Корсар (СИ) - Манило Лина. Страница 50

Мне кажется, что попала в какой-то тягучий ночной кошмар, из которого практически невозможно выбраться. Окружающую реальность воспринимаю точно обрывки киноплёнки. Вот Роджера кладут на опустевшую после ухода клиентки кушетку, убирают волосы с лица. Он вроде и дышит, а может быть, только так кажется? Сама не осознаю, как делаю шаг вперёд, потом второй, третий и вот я совсем рядом, хотя Брэйн что-то снова кричит, но наплевать. Я должна посмотреть, должна дотронуться, убедиться, что с ним всё в порядке.

Резкий запах алкоголя практически сшибает с ног, я морщусь, но это всё ерунда.

— Он живой? — вырывается прежде, чем успеваю о чём-то подумать.

— Живой он, что с ним будет? — ворчит Арчи, бросая на меня косые взгляды. — Бухой только в хламину. А ещё дерётся, еле дотащил его тушу сюда. Хотел в “Ржавую банку” отволочь, но до неё дальше, а он слишком сильно буянил, могли и в кювет вылететь.

— На байке, что ли, волок? — удивляется Брэйн, разминая шею. — Твою мать, здоровый он всё-таки бугай.

— Ага, конечно, — хмыкает Арчи и криво улыбается, — на байке мы бы до того света доехали быстрее, чем сюда. На фургоне нашем рабочем, пришлось спецом возвращаться за ним в мастерскую.

Брэйн стоит напротив, сложив руки на груди, и смотрит на лежащего на кушетке Роджера. Я присаживаюсь рядом на корточки и протягиваю руку, чтобы прикоснуться и ощутить его тепло. Главное, что живой...

— Ева, не трогай его лучше, — просит Арчи, касаясь моего плеча. — Он немного не в себе, сейчас двинет тебя, потом до смерти будет сам себя ненавидеть.

Отмахиваюсь от него, потому что знаю: в каком бы состоянии ни был Роджер, он не ударит меня. А если случайно? Ну и ладно, переживу.

Глажу по небритым щекам, провожу пальцами по линии носа, целую в искалеченный глаз. Он не шевелится, только глубоко и размеренно дышит, но, наверное, именно это ему сейчас необходимо.

— Чего он накидался так? — спрашивает Брэйн.

— А я знаю? Я приехал в “Бразерс” с одним заказчиком встретиться, а там шум, гам, переполох. Официанты бегают, глаза перепуганные. Говорят, мол, шеф с другом своим рыжим сначала дрался, а теперь заперлись и бухают.

— Ну и ты попёрся к ним? — хмыкает Брэйн.

— Само собой, буду я в углу отсиживаться. Да и любопытно.

— А Викинг что?

— Викинг тоже в сопли. Потому я рванул в “Ржавую банку” за фургоном и забрал оттуда Роджера.

Дальше не слушаю их болтовню, потому что совсем неинтересно, что там и как, главное, что расскажет мне Роджер, когда очнётся. Ничего не хочу знать, ни о чём думать. И вообще, была бы возможность, закрыла бы его от всего мира, потому что нутром чувствую, что ему больно. Не просто так он напился, не просто так дрался, что-то точно произошло. Только что?

— Ребята, может быть, домой его отвезём? — говорю, не обращаясь ни к кому конкретно. — Если это возможно, конечно…

— Слышь, Брэйн, вроде не дёргается?

— Я могу за руль сесть, — говорит Поля, — а вы его будете держать, если снова будет буянить.

— Он не будет, я уверена. — И ведь действительно верю в это. Может быть, я слишком много на себя беру, но почему-то кажется, что смогу найти способ его успокоить.

Чтобы хоть чем-то занять дрожащие руки, поправляю куртку на Роджере, приглаживаю волосы и бороду. Он будет в порядке, что бы ни случилось. Сейчас моя очередь помочь ему.

31. Роджер

Мать их, моя голова… Сейчас лопнет к херам. И почему я не сдох, скажите, пожалуйста?! Какого хрена вообще произошло? Ни черта не помню, как отшибло.

Приоткрываю здоровый глаз и сразу зажмуриваюсь, потому что мир плывёт и кружится, как на адской карусели, а вместо мозгов — липкая каша. Воспоминания о том, что довело меня до такого состояния вспышками в сознании, и я стону, потому что не хочу этого помнить. Нет, это просто невозможно, не хочу даже думать, что Урод на самом деле жив. Не хочу, потому что боюсь самого себя в эти моменты, своей ярости и желания свернуть его шею.

Пытаюсь повернуться на другой бок, встать, но тело не слушается, словно чужое.

— Роджер? — доносится до слуха, а я не могу понять, кто рядом.

— Ммм? — удаётся выдавить, но уже хоть что-то.

Снова пытаюсь открыть глаз, и наконец-то удаётся, но сообразить, где нахожусь и кто рядом, всё равно не получается. Вглядываюсь в потолок над головой, но это мало помогает, особенно, когда он так кружится и пляшет.

Совсем близко, почти над ухом раздаётся тяжёлый вздох, и я пытаюсь повернуть голову на звук и, когда удаётся, замечаю рыжие волосы. Несколько раз моргаю, а до сознания доходит, что это Ева. Моя золотая девочка…

— Ты? — выдыхаю, а она улыбается.

— Я.

Протягиваю руку и глажу её по колену.

— Я думала, ты никогда не проснёшься, — говорит, накрывая мою ладонь своей. — Испугалась.

Нахожу в себе силы и, подтянувшись на руках, сажусь. Сначала слегка штормит и подташнивает, но, в конце концов, в голове слегка проясняется, и я даже могу узнать свою комнату.

— Долго был в отключке?

— Всю ночь и вот, до обеда.

— Ни хрена себе… а дома мы как оказались? Последнее, что помню, как мы бухали с Викингом в «Бразерсе».

— А до этого подрались, да?

Закрываю лицо руками и растираю щёки, чтобы выиграть немного времени. Не думал, что она что-то знает об этом. Не хотел впутывать Еву во всё это дерьмо, когда сам до конца не понял, что с этим всем делать.

— Ева-а… — прошу, почти умоляю, потому что не знаю, с какого конца подобраться к этой истории.

— Я всё понимаю, не беспокойся. — Придвигается ближе и кладёт голову мне на плечо. Такая тёплая и близкая, моя золотая девочка. — Для начала тебе нужно поесть, а потом, если захочешь, поговорим.

— Ев, я даже думать о еде не могу.

Кривлюсь, давя рвотные позывы, только представив, что кладу что-то в рот и жую. Мерзость. Вот воды бы выпил.

— Ничего не хочу знать, я бульон сварила, самое лучшее лекарство.

— Когда успела-то? — удивляюсь, глядя на золотую девочку. Даже тошнота прошла, а Ева отмахивается от меня, словно ничего особенного не сделала.

— Пока ты спал, у меня было слишком много свободного времени, — смеётся и устраивается поудобнее, а я вдруг понимаю, что мне становится намного легче, когда она рядом. — Не люблю бездельничать.

— Ты хоть сама спала?

— Ещё как, храпела даже, — заливается серебристым смехом, а я морщусь, потому что голова взрывается от боли, даже шевелиться невыносимо. — Обо мне не беспокойся, у меня всё хорошо.

— Ну, раз всё хорошо, тогда, конечно, не буду беспокоиться.

Она снова смеётся и целует меня в щёку.

— Но больше так сильно не пей, потому что потом проветривать тяжело. Да и вообще…

Спрыгивает с кровати и подходит к окну, а я слежу за ней, такой лёгкой и стремительной. На ней надеты короткие пижамные шорты и майка на тонких бретельках, а волосы падают на спину, слегка завиваясь на концах.

Хоть и чувствую себя мешком с дерьмом, но некоторые части моего организма очень даже не возражают, чтобы штанишки эти с Евы снять, но не с таким перегарищем это уж точно. И не с такой головной болью.

— Ладно, золотая девочка, корми меня. Я весь твой.

Она поворачивается ко мне, улыбается и бежит на кухню, а мне, правда не с первой попытки, удаётся всё-таки поднять свою тушу с кровати.

Всё, ну его на хер, брошу пить. Так и сдохнуть недолго.

— Вкусно? — спрашивает, когда съедаю половину тарелки прозрачного бульона.

— Очень, даже уже не тошнит, — говорю, набирая следующую ложку.

— Здорово!

Она сидит напротив, спиной к окну, а апрельское солнце заливает комнату, запутывается лучами в её огненных волосах и кажется, что всё вокруг пламенеет. И почему я раньше не любил рыжих, просто на дух не переносил? Но Ева не просто какая-то там рыжая, она моя и только моя, и весь этот свет лишь для меня.

— Что? — приподнимает удивлённо брови. — Ты на меня пялишься. Я испачкалась, что ли?