Корсар (СИ) - Манило Лина. Страница 49

— Ты когда пьяный более вменяемый, между прочим, потому не кобенься, а пей. Да и не выпущу тебя отсюда, пусть хоть связать придётся, потому что в таком состоянии ты столько бед наворотить способен, что аж страшно. Потому сиди тут, как хороший мальчик, и пей.

Пару минут проводим в полной тишине, пока Викинг не набирается храбрости и не начинает:

— Вообще-то мы как лучше хотели. Ты был одержим местью, вот твой отец и решил, что если ты узнаешь, что Урод кони двинул, то успокоишься и не наделаешь лишних глупостей.

— То есть это ложь во спасение моей никчёмной жизни, я правильно понял?

— Что-то вроде того, — кивает и болтает остатки коньяка в фигурной бутылке. — Ты бы не успокоился, пока не нашёл его, я же тебя знаю. Никогда ты не отступал от намеченных целей, всегда пёр буром, напролом. Вот и с Уродом не стал бы церемониться, убил бы его.

— И правильно бы сделал.

— Правильно или нет — вопрос десятый. Другое дело, что снова загремел бы в тюрягу из-за этого ошмётка человека.

В голове туман, и голос Викинга доходит до меня, будто сквозь слой ваты, но внутри клокочет такая всепоглощающая ярость, такая злоба, что не продохнуть. И никакой грёбаный коньяк не поможет, хоть залейся им по самые уши.

— Родя, прости меня, — доносится и тяжёлая рука ложится на плечо. — Как же эта сволочь на глаза тебе попалась?

— Тварь он, убью с… суку, — выдыхаю, закрывая глаза и проваливаясь в мутное болото забвения.

30. Ева

— Ева, как ты смотришь на то, чтобы попить кофе? — спрашивает Полина, когда девушка лет двадцати  занимает место на кушетке, и Брэйн с головой уходит в работу. — Всё равно дел пока никаких, да и это последний клиент на сегодня.

Киваю и иду за Полиной в комнату отдыха, а по пути размышляю о том, не ревнует ли она, когда Брэйн видит десятки женских тел разной степени обнажённости. Понимаю, конечно, что это его работа, точно у врача или художника, но всё равно как-то непривычно. Но спрашивать об этом глупо и неудобно, потому что не хочется выглядеть глупой. Полина тем временем заправляет кофеварку и указывает рукой на небольшой кожаный диван:

— Присаживайся. Ты какой кофе любишь? Со сливками или чёрный?

— Давай со сливками, гулять так гулять.

Полина смеётся, запрокинув голову, и достаёт из маленького холодильника тёмно-синюю картонную упаковку.

— Правильно, я тоже такой люблю. Ещё и сахара побольше. Брэйн вечно меня ругает, и мама, но бесполезно. Вот когда слипнется, тогда и брошу.

Полина хлопочет, разливая ароматный кофе по чашкам, добавляет сливки, достаёт печенье, складывает это всё на поднос и ставит на столик, стоящий рядом с диваном.

— Что-то я сегодня устала, — говорит, откусывая кусочек печенья. — Какие-то психи в основном приходили. То одно им не так, то другое. Не знаю, как Брэйн находит в себе силы терпеть некоторых товарищей. Дали бы мне волю, убила бы уже давно кого-нибудь.

Смеюсь, представив эту миниатюрную девушку, заносящую кулак над особенно невозможными гражданами.

— Не смешно, между прочим. Эти любители острых ощущений и мёртвого способны достать.

— Представляю.

— Мне иногда кажется, что я к концу рабочего дня устаю больше Брэйна. — Делает большой глоток кофе и заедает печеньем. — Хотя всего ведь администратор, но пока со всеми желающими по телефону поговоришь, время назначишь, на вопросы ответишь, ещё что-то и иногда кажется, что три вагона разгрузила.

— Вы давно вместе работаете?

— Как поженились, так и работаю, — улыбается, а в глазах блестит счастье. — Полгода уже. Раньше-то я в офисе трудилась, но потом познакомилась с Брэйном — здесь, кстати, в студии — и всё так завертелось, закрутилось. И вот теперь работаем вместе. И, несмотря ни на что, я рада.

Она и правда кажется счастливой, и я улыбаюсь, напитываясь исходящими от хрупкой Полины волнами любви и позитива.

Она такая красивая, просто статуэтка, с ярко-синими глазами и идеальными чертами лица, что даже становится неловко, что сама настолько нескладная и угловатая вся. Грешным делом даже кажется, что никогда раньше не видела никого прекраснее.

За разговором, смехом и воспоминаниями проходит несколько часов. В соседней комнате тихо играет музыка — что-то из тяжёлого рока, но я не очень хорошо разбираюсь в таких мелодиях. Ещё раз смотрю на круглые часы, висящие на стене напротив, и понимаю, что его нет уже четыре часа. Куда пропал? Обещал же скоро…

Наверное, я побледнела или ещё как-то выдала своё волнение, потому что Полина гладит меня по плечу и улыбается:

— За Роджера не переживай. Скоро приедет. — Машет рукой и подкладывает мне на блюдце ещё печенья, которого просто какой-то нескончаемый запас. — Если был бы конкурс на самых надёжных мужчин, он бы обязательно его выиграл с гигантским отрывом.

— Я не переживаю… просто он на звонки не отвечает, телефон выключил. Вдруг в аварию попал? Или ещё что-то случилось?

Страшные картинки кружатся перед глазами, и я слегка встряхиваю головой, чтобы отогнать навязчивые видения. Только паниковать раньше времени не хватало. Приказываю самой себе успокоиться и, вроде бы, выходит. Во всяком случае, не мерещится уже всякая гадость.

— Да ладно тебе! — машет рукой и смеётся. — Роджер не умеет в аварии попадать, честное пионерское. Мало ли что? Уверена, уж едет сюда. Ешь лучше, а то совсем прозрачная.

— Спасибо.

Но, если честно, от сладкого уже немного подташнивает. Или это от нервов? Не разобраться.

Вдруг Полина поднимается, быстро идёт к высоком шкафу и что-то в нём ищет. Не знаю, что ей там могло понадобиться, но это, в сущности, и не моё дело.

— У нас тут “Бэйлис”, кстати, есть. — Поворачивается, подмигивает и потрясает в воздухе красивой бутылкой чёрного цвета. — Думаю, нам, обеим не помешает, как думаешь?

— А давай! Чего добру пропадать?

Смеётся, а я понимаю, что с Полиной необыкновенно легко и свободно. У меня всегда были подруги, но никогда, кажется, я не сходилась ни с кем настолько быстро и легко.

— Я вообще так себе знаток алкоголя, но "Бэйлис" вкусный, — смеётся Полина, найдя где-то две небольшие рюмки с расширяющимся кверху горлышком. — Паша говорит, что эту сладкую гадость нужно законом запретить. А мне нравится.

— Паша? — переспрашиваю, когда тягучая жидкость цвета кофе с молоком наполняет рюмки.

— Брэйн который, — снова смеётся и поднимает рюмку. — Не обращай внимания, они все держатся за свои прозвища как за какой-то внутренний код, что ли, и по имени себя называть разрешают, но не очень-то от этого в восторге.

Задумываюсь о том, что называю Роджера только так, никогда по имени. Странно, конечно, но так уж вышло.

— Давай за нас, что ли, выпьем? За таких умниц и красавиц, которых свет не видывал раньше.

Мне становится так смешно, что чуть не пополам сгибаюсь от хохота, а Полина вторит мне. Вдруг до слуха доносится какой-то странный звук, и я настораживаюсь, не в состоянии понять природу шума.

— Что это там? — спрашивает Полина, подскакивая на ноги. — Обычно, у нас тихо.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Из соседней комнаты, где Брэйн принимает клиентов, доносятся крики, маты, и я, не помня себя, распахиваю дверь. Снова возвращается беспокойство. Почему Роджер не возвращается? И хоть умом понимаю, что он взрослый человек со своими проблемами и устоявшейся жизнью, а я упала ему на голову, чуть не вынуждая разгребать мои неприятности… хотя да, я на этом не настаивала.

— Идите в комнату! — рявкает Брэйн, а я аж подпрыгиваю на месте от испуга. — Не на что тут смотреть.

Полина за моей спиной ахает, а у меня спазмом горло сжимается.

— Паша, не ори! — говорит Полина и берёт меня за руку. Это прикосновение успокаивает, и я немного прихожу в себя.

— Что с ним? — спрашиваю, наблюдая, будто из-за стекла за тем, как Арчи и Брэйн кладут Роджера на кушетку.