Жёлтая магнолия (СИ) - Зелинская Ляна. Страница 90

Она посмотрела на маэстро, отшвырнула стебелёк, и резко развернувшись, снова направилась по тропе.

Наверное, было бы лучше, если бы они и не встретились!

— О каком письме? — спросил маэстро, следуя за ней.

— Ну, это было письмо от кого-то, кого он считал мёртвым. И он был очень зол, так сильно, что пожелал этому человеку и дальше оставался в могиле. Как-то так мне это увиделось. Я ему об этом сказала, и он тут же отсыпал мне кучу денег.

— И от кого было это письмо?

— Не знаю, от кого-то из прошлого, — она резко остановилась и обернулась, так, что маэстро едва на неё не налетел. — Но вы не ответили, так что вы знаете о том, кем была моя мать?

— Дайте мне ещё немного времени. Не хочу давать вам ложных надежд. Но думаю, завтра мы будем знать это точно. А теперь идёмте. Нам стоит поторопиться.

— Но…

— Никаких «но», — отрезал маэстро жёстко и указал тростью на тропинку. — Идёмте. Лоренцо будет недоволен тем, что я так надолго похитил… его невесту.

И Дамиане снова показалось, что он подтрунивает над ней. Не просто подтрунивает… Их взгляды схлестнулись и в темноте его глаз было что-то такое, от чего Дамиана ощутила, как подгибаются колени и в лёгких кончается воздух. Она резко развернулась и молча зашагала к причалу.

«Всё не то, чем кажется».

Да чтоб вам пропасть!

Глава 24. Маскарад

— Баута? О-ля-ля! Вы могли бы и не надевать маску, — усмехнулась Дамиана, выходя во внутренний двор и увидев наряд маэстро. — И чем это отличается от того, в чём вы ходите каждый день?

Карнавальный костюм маэстро был аскетичен и прост. Чёрный плащ с высоким воротником, треуголка и белая маска-баута с треугольным профилем, заострённым книзу. Таких масок сотни на праздничных альбицийских улицах. Как и таких костюмов.

— И чем же она вам не угодила? — маэстро покрутил маску в руках.

— Маэстро Л'Омбре в костюме маэстро Л'Омбре, — улыбнулась Миа, обводя в воздухе руками его воображаемый силуэт. — Это же карнавал, а вы снова надели этот чёрный плащ! Он вам совсем не идёт.

— И почему же?

— Вы выглядите… как гробовщик! Вы могли бы надеть что-то более привлекательное.

— А вам хотелось бы видеть меня более привлекательным, маэсса О'Мелья? — спросил маэстро прикладывая маску к лицу.

И в его словах и в голосе прозвучало что-то такое, от чего сердце дёрнулось больно и сладко, и замерло на мгновенье. Миа смутилась так сильно, что спешно принялась расправлять складки на юбке.

— Э-э-э, нет, но… я просто так сказала. Просто на мне вся эта парча и я чувствую себя, как кукла…

— Зато вы выглядите потрясающе, монна Росси. Вам очень идёт платье альбицийской дамы, — ответил он, сделав вид, что не заметил её внезапного смущения. — И своим костюмом я не должен красть внимание, адресованное вам.

— Этой юбкой я цепляюсь за все двери, — пробормотала Миа, чувствуя, как пылает лицо, благо оно было под маской. — Мне кажется, я никогда к такому не привыкну.

— Быть альбицийской дамой — это тяжёлый труд, — в голосе маэстро послышалась ирония. — Ну что, идёмте?

Они вышли на причал, где их уже ожидали Вито и Маттео. И Пабло, одетый торжественно, как и подобает настоящему гондольеру в дни карнавала. Белые чулки и туфли с пряжками, бриджи и болеро из вишнёвого бархата и новый розовый кушак с бахромой из бисера. И даже шляпа отделана розовым кружевом! Рядом топтался Жильо в пёстрых штанах и меховом жилете, позади которого волочился хвост из меха, прикрепленный бантом к его штанам. На шее у него болталась позолоченная маска кота с огромными пушистыми усами и Миа подумала, что она идеально подходит этому шустрому прианцу.

У причала стояли пришвартованными несколько лодок и одна из них была подготовлена к карнавальному шествию по Гранд-каналу. И не лодка даже — фигура огромной райской птицы, где нос украшала её шея и грудь, и голова увенчанная хохолком из перьев, а корма превратилась в пышный хвост, раскинувшийся веером. Над уключинами крепились крылья, и всё это сооружение было украшено настоящими павлиньими перьями. Рядом стояла ещё одна лодка, так же мастерски превращённая в пиратский корабль и в ней уже сидели сикарио синьора Лоренцо. И в ещё одной лодке тоже. Миа окинула взглядом пристань — кажется, вся охрана герцога сегодня выдвигалась вместе с ними на карнавал.

На её вопрос, зачем столько охраны, маэстро чуть склонившись к её уху, прошептал:

— Им велено не спускать с вас глаз. И постарайтесь не отходить от меня ни на шаг, я обещал Лоренцо, что ни один волос не упадёт с вашей головы.

— Синьор Лоренцо одобрил наш план? — спросила Миа, спускаясь в лодку.

— Он обозвал это безумством, и конечно же, поддержал, — усмехнулся маэстро. — Получить что-то для шантажа Альбицийского Волка — это просто его заветная мечта.

Синьор Лоренцо уехал раньше. Как она поняла, он был занят подготовкой соглашения между домами Ногарола и Скалигеров, так что отвезти Дамиану на бал поручил маэстро. И спускаясь в лодку, она подумала, что так глупо рада этой возможности побыть с ним рядом, ведь эта ночь для них последняя. А завтра…

Она не знала, что делать завтра. Но это будет только завтра, а сегодня…

«Живи одним днём». Так учит простая цверрская мудрость.

Или одной ночью…

В доме Ногарола они с матерью не бывали никогда.

И сейчас, когда их гондола подошла к причалу, то глядя на великолепие фасада палаццо Ногарола, Дамиана вдруг подумала, а почему?

Её мать всегда избегала этого треугольника — пьяццы Либерта, где сходились сестьера Карриджи, сестьера Джорджино и сестьера Аквилейя. Три острова — вотчины семей Ногарола, делла Бьянко и Скалигеров. В эти дома ее если даже и звали, она всегда отклоняла приглашения.

Почему?

Маэстро выбрался на берег первым и в этот раз сам протянул ей руку, чтобы помочь выйти из лодки. Вычурное платье, которое подобрала монна Риччи к карнавалу, было хоть и красивым, но ужасно неудобным. Слишком широкая юбка из парчи, слишком узкий корсет, слишком большое декольте, пышные рукава с буфами почти до самого запястья, которые крепились к лифу яркими лентами. Высокая прическа, украшенная перьями и маска альбицийской дамы. Всё это было таким громоздким, таким непривычным…

А вот прикосновение к руке маэстро было привычным. И осознание этого едва не заставило Дамиану оступиться и упасть в канал. Она шагнула на набережную, понимая, что в его ладонь она вкладывает свою руку без смущения и страха. Без оглядки на то, что это может быть не так понято. Она даже не задумывается, что в этот момент она невеста другого человека, невеста его брата. Человека, от чьих прикосновений она вздрагивает, а вот эти прикосновения ей приятны. Именно от них лихорадит сердце, и выпускать его руку совсем не хочется. И если то, за чем они сюда пришли, сегодня будет сделано, то завтра, всё это закончится: эти прикосновения, и эти взгляды, и это сладкое замирание в груди, когда маэстро говорит ей в полголоса «маэсса О'Мелья». Он больше не будет называть её так. И больше…

…ничего больше не будет!

«Ты должна слушать только себя, своё сердце».

Так может мама Ленара была права?

И поэтому, ступив на набережную, она не выдернула свою руку привычным жестом, а маэстро, как будто уловив эту нерешительность, не спешил её отпускать. И как два преступника, связанных общей тайной, они остановились перед палаццо Ногарола, глядя на фасад, расцвеченный огнями, и делая вид, что между ними ничего не происходит. Что они просто любуются разноцветьем праздничных огней и фигурами крылатых львов, которые украшали фасад. И пока пальцы маэстро сплетались с её пальцами, сжимая руку, она молчала и смотрела на толпу гостей, в ярких костюмах, раскрашенных во все цвета радуги, будто павлиний хвост. Два колеса с горящими факелами вращались справа и слева от причала и петарды с шипением падали в воду канала, приветствуя каждую подходящую лодку.