Жёлтая магнолия (СИ) - Зелинская Ляна. Страница 35

— Да я и не боюсь, — она повела плечом, придавая своему виду храбрости, и шагнула к странному прибору.

Маэстро подошёл и встал рядом. Его присутствие, когда он стоял так близко, всё ещё пугало, несмотря даже на извинения, но Миа постаралась ничем не выдавать своего волнения. Пусть не думает, что она его боится!

— Посмотрите сюда, — он заглянул одним глазом в какую-то трубку, торчавшую из микроскопа, а затем указал Дамиане.

Она с опаской наклонилась и тоже посмотрела туда, куда указывал маэстро.

Увиденная картина была очень странной и ни на что не похожей. В масляном пятне плавали огромные чешуйки золота и серебра размером кажется что с таз. Она поморгала и даже заглянула туда, куда указывала трубка, но там обнаружился лишь маленький кусочек стекла.

— О-ля-ля! И что это такое? — удивилась Дамиана. — Что это я вижу?

— Микроскоп многократно увеличивает малые частицы. И то, что вы увидели, — маэстро достал стёклышко и постучал по нему пальцем, — капля лавандового масла и немного гвоздичного, которым была смазана калитка. Мне показалось странным, что кто-то смазал замок именно этим маслом. Согласитесь, не самое подходящее средство для замков, а главное — дорогое. Я велел снять замок с той калитки, и вот то, на что вы смотрели, и есть то самое масло, собранное из замка. Вы видите в нём частицы? — маэстро вернул стёклышко на место.

— Вижу, — ответила Миа, принявшись снова разглядывать. — Это серебро и золото? Как удивительно!

— Да, и ещё платина. Это масло — отход, оставшийся от производства самых дорогих зеркал, тех, которые покрывают не амальгамой, а серебром или платиной. И делают эти зеркала только лучшие мастера на острове Мурано. Если прибавить к этому плащ из вашего видения — вывод напрашивается сам собой. Так что сейчас мы направимся в Гильдию стекольщиков и выясним, кто этот человек с татуировкой и длинным носом. Идёмте, монна Росси, вы поедете с нами. Лодка уже ждёт.

Маэстро взял рисунки, трость и направился к дверям.

— Э-э-э, простите, но вы что, собрались явиться туда вот в таком виде и начать расспрашивать всех, показывая этот рисунок? — спросила Миа с насмешливой улыбкой.

Маэстро обернулся и, посмотрев на неё с некоторым недоумением, спросил:

— И что вас так развеселило в этом?

— Как только вы ступите на фондамента Сабья, весь такой лощёный, с этой тростью и свитой сикарио, и начнёте расспрашивать народ о том человеке с рисунка, то всех, за кем водится хоть какой-то грешок, сдует с острова, как пух с одуванчика, — она дунула на открытую ладонь. — В Гильдии не сдают своих, чтобы они ни натворили за пределами острова. Как и в гетто. Вам никто ничего не скажет. Там вообще не жалуют чужаков. Вы же знаете, секреты производства зеркал запрещено вывозить с острова под страхом смерти. Так что эти люди умеют держать язык за зубами.

Маэстро развернулся, посмотрел на Дамиану с прищуром, и его губы снова тронула лёгкая тень усмешки.

— Хм. Возможно… вы правы. Но мы не можем явиться туда с констеблями — у нас нет права производить там аресты. Да и увидев констеблей, этот стекольщик сбежит ещё быстрее.

— Само собой. Поэтому нужно идти туда так, чтобы нас приняли за своих.

— За своих? — удивился маэстро. — Вы же понимаете, что патриций и гадалка из гетто вряд ли сойдут за своих в этой ситуации.

— Ну так и не надо идти туда в крахмальной рубашке, — усмехнулась Дамиана. — Хотите найти этого носатого? Доверьтесь мне.

Глава 11. Остров Мурано

Кажется, в палаццо Скалигеров идея Дамианы не пришлась по душе никому.

Переодеться в цверров? Какая дикость!

Даже Пабло и сикарио, которых, как выяснила Дамиана, звали Вито и Маттео, не желали облачаться в одежду цверров. Миа переоделась в своё старое платье, а сам маэстро, хоть и надел что-то подходящее, но выглядел при этом так, что, взглянув на него, она покачала головой и произнесла сокрушённо:

— О-ля-ля, маэстро! С таким лицом, как у вас, не помогут даже лохмотья, я бы в два счёта поняла, кто вы такой. Наденьте шляпу и надвиньте поглубже на лоб. И эта ваша трость… Вы сможете заменить её обычной палкой?

— Но, синьор! — возмутился мессер Оттавио. — Зачем вы слушаете эту ужасную женщину!

Маэстро посмотрел на свою трость и молча протянул её дворецкому со словами:

— Ничего, обойдусь.

— И мне нужно что-то стеклянное, — пробормотала Миа, озираясь в холле, и увидев на постаменте вазу с засушенными цветами, спросила, обращаясь к маэстро: — Я могу её разбить?

— О, Мадонна! — воскликнула монна Джованна. — Да что же вы себе позволяете! Эта ваза…

Но договорить она не успела, потому что маэстро кивнул со словами:

— Бейте.

И в тот же миг Дамиана, вытащив цветы, ударила вазу об угол.

— … стоит семьсот дукатов! — прошептала экономка с ужасом.

Семьсот дукатов?! О, Серениссима! Знала бы, взяла, что подешевле…

И под стенания монны Джованны она сгребла осколки в подол своей юбки.

— И ещё нам понадобятся ножи и зола.

— Синьор, Райнере! — снова возмутился дворецкий. — Это же переходит всякие границы!

Но маэстро снова кивнул и бросил коротко:

— Ножи и золу.

— И ваша гондола, сами понимаете, не годится…

И мессера Оттавио тут же отправили искать что-то подходящее.

— Надеюсь, и вы понимаете, монна Росси, что теперь вам нужно очень постараться, чтобы весь этот маскарад себя оправдал, — негромко произнёс маэстро, поравнявшись с Дамианой на выходе.

Когда они, наконец, отплыли, кажется, весь палаццо до последней служанки был возмущён тем фактом, что какая-то цверрская гадалка распоряжается в их доме, как госпожа. А Миа подумала: ну и пусть, если ей удастся найти этого носатого без всякой помощи Светлейшей, то уж точно маэстро Л'Омбре станет с ней считаться. И может быть, после этого перестанет задавать вопросы про её предвидение. Тогда, возможно, у неё получится выпутаться из всей этой истории без последствий.

Весло Пабло мерно тревожило воду, и управлялся он с ним легко, как с пёрышком, несмотря даже на то, что в этот раз править ему пришлось не стремительной гондолой, а широкой пузатой маскаретой, которую мессер Оттавио отобрал у угольщика.

Но пока лодка удалялась от широкого дворцового канала в хитросплетение узких проток, ведущих к острову Мурано, маэстро по-прежнему не сводил с Дамианы глаз.

— Почему вы всё время смотрите на меня? — спросила она наконец, не выдержав бесконечного разглядывания набережных.

— Где вы этому научились? Вашей наблюдательности? — задал маэстро встречный вопрос.

Как успела заметить Дамиана, он вообще, казалось, не обращал внимания, что говорят окружающие, если ему это было неинтересно, словно отвечать, пусть даже из вежливости, таким людям было ниже его достоинства.

— Мама меня научила, — пожала плечами Миа, перебирая осколки вазы в подоле и стараясь не смотреть на маэстро.

Почему от этого взгляда её всё время пробирает дрожь? И почему она никак не может отделаться от мысли, что маэстро как-то причастен к этим убийствам и что его интерес к ней какой-то уж слишком пристальный?

— И каким образом этому можно научить?

— Она гадала богатым синьорам, и мы ходили из одного дома в другой. Она показывала мне на что обращать внимание, чтобы предсказания выглядели правдивыми: обувь, лодки, штукатурка на стенах, запахи кухни… Расспрашивала зеленщика и молочника, что покупают кухарки. Положим, если спаржу заменяют капустой, то дела у семьи плохи. Всё имеет значение. Любые мелочи. Особенно мелочи! Даже подмётки на обуви дворецкого. Они говорят о том, как платит хозяин своим слугам. Нужно подмечать каждую деталь: давно ли конопачены лодки и швы на каменной кладке. Есть ли в доме кошка…

— Кошка? — насмешливо переспросил маэстро.

— Кошка-крысоловка. Если хозяева держат несколько кошек, значит, в кладовых полно снеди, и значит, деньги в этом доме водятся.

— Ну и что бы вы сказали вон о том палаццо с розовым фасадом, — маэстро указал рукой на один из домов, к которому приближалась их лодка. — Что за люди там живут?