и болтаем до полного одурения. Рассказываю ей, как Шарик-Бобик покусал моего бывшего мужа. Любка хохочет и с пьяной размашистостью лезет целовать пса, который шарахается от нее, как от чумной.

Надо сказать, с того малоприятного момента Игорь и его супруга в доме Симоновых больше не появились ни разу. Может сами не хотят, а может и не зовут… А может и не до того. Новой жене моего бывшего мужа ведь уже рожать вот-вот. Будет у него ребеночек. Станет не дедом, а отцом, как он и мечтал. И может еще и не раз. Это я, старуха, никому не нужна и не интересна, а он-то, небось, со свей блондинкой в постельке кувыркается регулярно…

Внезапно остро и отчетливо вспоминаю каково это — быть с ним с постели. Его привычки, звуки, которые он издает… Знаю, что кончает он всегда в одной и той же позе. И для того, чтобы это произошло именно так, как ему нравится, он начинает… Черт! Ну что вот на воспоминания потянуло? Теперь вот на душе так погано стало, что хоть вой. Понятно ведь, что раз подобным образом он действовал всегда, сколько себя помню с ним, то вряд ли это переменилось теперь. С его новой женой… Черт! Черт! Черт! Мерзко-то как!

Напившись, пробалтываюсь Любке о том мужике, с которым переспала, и которого потом сама же нашла мертвым. Охает, ахает, качает головой. А я вдруг принимаюсь реветь. C кем и пореветь по такому вот поводу, если не с лучшей подругой? Реву так, что даже икать начинаю. Уж так мне того человека жаль! Так жаль!.. Кто его убил? Почему?

В каком все-таки страшном мире мы живем. Давеча вот Ванька включил телевизор, а там в новостях сюжет. Как раз о том, что неизвестные киллеры совершили попытку разделаться с каким-то там деятелем. Стреляли и даже подранили, но человек этот оказался везунчиком — добить его не удалось. Не могу смотреть. Слава богу Ванька, который попал на этот канал в поисках мультиков, переключает программу даже не досмотрев неинтересные ему новости до конца. Никто в этой чертовой стране не может жить спокойно и чувствовать себя в безопасности, ни крупный деятель, ни мелкий бомж…

А вообще непонятная история с тем мужиком, который… С которым… О Господи! С которым я провела ночь! Совершенно незабываемую, фантастическую ночь! С которым я испытала то, что не испытывала с моим теперь уже бывшим мужем уже много лет! А может и никогда! Я оказалась «цветком поздним». Истинный расцвет сексуальности у меня только-только начался, когда муж оставил меня… Так вот. Очень странный он был — этот мужик, которого я никак не могу забыть. Одет как бомж, а очки дорогие. И заплатил он тому дедку какие-то действительно большие деньги за аренду дачи. Причем на зиму! Ну кому нужна эта развалюха среди зимы? Только тому, кто хочет спрятаться. Какому-нибудь преступнику…

С другой стороны, если бы он был вором или убийцей, отпечатки его пальцев обязательно нашлись бы в полицейской базе… Или нет? Ладно. Гадай, не гадай, а с того света его все равно не вернешь…

Реву, подвывая. Рядом ревет Любка. Осознаю это не сразу. А когда понимаю, что к чему, даже сама плакать перестаю.

— Эй, подруга, ты чего это? Только не говори, что птичку жалко.

— Да фиг с ней птичкой! Я из-за нас. Из-за баб. Все-таки какие же мы разнесчастные из-за этих проклятых мужиков!

— Да ладно! Тебе-то грех жаловаться! Вертишь ими, как хочешь.

— Верчу, блин! И думаешь отчего? От собственных комплексов. Боюсь, что меня бросят. Боюсь, что слишком больно будет тогда. Вот и бросаю сама, чтобы первой успеть. Как только начинает казаться, что ко мне охладевать начинают…

— Люб! Ты какую-то ерунду…

— Да не ерунду, блин! Мне бы уже давным-давно вертеть перестать, трусить перестать, женить на себе кого-нибудь нормального, без дури и выпендрежа, ребеночка родить. Так ведь нет. Все верчу. Кручу-верчу, обмануть хочу… Кого, блин? Себя, блин!

Машет рукой и принимается трубно сморкаться. Смотрю на нее, прищурившись. Что это на подругу мою нашло-то? Сама ведь заявляла всегда, что замуж — ни ногой. Что ж это получается? Все это были пустые лозунги? Вот тебе и на! А я-то думала, что уж кого-кого, а Любку свою знаю как облупленную…

Мы ведь с ней познакомились сто лет назад, еще в пионерском лагере. Была она тогда самой высокой в нашем отряде. Выше всех мальчишек. Ростом почти с вожатого. Плечи — широченные, бедра узкие. Плаванием серьезно занималась. И дзюдо. От женщины — ничего. Только отчаянно голубые глазищи в пол лица и буйная рыжая шевелюра. Дразнили ее исключительно «дылдой» и «доской». Правда только изловчившись как-то так, чтобы она не смогла догнать и отметелить. Сейчас глянешь на нее, и даже не верится, что когда-то эта роскошная женщина была настоящим гадким утенком…

Помню как-то один из наших парней — главный красавчик в отряде, по которому все мы, и Любка в том числе, тайком сохли, с издевкой спросил ее:

— Тебя, Крылова, за мужика никогда не принимали?

На что Любка, которая и тогда за словом в карман не лезла, ответила так, что хохотал потом весь лагерь. Изящненько до полного умопомрачения. И просто. Всего лишь спросила в ответ:

— А тебя?..

Наш красавчик после этого и сдулся… Но все равно ситуацию это изменило мало. На всех наших пионерских дискотеках во время медленных танцев Любка моя подпирала стенку. Неровно дышал к ней только один мальчик. Да вот беда — был он ниже Любки на целую голову, очкаст, прыщав, стеснителен и вообще как-то нескладен. В общем — недоразумение, а не кавалер. Любка на него величаво не обращала внимания. А он страдал так очевидно, что даже мальчишки, которые было начали над ним крепко издеваться, и то оставили несчастного в покое. Правду говорят: «Нельзя смеяться над больными людьми».

А ровно через год после этого Любка за одно лето стремительно и неудержимо превратилась из мужиковатого подростка непонятного пола в роскошную юную валькирию с тончайшей талией, непонятно откуда взявшимся бюстом весьма примечательных размеров и крутыми бедрами греческих богинь. Теперь первые парни в любой компании тут же оказывались у ее ног, но она им прежних своих мучений не простила. Ох как не простила!