Жёлтая магнолия (СИ) - Зелинская Ляна. Страница 32

Дамиану усадили в лодку, и Жильо при этом стоял с веслом наизготовку так, как будто собирался сбросить её в воду при малейшей попытке бежать.

Но когда лодка отчалила, и панический страх отступил, Миа подумала, что всё это как-то странно. Констебли её отпустили, откланявшись маэстро со всем возможным почтением, и сейчас в гондоле их сопровождал один только Жильо, который, казалось, был занят исключительно своим веслом. На воде, конечно, она никуда не сбежит, и может, поэтому маэстро так расслаблен. У неё вертелись на языке тысячи вопросов, но она набралась терпения и молча смотрела на дома вдоль канала, лепившиеся друг к другу, как ласточкины гнёзда. А маэстро молча смотрел на неё.

И от этого напряжённого молчания Миа наизусть запомнила даже скрип уключины — если услышит в темноте — вмиг узнает эту лодку. Но единственная мысль, которая прочно засела у неё в голове вытеснив всё остальное: что с ней будет дальше?

Когда они прибыли в палаццо, маэстро, как и в прошлый раз, перепоручил Дамиану монне Джованне и сказал абсолютно серьёзно, обратившись к дворецкому:

— Смойте с неё сажу и грязь. И глаз с неё не спускайте. Она может попытаться сбежать.

А затем обернулся и как ни в чём не бывало добавил:

— Жду вас в кабинете, монна Росси, как только вы приведёте себя в порядок.

И она не нашлась, что ему на это сказать. А что на такое скажешь?!

В прошлый раз её сюда без спросу приволокли сикарио маэстро, сегодня, опять-таки без спросу, притащили констебли! Его бульдоги разгромили её лавку! Он что, думает, что за шестьсот дукатов купил её себе, как какую-то собачонку?!

Но сказать всё это было уже некому. Маэстро скрылся за дверью, а Миа направилась вслед за монной Джованной, которая снова всем своим видом показывала неодобрение того, что в их дом опять вернулась гадалка.

Сегодня всё повторилось точь-в-точь как в прошлый раз: ванная комната, мыло, полотенца, наставления монны Джованны, платье, туфли, недовольные лица слуг… Только в отличие от прошлого раза две служанки остались стоять за дверью — видимо, не спускали с неё глаз, как и велел хозяин. Едва они вышли, Миа тут же выглянула в окно, но надежду на то, что через него можно будет сбежать, с сожалением пришлось отвергнуть. Под окнами набережная канала, и третий этаж не оставлял никаких шансов.

Она забралась в ванну и лежала, никуда не спеша, пока вода совсем не остыла. Раз маэстро хочет, чтобы она благоухала, прежде чем голову ей открутить, ну так и пусть. Хотя… Теперь-то, ясное дело, что он не будет её убивать, раз отправил сюда. И это уже хорошо. Видимо, он снова хочет всласть над ней поиздеваться и поунижать, но боится, что она испачкает сажей дорогущие ковры. Но это ерунда. Пусть отведёт душу. А она всё равно удерёт отсюда. Удирала же из пансиона синьоры Ногарола, вот и этот палаццо не Дворец Вздохов с его решётками.

И от этих мыслей на сердце у неё полегчало.

Но почему маэстро так странно себя ведёт? Раз она сама убежала в прошлый раз, считай, их договор расторгнут, чего он и хотел с самого начала. Так зачем он снова притащил её сюда, да ещё и велел отмыть?

Неужто он и вправду не обиделся за то, что она ударила его по уху подносом? Любой бы обиделся… а уж патриций!

И ей вдруг пришла в голову мысль: а может, это маэстро заплатил за неё ренту? Разгромил лавку, а потом ему стало стыдно, и он решил вот так всё исправить? Ну конечно! А она-то всю голову сломала, кто это может быть. Неужели маэстро такой совестливый человек? Вот уж это вряд ли. Но… наверное, ей стоит спросить у него прямо. А может, лучше и не спрашивать…

Миа была в тупике. Любой патриций на его месте уже разделался бы с ней. А маэстро вёл себя не как все нормальные люди. И это тревожило ещё больше. Ведь если не утопили в канале сразу, значит, придумали какую-то более худшую участь.

Она зашла в гардеробную и обнаружила, что на подставке так же, как и в прошлый раз, висит новое платье. Зелёное, украшенное кружевом, и хоть и скромное, но более элегантное, чем предыдущее. Оно и сидело на фигуре лучше прежнего, и удивительно ей шло, оттеняя цвет волос и глаз.

Миа замерла у зеркала, глядя на себя и думая: нет, это не она по ту сторону стекла. И даже лицо, её лицо в отражении, не похоже на Дамиану Росси, как будто зеркало волшебным образом стёрло гадалку и нарисовало совершенно другую женщину. Ей вспомнилась легенда, которую в детстве рассказывала мать: о том, что альбицийские мастера с острова Мурано умеют делать живые зеркала, меняющие реальность.

Только видеть это могут не все. Не каждому такое зеркало отвечает…

Мать не любила зеркала. Но в гетто их и негде было взять, слишком уж дорогое это удовольствие. Вода в лагуне — вот зеркало настоящей цверры. Зато всякий раз, когда они бывали в богатых домах, мать старалась быстрее пройти мимо зеркал и тащила за собой маленькую Дамиану, не давая разглядывать себя.

Зеркало может забрать твою душу…

Вот и сейчас Дамиане показалось, что зеркальная поверхность чуть затуманилась и позади её отражения на мгновенье проступила витая балконная решётка и дрожащая на воде дорожка серебристого лунного света. Миа моргнула несколько раз, прогоняя рождающееся видение, и направилась прочь.

Не стоит обольщаться. Ко всему этому: платьям, ванне и пушистым полотенцам, нужно относиться, как к карнавалу, что проходит в Альбиции ежегодно в день начала лета. На одну ночь всё меняется. Все надевают маски и становятся не теми, кто они есть. Только в такую ночь плебейки танцуют с патрициями, и цверра из гетто может недолго побыть настоящей синьорой. Но с первым лучом солнца маска превращается в рыбью чешую, платье синьоры в водоросли и тину, фейерверки гаснут и волшебство заканчивается. И ей не стоит прикипать к этим платьям и душистой пене, а то отрывать придётся с мясом, а на что ей новая боль?

Она осмотрелась в комнате в поисках чего-нибудь острого, что можно прихватить с собой для защиты… на всякий случай. Но ничего подходящего не нашлось, а бронзовый подсвечник был слишком громоздким, чтобы спрятать его под платьем. Миа вздохнула и вышла из комнаты, решив, что придумает что-нибудь на месте. В конце концов подсвечник можно прихватить и по дороге.

Монна Джованна сухо доложила маэстро о её прибытии, пропустила вперёд, и, аккуратно притворив двери кабинета, исчезла тихо, даже не стуча каблуками, как обычно. А Миа остановилась поодаль и сцепила пальцы. Рисунки мёртвых девушек, висящие на стене, сразу всколыхнули утихшие подозрения о том, что убийца девушек, возможно, маэстро. И хотя сейчас эти подозрения немного ослабли, но на всякий случай Миа расположилась поближе к странному металлическому предмету с полукруглой ручкой, стоящему на краю стола. Не поднос, конечно, но если понадобится, то им можно и ударить в ответ. Будет в самый раз.

Маэстро стоял у карты, заложив руки за спину. При звуке шагов он обернулся и окинул Дамиану придирчивым взглядом. И это было в точности, как и в прошлый раз — как будто он снова её оценивал, и снова остался не удовлетворён результатом.

И к чему всё это? Сначала обрядил её в это платье, а теперь смотрит на неё так, словно ищет какой-то изъян!

— Что-то опять не так? — спросила Миа, разглаживая ладонями юбку. — Вы хотели, чтобы я вымылась и надела это, ну так вот, я и надела. А вы теперь так смотрите…

— И как же я смотрю? — спросил маэстро, не двигаясь с места.

— Как будто я пришла в рыбьей чешуе!

— Ну… не в чешуе, — он как-то криво усмехнулся, — но глядя на ваше преображение, я снова вспоминаю легенду о той девушке, что ночью была красавицей, а днём превращалась в лягушку.

— И я, по-вашему, эта лягушка?

— Другая бы сказала: «И я, по-вашему, эта красавица»? — и он снова криво усмехнулся.

— О, я помню, как вы сказали, что мне не стоит питать иллюзий на ваш счёт. Вряд ли вы считаете меня красавицей. И вы уже называли меня «грязной девицей с засаленной колодой карт и бутафорским шаром», а ещё «шарлатанкой с самого дна Альбиции», понятно, что «лягушка» стоит в этом же ряду!