И смех и грех, или Какая мука - воспитывать! (СИ) - Мизухара Кристина Ивановна "onix". Страница 70

Она сложила всю свою одежду рядом на пол, а он подошел, взял за руку и заставил сделать пару шагов к дивану.

Затем достал откуда-то со спины, из-за пояса брюк, тончайший кнут с петельной на конце. Она знала, что такой оставляет ощущение не удара, а пореза. Как лезвие.

Опять обошел вокруг, наслаждаясь её неловкостью стоять голой перед одетым, чужим, почти незнакомым мужчиной.

Её грудь была отменной — большая, полная, налитая, округлая. И уже даже не женская, а скорее бабская. Немного жирка на животе, широкие, мощные бёдра — короче, она оказалась владелицей всего того, в желании изредка обладать чем, он мог признаться только самому себе. На ушко.

— На колени. На задницу. Живо, — стукнул её ногой сбоку по икрам.

Она послушно опустилась. Он остановился спереди.

— Раздвинула ноги.

Она рассоединила колени.

— Шире.

Сделала, как велено.

Он присел на корточки, потянулся рукой ей между ног и сразу же нащупал клитор. И принялся ласкать.

От удовольствия она прикрыла веки и чуть отвела голову назад.

— Глаза открыла. Быстро. — Он усмехнулся. — Что, кончить захотела?

Ещё через секунды увидел, что её ноги начинают раздвигаться ещё шире, ноздри раздуваются, и почувствовал, как налились, набухли под пальцами половые губы, и потекла смазка.

Она отдавалась. И когда её рот плотно сжался и побелел, глаза задёрнулись плотной, непреодолимой ширмой возбуждения, он руку убрал и встал.

Она сглотнула и, часто-часто заморгав, еле продралась сквозь морок. Стряхнула с себя похоть.

Медленно расстегнув себе ширинку, он достал свой уже окаменевший член.

— Открой рот.

Она послушно разомкнула губы.

— Шире, блять!

Открыла шире и только попыталась помочь себе руками придержать его головку…

— Руки! — шлёпнул рукояткой кнута ей по пальцам. — Не твоё.

Она подняла обиженный взгляд.

— Руки на колени! — отвлёк её командой как ребёнка перед болезненным уколом и вогнал ей член в рот до упора. Прямо в горло. Поддержал за затылок и принялся трахать.

Это было прекрасно. Вот так, не заботясь о её чувствах, как он давно желал, скучал. Знал, что второго раза ему уже не захочется, ибо потянет на любимое, родное, нежное, ласковое и улыбчивое, но иногда проделать, как жаждет именно он и только он — это то, что доктор прописал. В груди не шевелится, не ёкает, не откликается, всё сосредоточенно только в паху. Там горячо, тело приятно ноет и оттягивает каким-то сладостным грузом вниз. Член резвится и танцует джигу, попав в свою любимую среду, где влажно и скользко, где он хозяин и господин и может делать всё, что хочет.

Физиология ликовала. Парень чувствовал, что справляет нужду.

Да, именно так и следует отыгрываться на умницах, которые вздумали пособничать безмозглым малолеткам в их шутках.

Кончать ей в горло не стал. Пожадничал. В прямом смысле. Как-то жалковато было оставлять частичку себя в этой чужой и почти незнакомой женщине.

— Хватит, — вынул член, зашел за спину и снял брюки вмести с боксёрами. Вытащил из петель ремень. Завёл его ей спереди за горло и застегнул ошейником, как на собаке, оставив длинный конец для себя.

— Руки.

Она послушно завела их назад, и он звякнул наручниками.

Связав её, отошел к столу и взял одну из свечей. Занёс над женщиной и вылил весь расплавленный воск ей на плечо.

Она дёрнулась.

— Пять ударов, — хищно усмехнулся. Взял вторую свечку и теперь уже опрокинул воск промеж лопаток.

История повторилась.

— Десять.

Схватил свисающий с её шеи конец ремня и потянул на себя. Она сильно отклонилась назад. Воск с третьей свечи попал спереди ей на пупок.

— Ах-х-х…

— Пятнадцать. — Поставил свечу на столик и подтолкнул женщину грудью на диван.

Она упала туда лицом и задержалась руками.

— Раз! — замахнулся. Послышался свист, и на её белой, заплывшей жиром и воском спине появилась красная полоса. Короткая, узкая, но яркая. — Два! — две полосы. — Три! — три.

Воск отшелушивался, и его ошмётки летели чуть ли не по всему залу.

Разумеется, лупил он даже не в пол силы и не в четверть, а совсем легко, но и кнут был тоже не прост. Не для БДСМ. Это изделие племени сиу — коренного населения Америки, настоящее, для диких лошадей и крутых ковбоев он привёз с собой из Принстона.

Она молчала. Все пятнадцать ударов. А он всё больше и больше возбуждался. Да, можно было задаться целью заставить её произнести это чёртовое стоп-слово, которое специально выбрал таким сложным, но по предыдущему опыту знал, что останавливаться — себе дороже, потом хлопот не оберёшься.

— Пятнадцать! — потянул конец ремня, запрокинул ей голову и заглянул в лицо — в глазах слёзы, губы искусаны, но в уголках — улыбка.

Внутри что-то шевельнулось.

Восхищение? Одобрение? Понимание? Желание закрепить? Продолжить?

Отбросив кнут на диван, поднял брюки и достал из кармана презерватив. Раскатал себе по члену.

Трахал её долго. Очень долго. Сильно, резко, грубо, с разгона и с замахом.

«Заслужила», — улыбался про себя.

Поймав ритм, тела пружинили, отскакивали друг от друга с сочными, плотными шлепками. Конечно, влагалище не было таким уж узким и тесным, как он привык, но то, что тут можно не церемониться, а даже наоборот, подхлёстывало, и именно здесь в нём кипела аптекарски чистая зверская агрессивность, дикая, первобытная сила, граничащая с натуральным садизмом. Опасным и сладким до оргазма.

Она молчала. Всю дорогу молчала. Когда он решил, что пора, схватил ремень на её шее и дёрнул на себя.

— Кончай! Ну! — отпустил и потянулся рукой вниз, нащупал клитор и надавил.

Освобождалась она громко, бурно, бешено и отчаянно-отвязно. Билась в конвульсиях, лупила по дивану ладонями, и рычала. Судя по всему, так привыкла.

Он быстро вынул член, сдёрнул с него презерватив и излился ей на спину. Прямо на покрасневшие, опухшие полосы. И размазал это всё ленивым, лёгким движением. Так учили его на БДСМ сессиях.

Когда спазмы сошли на нет, быстро расстегнул на ней ремень и наручники. Помог подняться и улечься животом на диван.

— И всё-таки, тебя заполучила я, — сделала она ударение на последнем слове. Склонилась и, улыбнувшись в чашку кофе, сделала глоток.

Спустя минут сорок после порки, уже одетые и почти расслабленные они сидели на его кухне и пили ароматный обжигающий напиток с эклерами.

— Ты? — кратко взглянул на неё и вскинул брови.

— Да. Я, — кокетливо покачала она головкой, как иногда пилоты истребителей — крыльями своих «ястребов» и «соколов». — Представляю, ты, наверное, приготовил целую речь, как некрасиво взрослой женщине с учёной степенью ввязываться в пубертатные капризы малолеток.

Он молчал.

— И решил меня наказать.

Тишина в ответ.

— Я познакомилась с твоей Маго в ВКонтакте. Она там выложила фотки на лыжах, и я подъехала к ней на том, что мне мол тоже очень нравятся трассы и снег. Да вот только с работы не отпускают ироды-начальники, ведь работаю я гинекологом, — пожаловалась плаксивым тоном девочки — ломаки.

Он отхлебнул свой кофе, посматривая на неё серьёзным или даже злым взглядом.

— Мы поболтали, и я ей рассказала, что якобы дала положительный тест какой-то подруге, и та «обрадовала» мужа, что беременна. — она показала пальцами кавычки. — Эта твоя глупышка попросила у меня такой же… м-м-м где-то дня через два.

От того, что Марго назвали глупышкой — хотя сам бы он мог сказать на пару порядков точнее и красивее — захотелось опять связать и исполосовать эту умницу-красавицу напротив.

— А профит?

— Ты должен был задолжать мне, что не сообщаю в училище о её «беременности». — Показала кавычки опять.

Он задумался надолго и тем более странно прозвучал его краткий вопрос.

— И?

— Не думала, что в такой ситуации ты зацепишься за фотографию к УЗИ. Не на того напала, — она сначала закусила нижнюю губку, с выражением лица отвязной дряни, которую обязательно нужно наказать по новой. А потом как ни в чем не бывало откусила пирожное.