Жёлтая магнолия (СИ) - Зелинская Ляна. Страница 62

Братья стояли и смотрели друг на друга, испепеляя взглядами. Первым отступил Райнере. Отошёл к окну и произнёс, задумчиво глядя на скользящие по воде лодки:

— Может, ты и прав — зря я сюда вернулся. Когда ты попросил меня помочь с расследованием, не шло речи о том, что я должен найти тебя любого бродягу, которого ты повесишь. Ты хотел, чтобы я нашёл настоящего убийцу. И я его ищу. И найду, потому что мне дорога моя репутация. Я не шарлатан и не политик, Ренцо, чтобы подтасовывать карты под нужный результат, — он обернулся и посмотрел на брата. — И я доведу своё расследование до конца. И если в убийствах виноват дож и его жена — ты узнаешь об этом первым. А уж там решай, что с этим делать. И не думай, что прекрасная Беатриче и титул наследного герцога заставят меня поступиться собственными принципами.

— Ты глух к голосу здравого смысла! — Лоренцо снова рассвирепел. — И я не собираюсь тебе помогать в том, чтобы утащить нашу семью на самое дно!

— Не хочешь помогать — не нужно. Просто не мешай мне искать доказательства, — упрямо ответил Райнере.

— В прошлый раз, помнишь, чем обернулись твои доказательства? — хрипло спросил Лоренцо. — Что ты мне говорил не так давно? Лепестки — это просто лепестки! Когда у тебя будет что-то большее, чем чёртовы цветы, вот тогда мы и поговорим о доже! А сейчас, будь добр, сделай так, чтобы ни одна живая душа не узнала о твоих предположениях. И пока у тебя нет доказательств, даже не заикайся о семье дель Торре! Или я сожгу всю Марджалетту до последней цверрской лодки и пепел развею по лагуне!

— Хорошо. Я привезу тебе доказательства. Прямо сегодня.

— И будь добр, кариссимо, сделай так, чтобы чёртова гадалка вернулась назад! И чем быстрее, тем лучше!

Покидая кабинет, Лоренцо едва не вырвал замок из двери.

Ожидание было пыткой.

Лоренцо ушёл, но облако его гнева как будто всё ещё висело в комнате и Райно открыл окно, впуская свежий воздух. Небо над городом затягивало тучами, и с акватории Сан-Себастьян подул прохладный влажный ветер. Ночью будет дождь.

Райно подошёл к фреске, попытался сосредоточиться и не смог. Мысли бродили по кругу, не давая новой информации уложиться в чёткую структуру.

Кажется, впервые Райно оказался в полном тупике. Интересы дома требовали, чтобы он сделал так, как просит Лоренцо: нашёл какого-нибудь бродягу или сумасшедшего, а лучше сумасшедшего бродягу, которого подеста со спокойной совестью повесит за убийства «бабочек». И если не найдётся подходящего бродяги, то сгодятся и цверры, к тому же если правильно преподнести улики, ни у кого сомнений не останется в том, что они виновны. Более того, объяви Лоренцо в Совете о том, что как будущий дож он обязуется очистить город от бродяг и воров, все его поддержат. Никто не будет против, если подеста решит навести порядок в гетто.

Но совесть и профессионализм не позволяли ему так поступить. И мысль о том, что «эта чёртова гадалка» сейчас как раз находится там, где ей теперь угрожает опасность, была раздражающе неприятной. Эта мысль влетела штормовым ветром в его душу и разметала хрупкую конструкцию организованного им порядка. Этот страх за Дамиану был совершенно иррациональным и глупым, но как бы долго он ни вглядывался в карту Альбиции, пытаясь сосредоточиться на расследовании, все его мысли сводились к одному:

Зачем он её отпустил?!

А ведь он знал зачем! Ведь, отпуская её сегодня, он стоял и думал о том, что не может себе представить её рядом с Лоренцо. Это было бы слишком.

Это было бы слишком похоже на то, что случилось двенадцать лет назад, и он не хотел снова через это пройти. Поэтому, стоя на причале, он смотрел ей вслед и наделся, что она… не вернётся. И был сам с собою не в ладах. Потому что умом понимал: для его спокойной размеренной жизни нужно, чтобы Дамиана Винченца Росси навсегда растворилась в дебрях Марджалетты.

А вот проклятое сердце отчаянно хотело, чтобы она вернулась.

Он надеялся, что последние двенадцать лет, проведённые среди улик, подозреваемых и мёртвых, закалили его и сделали чёрствым. Он надеялся, что теперь его ум сильнее сердца. Но…

… кажется он ошибся.

Райнере прошёлся по комнате, пытаясь отгородиться от навязчивых мыслей. Но отгородиться не получалось. Он сварил кофе и взял в руки наброски, которые так опрометчиво оставил на виду. Лоренцо думает, что это Вероника…

Девушка, сидящая вполоборота, локон, падающий на плечо, лица не видно, только профиль, поэтому спутать легко. В профиль они и правда похожи.

Самые первые рисунки он сжёг в камине. Думал — на этом всё. Но рука снова и снова тянулась к карандашу, а образ всплывал в памяти так отчётливо и звал запечатлеть его на бумаге. И он снова брал в руки альбом. Снова рисовал, вырывал листы и снова жёг…

Райно швырнул рисунки обратно на столик и опять подошёл к карте Альбиции.

А если она не вернётся?

Он снял несколько бумажек и приколол их ровнее. Сейчас придёт маэстро Пульчи — архитектор. Райно достал папку с рисунками видений Дамианы. Печь и кирпичная кладка, женщина, стоящая в луже крови… Он убрал лишнее, оставив только изображения кирпичной кладки, и положил их на стол. Снова уставился невидящим взглядом на карту.

Она вернётся. Она же обещала…

Райно попытался думать о доже, о его дочери, и о том, что может быть, ему самому стоит поговорить с догарессой Оттавией. Лоренцо будет в ярости, если узнает. Потом он смотрел на кофейную чашку и мысли снова возвращались к Дамиане.

А если она соврала? Она без труда спрячется в Марджалетте, где он не сможет её найти. И что, если Лоренцо осуществит свою угрозу и объявит цверров виновниками убийств? Тогда ей грозит опасность. Зачем он её отпустил?!

Он понял, что не может справится с этим. Не может не думать о том, что совершил, кажется, самый глупый поступок, отпустив Дамиану к своим, надеясь на то, что она не вернётся.

— Вот же идиот! — прошептал он и, отбросив тщетные попытки отвлечься, направился к камину и отдёрнул штору, за которой у него висела совсем другая карта.

В центре — портрет Дамианы, который он набросал после того, как она сбежала. Как же он злился на себя за ту несдержанность! Но потом…

Потом взял карандаш и впервые за долгие годы смог по памяти воспроизвести её лицо и фигуру. Как она сидела на краю стола и солнечный луч освещал её задумчивость.

Сейчас вокруг этого рисунка висели записки и нити, ведущие в разные стороны — информация, которую он собирал.

Кто она такая?

Она родилась не в гетто и её мать была образованной. Её отец неизвестен. Волосы настоящей патрицианки. Изящный облик. Она училась в пансионе и у её матери были деньги на то, чтобы оплачивать эту учёбу. Но у её матери при этом был дар, хотя она и не была цверрой. Так неужели Лоренцо прав?

Такое возможно только в одном случае — древняя кровь. Дар, ведущий своё начало от первых поселенцев Альбиции.

Старая легенда гласит, что, когда первые люди пришли в лагуну, чтобы укрыться от грозных прианцев, они собрались на берегу и взмолились богам, прося послать им знак. И первое, что они увидели — встающее из моря солнце. Светлейшая богиня указала им острова в лагуне, на которых они смогли укрыться. И на одном из них, под деревом жёлтой магнолии, они подписали договор. Семь островов — семь семей, каждая из которых будет править по семь лет…

Богиня подарила им могущество — разбила зеркало, олицетворяющее лагуну, на семь осколков, и каждая семья взяла себе по одному из них. До тех пор, пока в семье есть этот осколок, семья будет в достатке и безопасности. С тех времён и тянется нить древней крови — от первой женщины, взявшей из рук богини осколок зеркала.

Со времён того договора прошла не одна сотня лет. Семьи, которые должны были править лагуной сообща, стали злейшими врагами. И в борьбе за могущество принялись уничтожать носительниц древней крови в семьях своих соперников, пытаясь ослабить друг друга. Это продолжалось до тех пор, пока древняя кровь не исчезла, а магические зеркала не превратились в куски бесполезного стекла, что хранятся в сокровищницах по старинной традиции.