Жёлтая магнолия (СИ) - Зелинская Ляна. Страница 59

Догадаться нетрудно, ведь в этом зале на ней самое красивое платье. Терракотово-розовое, собранное сзади пышным шлейфом, и этот цвет удивительно ей идёт. Миа впервые видит её лицо, и оно очень красиво. И становится понятно, почему маэстро так часто её рисует.

— Надеюсь, твой муж не будет против того, что я украду тебя, чтобы его вручить? — в его голосе какая-то особая теплота, по которой можно сразу понять, как сильно он влюблён.

— Почему не вручить здесь? При всех, — снисходительно отвечает Вероника.

— Мне бы хотелось, чтобы сначала его оценила ты, — он говорит ещё тише, склоняясь к уху Вероники, и теперь в его голосе слышны бархатные ноты, от которых, кажется, даже музыка становится тише. — Это то, что я давно обещал…

— Вот как?! — в голосе Вероники звучит заинтересованность.

Она кокетливо уступает и поднимается по лестнице.

Малый зал. На мольберте картина, накрытая полотном. Маэстро сдёргивает его одним движением.

Портрет Вероники столь же прекрасен, как и она сама… Нет. Он даже прекраснее оригинала. Потому что на нём не настоящая Вероника, а та, какой её увидел маэстро, наделив ангельским лицом и кротким взглядом Мадонны. Работа очень тонкая и кисть художника смогла передать абсолютно всё, уловить все нюансы игры света и тени, сделав его почти живым.

— Опять портрет? — в голосе Вероники слышно плохо скрытое разочарование. — Я тут какая-то унылая. И разве у меня бывает такой грустный взгляд? Райно, откуда в тебе столько меланхолии? — Вероника игриво подаёт ему руку для поцелуя. — Идём лучше танцевать!

Она разворачивается, чтобы уйти, и шлейф её платья небрежно скользит по ногам маэстро…

Дамиана сжала руку в кулак, впиваясь в ладонь ногтями, и видение растаяло, оставив неприятно-горький осадок внутри. Кто бы ни была эта Вероника, Миа внезапно ощутила, что кажется, начинает её ненавидеть. Сама не зная за что.

И будь её воля, она бы предпочла не видеть всего этого никогда.

— А если я не вернусь? — спросила она, вздёрнув подбородок и глядя на маэстро с вызовом. — Если я исчезну в Мардажлетте?

— Но вы ведь вернётесь? — спросил маэстро негромко и мягко, без всякой насмешки.

И от этих слов, от этих мягких бархатных нот, прозвучавших в его голосе, что-то странное зародилось внутри, забилось пульсом в кончиках пальцев и отдалось теплом в коленях, заставляя их внезапно ослабеть. Одно лишь мгновенье их взгляды удерживали друг друга, будто пытаясь сказать что-то ещё, что так и не было произнесено, а потом Миа посмотрела на тёмную воду и ответила:

— Вы же оплатили мою ренту. Придётся вам потерпеть меня ещё неделю.

И она отвернулась.

Да чтоб вам пропасть!

Глава 17. Предположения и подозрения

— Эй, Жильо? Скажи, давно ли ты знаешь своего хозяина? — спросила Миа, когда палаццо Скалигеров исчез из виду.

— Да, кажется, будто всю жизнь, — ответил Жильо, не оборачиваясь и работая вёслами так, что лопатки ритмично сходились и расходились, грозя порвать на спине пёструю жилетку.

— А ты… может быть, знаешь синьору Веронику? — спросила Миа осторожно. — Она бывала здесь, в палаццо.

Странно, что праздник проводился в палаццо Скалигеров… Может быть, эта Вероника их родственница?

— Синьору Веронику? Не видел я тут никакой Вероники. Но может, это было зимой? Меня тут не было как раз. Я ездил на материк по поручению капо.

— Нет, это было давно. Лет может десять назад… Или больше…

— А! Ну дык, это уж совсем давно! Я-то сюда впервые приехал вместе с капо этой осенью. А до этого в столице и не бывал никогда. И никакой синьоры Вероники не видел. А с чего она понадобилась?

— Да так… спросить хотела.

Миа замолчала. Не стоит кому-то говорить об этом. Лоренцо предупреждал, чтобы она не болтала лишнего. А Жильо всё донесёт хозяину — можно не сомневаться. Может, стоит спросить у монны Джованны или Симоны? Хотя спесивые служанки само собой ничего не скажут. Можно, конечно, спросить у маэстро. Вот только он точно взбесится, если она начнёт выяснять что-то о его прошлой любви.

А узнать, кто такая эта Вероника, хотелось всё сильнее. Видения на этот счёт подсказок не давали. И можно было бы попробовать заставить нужное видение появиться, но Миа боялась. После того, что произошло в кабинете доктора в монастырской больнице, ей было страшно заставлять себя видеть то, что не хочет открываться добровольно. От такого можно и умереть. А раз нет острой нужды, то не стоит и рисковать.

Небо затянули тучи, со стороны акватории дул прохладный ветер, и Миа втянула воздух ноздрями. Наверное, ближе к утру будет дождь. Она запахнулась плотнее в плащ и принялась разглядывать проплывающие мимо дома.

Цверрская легенда гласит, что именно Марджалетта дала жизнь Аква Альбиции. И что она до сих пор питает все семь островов, на которых стоит город, а иначе они давно бы ушли под воду. Это и не удивительно, потому что весь ил, который несут в лагуну весной бурные реки с прианских гор, сначала оседает в Марджалетте, а потом уже разносится токами воды к остальным островам, укрепляя их. И всё, что унесли с собой в море приливы и отливы, Марджалетта возвращает сполна.

У Понте-дель-Реджо Миа взяла у одного из цверров, сидящих на перилах моста, медную монету с дыркой, в которую был продет красно-чёрный шнурок. Пропуск в Марджалетту для Жильо. Теперь, несмотря на то, что он чужак, никто его здесь не тронет.

Канал потерял чёткую береговую линию. Дома сменили лачуги, а потом топи и пустые пространства с пятнами болотолиста, растущего на мелких отмелях, а за ними густые заросли солёного тальника, переплетение ветвей которого превращало эту часть лагуны в настоящий бурелом. Отмирающие ветви оседали слоями на дно, а длинные корни тальника, похожие на гигантские щупальца, уходили глубоко в ил, переплетаясь друг с другом, с сухими ветвями, и создавая нагромождения, похожие на огромные вороньи гнёзда. Когда-то, много столетий назад, первые поселенцы-цверры прятались в этом буреломе от грозных прианских стрел. Когда-то они научились укреплять эти берега, переплетая между собой гибкие ветви тальника. И вот теперь в Марджалетте трудно найти что-то, сделанное не из тальника. Причалы, навесы, шатры, помосты, корзины, гамаки…

Поистине тальник — благословенное дерево, потому что может расти в этой солёной воде, давая жизнь лагуне.

Миа вспомнила, как констебли жгли эти острова. Обугленные остовы деревьев со временем обрушились и утонули, но это не беда: тальник отрастает быстро, три года — и вот уже острова выглядят как раньше.

Несколько поворотов, лодка углубилась в узкие протоки, в переплетение ветвей, похожее на туннели, а дальше Жильо начал тревожно оглядываться, услышав свист, а затем ещё один. Но Миа сделала знак рукой — всё в порядке. Это Смотрящие передают сигнал, что кто-то плывёт.

Тальник покрылся нежной молодой листвой и оглянись вокруг — всё заросло так, что если не знаешь этих мест — заблудишься. Зато в Марджалетте спокойно, сюда не заглядывают ни констебли, ни жандармы, ни сикарио герцога Ногарола…

Пока не заглядывают. Но как быстро всё может измениться!

Возле главного острова её встретил Сандро. Старый цверр сидел на небольшом причале, сделанном из топляка, и будто поджидал именно Дамиану. Впрочем, скорее всего, так и было. Мама Ленара наверняка знала заранее о том, что она приплывёт.

Он велел Жильо оставаться в лодке и приставил к чужаку Смотрящего — юношу, который уселся на ветке прямо над причалом, словно огромная цапля. И хотя Жильо был не из трусливых, но молодой цверр с серьгой в ухе, лихо выстругивающий из деревяшки свистульку, видимо, произвёл впечатление даже на бесстрашного прианца.

— Его не тронут, — коротко бросил Сандро. — Идём, мама послала за тобой.

Миа шла и смотрела по сторонам.

Остров окружали лодки. Десятки, если не сотни лодок, словно стая хищных рыб, что вгрызаются в тело добычи, стояли пришвартованные повсюду вдоль зарослей тальника, уткнувшись носами в ил. Кто-то разгружал мешки и бочки, кто-то носил дрова: на суше вовсю шли приготовления к празднику. Яркие треугольные лоскуты ткани, связанные друг с другом в длинные ленты, украшали ветви деревьев, образуя большой круг. В центре острова уже выросли горы топляка и хвороста для костров. Свиные туши, корзины с рыбой и бочки с вином — Мардажлетта собиралась праздновать всю ночь. Кто-то бренчал на мандолине, настраивая инструмент, дети подбрасывали в воздух бубен, тренируясь в умении жонглировать, и девушки в своих лучших юбках уже прохаживались, покачивая бёдрами и поглядывая на молодых мужчин. Не так уж часто все водные кочевники собираются в одном месте.