Джинны пятой стихии - Лукин Евгений. Страница 29
– Как же так? – Капитан даже привстал. – Ты вспомни! У него еще была странная привычка…
Капитан рассказывал о причудах и чудачествах Пятого штурмана, а Главный планетолог усиленно вспоминал – и не мог вспомнить!..
Капитан замолчал. Нет, в памяти не всплывало ничего, что позволило бы сказать: «Да, был такой». Главный планетолог почувствовал, что от долгого неподвижного сидения затекли ноги. Он встал и прошелся по комнате. Капитан, Главный физик и Главный биолог внимательно и требовательно смотрели на него, словно следили за каждым его движением.
Главный планетолог резко остановился перед ними.
– Нет, – он медленно покачал головой. – Нет, не помню.
Капитан улыбнулся и, привстав, толкнул его в грудь, усаживая обратно в кресло.
– Все в порядке. Ты и не можешь его помнить, я летал с ним еще в учебном рейсе. Потом он сменил специальность и в экспедиции больше не ходил.
– Ну что? – будничным тоном спросил Главный физик. – Будем считать инцидент исчерпанным?
Капитан повернулся к Главному биологу.
– Поздравляю от души. Если у кого из нас и оставались некоторые сомнения, то теперь…
– Прими мои поздравления тоже. И хочу предупредить, скоро твоя Лаборатория не вместит всех желающихl – Главный физик рассмеялся. – Нет-нет, мне-то рановато, а вот кое-кто, я думаю, уже готов.
– Спасибо! – Главный биолог встал и церемонно поклонился. Капитан и Главный физик ответили ему тем же. – А желающих мы, разумеется, примем в любое время. Вот только аппаратура у меня исключительно на ручном управлении…
– Понял тебя, понял! – снова рассмеялся Главный физик. – Завтра же и начнем. Отложим все дела, сам сяду за расчеты.
– Отлично! – Главный биолог не скрывал своего удовлетворения. – Однако… – Он бросил быстрый взгляд на Главного планетолога. – Однако мы не решили еще одну проблему.
Капитан и Главный физик посерьезнели и молча кивнули ему. Главный биолог повернулся к Главному планетологу.
– Речь идет о твоем старом теле.
Они стояли вчетвером в пустом зале, и Главный планетолог ловил на себе короткие взгляды Капитана и Главного физика. Но он никак не мог заставить себя сделать шаг вперед.
А ведь, казалось, все решили, обо всем договорились, согласившись единодушно, что путь решения этой проблемы один-единственный. Но как дело дошло до исполнения на практике… Не напрасно Главный биолог, заставив его поотстать, когда выходили из кабинета, спросил неслышно, одними губами: «Может, что-нибудь успокаивающее?» Тогда он решительно отказался. А вот сохранил ли он эту решительность сейчас – трудно сказать.
В медицинском кресле с откинутой спинкой лежал, закрыв глаза, глубокий старик. Серая, какая-то несвежая кожа на съежившемся лице ярко оттенялась розовой накидкой и белоснежной обивкой кресла. Шлема на нем уже не было. Старик мелко и часто дышал, короткие хрипы его дыхания можно было, наверно, услышать в любом конце пустого полутемного зала. Веко глаза ночного видения в такт дыханию судорожно подрагивало.
– Он не приходил в сознание? – негромко спросил Капитан.
– Нет! – торопливо отозвался Главный биолог. – Это исключено. Снотворное действует. Он спит и не просыпался.
– И ему осталось жить…
– До вечера. От силы – до утра завтрашнего дня. Сон перейдет в агонию. Дальше – все понятно…
Капитан еще раз мельком глянул на Главного планетолога и отступил на шаг. Следом шаг назад сделал и Главный физик.
Главный биолог протянул руку и медленно разжал кулак. На ладони лежали три ампулы: черная, голубая и белая с зеленой полосой. Каждая содержала сильнейший лекарственный препарат, сам по себе, в отдельности, совершенно безвредный – обезболивающее и снотворное. Но, введенные в совокупности, они убивали мгновенно и безболезненно.
Главный планетолог взял их и подошел вплотную к креслу. Он старался не смотреть на знакомое лицо спящего, но взгляд сам находил его. Он приготовил первую ампулу и остановился в растерянности. Главный биолог приподнял край накидки. Главный планетолог приложил черную ампулу к сгибу нижней руки – там, где участок кожи слабо пульсировал.
С легким свистом лекарство исчезло из ампулы. Точно такую же процедуру он проделал со второй, голубой, но третья ампула дрогнула и задержалась на половине дороги. Тотчас же рука Главного биолога легла поверх его руки, мягко и уверенно поддержала ее и легонько подала вперед. Ампула четко попала прямо в сгиб. Пальцы Главного биолога на короткий миг сильно стиснули его руку и исчезли, по пути одернув накидку.
Дыхание старика стало тише. Веко дрогнуло еще два-три раза и замерло в неподвижности.
– Все, – сказал Главный биолог. – Мы можем идти.
В том же порядке, как шли сюда, они покинули зал и, не сговариваясь, разом остановились за дверью.
– Приглашаю всех к себе, – сказал Капитан.
– Хорошая мысль! – торопливо отозвался Главный физик. – Посидим, поговорим… Ты не против?
Главный планетолог согласно наклонил голову.
– Нет, нет, я не могу! – Главный биолог даже замахал руками. – На меня, пожалуйста, не рассчитывайте!
– А в чем дело? – удивился Главный физик. – Ты у нас, можно сказать, главный виновник торжества.
– Нет-нет, я сейчас буду очень занят.
Все трое как по команде повернулись к закрытой двери.
– Нет, совсем другое! – почти испуганно вскрикнул Главный биолог и покосился на Главного планетолога. – Нет, совсем не то!.. Вот что, вы идите, а я скоро подойду. Очень скоро. Обещаю.
Капитан коротко кивнул и, взяв Главного планетолога за плечо, по-дружески склонившись, повел его по коридору к пассажирским кабинам. Главный физик задержался.
– Стало быть, ты…
– Да. Меня ждут, извини.
Главный физик покачал головой.
– Сумасшедший день… Ну, счастливо тебе! Удачи!
Он повернулся и быстро пошел, почти побежал, догоняя ушедших. Они уже входили в кабину, и он услышал, как Главный планетолог сказал Капитану: «Самое страшное – не само действие. Самое страшное – создавать прецедент без полной уверенности в своем праве на его создание».
Они сидели у Капитана, лениво и нехотя перебрасываясь малозначащими фразами. Изредка кто-нибудь, не выдержав напряжения, поднимался и, не находя себе места, начинал ходить из угла в угол. Но вспомнив, как кто-то другой точно так же только что мелькал перед его глазами, действуя на нервы, поспешно усаживался обратно.
Едва дверь приоткрылась, они разом повернулись к ней.
– Вот видишь, – сказал Главный биолог, остановившись на пороге и улыбаясь Главному планетологу. – Ты недолго был в одиночестве. Я спешил как мог. Ты доволен?
Главный планетолог ничего не ответил. Он встал, четко сделал три шага навстречу и склонился перед ним в глубоком поклоне – как ученик перед первым учителем, как сын-наследник перед завещателем-отцом…
Главный биолог подбежал и осторожно поднял его.
– Не надо, зачем ты так…
– Спасибо.
– Но ты доволен?
Главный планетолог улыбнулся и отступил на пару шагов, придирчиво смерил его взглядом сверху вниз, потом снизу вверх.
– А ты в молодости, оказывается, тоже был не из последних!
Капитан подошел к ним и сказал весело, беря их за руки:
– Послушайте, главные, а не позвать ли нам сейчас сюда Главного геолога, Главного химика… Кого еще?
– Главного инженера и Главного штурмана, – подхватил Главный физик.
– А не созвать ли нам весь Совет? – невинным тоном осведомился Главный биолог.
Все четверо посмотрели друг на друга, стоя кружком, и рассмеялись.
Они смеялись долго и весело.
Часть вторая
Сны во сне и наяву
Глава 1
Серебрясь под луной, рельсы паутинками сливались вдали, а она, невесомо ступая по насыпи, шла и шла вперед. Встречный поезд появился неожиданно и страшно. Ослепил прожектором, а в следующий миг сбоку уже мелькали вагоны и в завораживающем ритме, скачками, нарастал и уходил металлический грохот колес. Так же неожиданно вдруг на соседнем пути возник второй. Тугой ветер бил теперь со всех сторон, прижимал к полотну, клонил под всесокрушающие колеса. Она упала коленями на колючий гравий, отчаянно сопротивляясь неодолимой силе, что заталкивала в лязгающее мигание по-над самой землей… И вот она уже в узком промежутке между темными, лоснящимися шпалами, а вверху – и она чувствует это спиной – проносятся прицепленные зачем-то под вагонами острые, отполированные землей лемеха: с налипшими кусками чернозема, с приставшей сухой, бурой травой… Проминая железнодорожное полотно, справа и слева катились тяжелые дырчатые колеса, им в такт мигал яркий свет, а лемеха под новыми вагонами оказывались ниже и ниже, безжалостно уменьшая пространство над ней. В долгой судороге вжимаясь между шпал, она задыхалась удушливым мазутом, гравий больно впивался в щеку и лоб…