Роддом. Сценарий. Серии 17-24 - Соломатина Татьяна. Страница 3

Главврач оборачивается. Смотрит на Беляева тяжёлым пустым взглядом. «Включается».

КУЛИКОВСКИЙ

Беляев, ты – последний человек, которого я хотел бы видеть своим заместителем по акушерству и гинекологии! Но Екатерина Алексеевна!..

Раздражённый жест Куликовского.

КУЛИКОВСКИЙ

Но Пётр Александрович!..

Обречённо махнув рукой, взглядом снова упирается в Беляева.

КУЛИКОВСКИЙ

И! О! …Исполняющий обязанности! Там видно будет… Кто вернётся, а кто и… Иди!

Беляев с верноподданническим выражением лица прытко вскакивает, идёт к двери. У дверей растерянно оборачивается.

БЕЛЯЕВ

А обсервацией – кто заведовать бу…

Жест Куликовского «пошёл!..» – Беляев – за дверь. Куликовский, глянув на часы, садится за стол, поднимает трубку внутреннего телефона, набирает короткий номер. Раздражённо:

КУЛИКОВСКИЙ

Просил же докладывать мне каждые полчаса!

(САЗОНОВ, ЧЕКАЛИНА, РЕАНИМАТОЛОГ, КАБАН.)

Сазонов лежит на функциональной кровати, на ИВЛ, без сознания. Реаниматолог (Александр Иванович) и Чекалина (она в пижаме, халате, тапках – в рабочей одежде, у неё собранный вид врача, вовсе не волнующейся жены) – стоят у постели. Реаниматолог заканчивает выслушивать шумы на середине ключицы – вешает фонендоскоп на шею.

ЧЕКАЛИНА

Почему не переводите на самостоятельное дыхание?

РЕАНИМАТОЛОГ

Помнишь, я ночью снял с аппарата?

ЧЕКАЛИНА

Ничего не изменилось?

Реаниматолог берёт со столика иглу от одноразового шприца, глубоко колет Сазонова в бицепс. Ноль реакции. Вынимает иглу. Смотрит на Чекалину с выражением лица: должна бы понимать. Она сохраняет собранную замороженную деловитость.

РЕАНИМАТОЛОГ

Ни сгибания, ни разгибания, ни отдёргивания… Отсутствие реакции.

ЧЕКАЛИНА

Вы намекаете…

Он её поспешно перебивает.

РЕАНИМАТОЛОГ

Я ни на что не намекаю. Я лишь должным образом снабжаю ткани кислородом. На самостоятельном дыхании это невозможно. … Мария Леонидовна, вы здесь сейчас ничем помочь не можете. Идите в отделение. Работа, она, знаете ли…

Чекалина немного размораживается, но эмоции проявляются в виде раздражения, слегка на повышенных тонах:

ЧЕКАЛИНА

Всего лишь сквозное ранение! Жизненно-важные не задеты!

Реаниматолог – глазами в пятый угол.

РЕАНИМАТОЛОГ

Обширное. Значительные повреждение мышц и костей… Мы понаблюдаем и…

В палату входит Кабан. Чекалина ему едва кивает. Кабан протягивает реаниматологу руку. Рукопожатие.

КАБАН

Здравствуйте, Александр Иванович.

РЕАНИМАТОЛОГ

Рад видеть в добром здравии, Ираклий Ревазович. Но посторонним сюда…

КАБАН

(спокойно) Я не посторонний… Что пациент? Почему ещё не в строю?! Он мужик крепкий, и не такое переживал!

Реаниматолог пожимает плечами, выражение лица: сэм-восэм.

РЕАНИМАТОЛОГ

Вот как бы критическая масса пережитого и ни накопилась…

Чекалина слышит, но отказывается понимать и принимать, – сохраняет сдержанную деловитость, напряжена.

КАБАН

Александр Иваныч, мне с Марией Леонидовной надо парой слов перекинуться.

Реаниматолог – взгляд на Чекалину. Она кивает. Реаниматолог идёт на выход. Кабан подходит к Чекалиной. Берёт её за подбородок, поднимает лицо к себе, пристально смотрит, с нежностью:

КАБАН

Ты как?

Чекалина размораживается, утыкается Кабану в грудь, всхлипывает. Он обнимает её, ласково гладит по волосам. Выражение его лица – сострадательное, трогательное. Но голос и тон – тверды.

КАБАН

Держи себя в руках. Думай о детях!

(ЧЕКАЛИНА, КАБАН, ПЕРСОНАЛ, ПАЦИЕНТЫ, ПРОХОЖИЕ.)

Кабан и Чекалина сидят на скамейке.

КАБАН

…если что-то нужно. … И чтобы ни случилось… Ты – не одна. Запомни. Пока я жив – ты не одна.

Чекалина горько усмехается.

ЧЕКАЛИНА

Сазан тоже пока жив. Так что прости, я не одна.

КАБАН

Тьфу, дура!

Чекалина кладёт руку на живот.

ЧЕКАЛИНА

Я не одна. Нас – трое.

Кабан назидательно задирает вверх указательный палец.

КАБАН

Вот! И ты их любишь. И будешь любить, чтобы ни случилось.

ЧЕКАЛИНА

А бывает иначе?

КАБАН

Иначе никак.

Молчат. Кабан глубоко вздыхает. Берёт её за руку, разворачивает к себе. Целует руку. Смотрит в глаза.

КАБАН

Я по просьбе матери его детей…

Взгляд Чекалиной из пустого моментально становится жестоким. Она хочет вырвать ладонь. Кабан смотрит мягко, нежно. Но её руку из захвата не выпускает. Она встаёт – Кабан поднимается, всё так же не выпуская её ладонь. Мягко, но властно берёт Чекалину под руку, мощью гася её порывистое напряжение. Идут по аллейке.

КАБАН

Забери заявление…

Чекалина идёт с ним под руку, но на него не смотрит. Губы сжаты. Кабан продолжает мягко увещевать.

КАБАН

В жизни всякое случается, мать должна понять мать. Человек обязан помогать человеку.

ЧЕКАЛИНА

Мне как раз не хватает проповедей о христианском милосердии от всяких… бандитов!

Пытается вырвать у Кабана руку. Он съедает её укол, руку не выпускает.

(МАРГО, САНИТАРКА ЛИЛЯ, БОМЖИХА, ПАНИН, ПЕРСОНАЛ, БЕРЕМЕННЫЕ.)

Марго и Лиля курят на ступеньках приёма. Настроение – соответствующее событиям. Марго – сдержанней. Лиля – больше ахает и охает, по-бабьи суетлива, глаза на мокром месте.

САНИТАРКА ЛИЛЯ

Боже, боже! Рыбка-то, Рыбка… Ей же нельзя даже…

МАРГО

Прекрати! У него жена и ребёнок.

На ступеньках приёма появляется Панин, волокущий бомжиху на сносях (в окровавленном поношенном платье). Аккурат на ступеньках бомжиха – уже почти в бессознательном состоянии, – выскальзывает из его поддержки. Он не даёт ей упасть, подхватывает на руки. Изо рта бомжихи – пена с кровью, пачкающая хорошую дорогую рубашку Панина – он не обращает внимания. Прогуливающиеся беременные и шныряющий персонал с пристальным любопытством смотрят на эффектного элегантного мужчину, на руках у которого такой экземпляр. Панин моментально вычисляет в паре «Марго-Лиля» главную, ей и командует: