Шут и слово короля (СИ) - Сапункова Наталья. Страница 80

Рангар молчал, хлопая глазами.

— А давай-ка подробней, про сестер и братьев, — сказал голос позади них. — А то мне тоже интересно стало.

Там, у стены, в кресле, сидел маркграф. Его лицо тонуло в сумерках, но и без того как было его не узнать…

Маркграф подошел к столу, прихватив канделябр со свечами, сам зажег их от пламени ночника. Свечи в Лирском замке были большие и горели ярко — темнота сразу разбежалась по углам.

— Это все-таки ты, Эдин Вентсивер, — маркграф удовлетворенно кивнул. — Видел тебя, но сомневался. Что ж, поговорим, — он показал на стулья, приглашая сесть. — Так что там, про мою дочь?

Выслушав рассказ Эдина, он задумчиво сказал:

— Все это складно, конечно. Но, видишь ли, мне доложили, что ребенок Виолики родился мертвым.

— Нет-нет, ваша милость, — вскинулся Эдин. — Точно не мертвым! Мне повариха в вашем замке сразу все рассказала. А еще я говорил с женщиной, которая знала маму с детства, и Милду она помнит с первых дней. Она потом ушла из цирка, но Милду забрать не могла, потому что мама передала ее под опеку хозяину цирка, тот не отдал. Вы сами можете расспросить, она живет в замке Лисс, ее дочь замужем за начальником стражи.

— Да, я расспрошу, — согласился маркграф невозмутимо.

Но сказал он это так, что сомнений не было — расспросит.

— Кухарка в Сартальском замке упоминала, что мама оставила тайну в храме в Сартале. О рождении Милды.

— Тайну, в Храме? Хорошо, я понял.

Лорд Рангар все это время молчал, переводя взгляд с отца на Эдина, потом на Рая, и обратно на отца. А тот медлил, разглядывая пламя свечей. Эдина бесила эта неторопливость, он с трудом себя сдерживал. Хотя, конечно, именно в эту минуту Милде ничего не угрожает.

А Якобу?..

— Еще Якоб Лаленси, ваша милость, — сказал он. — Он все это время опекал Милду. Его забрала стража, он в городской тюрьме.

— Тот самый Лаленси, что приезжал за тобой в Сарталь? Твой воспитатель? — сразу вспомнил маркграф. — Хорошо, я понял. Ты снял дом в городе, для девушки, — это он сказал сыну, не то утверждая, не то спрашивая, а на его утвердительный кивок, кажется, не обратил внимания. — Все, молодые люди, идите, остальное не ваше дело. Я пошлю за девушкой, и поглядим, что там насчет тюрьмы.

— Я поеду с ними, — Эдин вскочил.

— Нет, шут, не поедешь, — маркграф нажал на слово «шут». — Иди спать. Понадобишься — позову, — он поморщился, — ты тоже покуда сгинь с глаз, племянник, — это уже относилось к Раю Диндари.

Как Эдин спал этой ночью, лучше не спрашивать. Но под утро все же задремал, потому что Слен разбудил его, тряся за плечо.

— Эдин, вставай, за тобой пришли!

Пришли от маркграфа.

В маркграфской передней было пусто, наверное, из-за раннего часа. Зато он увидел Сьюну, та прикорнула на большом диване, обняв руками подушку.

Зачем тут Сьюна?

Эдина провели дальше, в кабинет.

Милда. Она без слов бросилась ему на шею.

— Привет, сестренка, — сказал он, как последнее время говорил всегда, — как дела?

— Мы говорили, долго, — шепнула она ему на ухо. — Мой отец и правда ничего.

— Все в порядке?

Милда сразу поняла суть вопроса.

— Да. Не беспокойся, я вообще еще ни с кем не была, так что не обвинят, — ответила она еле слышным шепотом.

И Эдин вдруг отчетливо понял, что будет дальше. Это же ясно, маркграф захочет на корню пресечь возможные сплетни. Слуги ведь знают, приятели Рангара наверняка тоже. Значит, надо прилюдно предъявить девственность Милды. Как? Выдав замуж, например. Среди циркачей вывешивать брачную простыню не очень принято, но все равно иногда так делают. Зато все прочие кандрийцы соблюдают этот обычай неукоснительно, что знатные, что простолюдины.

— Все будет хорошо, — сказал он ей тихонько.

— Будет-будет, — согласился маркграф, — вот мы сейчас по-мужски поговорим, и решим, как нам сделать хорошо. Согласен, братец-шут? Оставь нас пока, девочка, сейчас распоряжусь завтрак вам принести, — он сам вывел Милду за дверь, к Сьюне.

Потом вернулся, уселся в кресло у стола, и широким жестом показал Эдину с Якобом на стулья.

— Ты кругом оказался прав, братец-шут, Милда и правда моя дочь. Не только в фамильном сходстве дело. Обряд в Храме не оставил повода сомневаться, — заметив удивленный взгляд Эдина, он пояснил, — капля моей крови, капля ее крови, сто солленов за обряд. Ты не знал?

— Да, милорд, — согласился Эдин.

— Жаль, что вы молчали три года, — маркграф нахмурился, — это была редкостная глупость, не скрою. Знай я обо всем раньше, мог бы добиться для нее прав законной дочери, король не отказал бы, ведь она сирота, а у меня дочерей нет. И потом, вы сами видели, что чуть было не случилось.

Эдин опустил глаза.

— Друг мой Лаленси, — обратился маркграф к Якобу. — Я тут побеседовал с Милдой, и еще с одной девушкой из вашего цирка, это на случай, если Милда оказалась бы чересчур стеснительной. И примерно понял, как все это время обстояли дела. Так что прими мою искреннюю благодарность за заботу о ней…

Якоб промычал что-то невнятное.

— Понятно, слова благодарности в суму не положишь, — усмехнулся маркграф, — но это еще не все, Якоб Лаленси. Я сделаю тебе ряд предложений, от которых ты не захочешь отказаться, чуть погодя. А пока… — он взглянул поочередно на Якоба, на Эдина, — друг Лаленси, еще раз благодарю тебя за заботу о моей дочери, и извещаю, что отныне роль ревнивого отца я забираю себе, — смену выражений на лице Якоба маркграф, определенно, рассматривал с удовольствием.

— Видишь ли, ей девятнадцать, правильно? Отец, не озабоченный замужеством девятнадцатилетней дочери — нерадивый отец. Так что, предложу тебе два варианта на выбор: можешь просить ее руки, или, так скажем, ступай себе по своим делам…

— Ко всем демонам, — закончил Якоб.

— Можно и так сказать, — сразу согласился маркграф. — Сам понимаешь, законную дочь я бы тебе не отдал, а так….. не сомневаюсь, это к лучшему. Что скажешь? Ты против, я правильно понял?

Якоб мялся и молчал.

— Я разделяю твои сомнения, дорогой Лаленси, — вздохнул маркграф. — Она так молода, ей был бы уместнее муж помоложе, а любовь и прочие капризы — баловство. Хорошо, так и решим. Под моим началом достаточно достойных молодых людей.

Эдин сидел, кусая губы, и переводил взгляд то на Якоба, то на маркграфа.

— Ваша милость, — хрипло сказал Якоб и закашлялся, — милорд, позвольте просить руки вашей дочери.

— А, вот как? — маркграф улыбнулся. — И ты уверен в своем решении? Очень хорошо. Давайте теперь спросим у нее.

Позвали Милду.

— Девочка, вот тут благородный Лаленси просит твоей руки. Что скажешь?

Эдин не сомневался, что она скажет, и не ошибся.

— Нет-нет… ваша милость! Я не хочу за него замуж! Он мог бы раньше… Теперь нет. Он не любит меня…

— Как хочешь, милая. Принуждать тебя нужды нет. Завтра предложу более интересный выбор.

Якоб резко встал, поклонился маркграфу и направился вон из комнаты. Он был уже в дверях…

— Якоб! — Милда вскрикнула, подбежала и повисла у него шее, — Якоб. Якоб, я умру без тебя!

А тот сжал ее в объятиях, куда более крепких, чем следует обнимать девушку на глазах у ее отца.

На губах маркграфа блуждала улыбка — тень сдерживаемого смеха.

— Ваше просьба удовлетворена, благородный Лаленси, — объявил он, и добавил тише, — как невероятно давно женатый, могу утверждать: договариваться с женщиной занятие нескучное и по-своему увлекательное. Успехов тебе, друг Лаленси.

— Благодарю, ваша милость, — сказал Якоб, а Милда молча спрятала лицо у него на груди.

— Поженитесь завтра, — объявил маркграф, — здесь, в замковом Храме. Сначала состоится церемония для графа Бьяри, королевского посланника в Грете, и леди Ниалы Диндари, потом ваша. Надеюсь, с платьем успеют.

— О, не нужно! — подала голос Милда.

— Ну, как же? Единственная свадьба, единственное свадебное платье, сейчас сама не знаешь, чего хочешь, а потом будешь жалеть. Обязательно платье, и все прочее нужное. Это вовсе не проблема, девочка. Благородный Лаленси, мне нужен комендант с суверенными правами в один из замков на побережье. Хозяйство беспокойное, но вам вполне по зубам. Согласитесь?