Просто жизнь… (СИ) - Борискин Александр Алексеевич. Страница 22

Лёгкий снежок кружился над Петром, пухом покрывая тротуар. Начиналась метель. Задул ветерок с Залива, крепчая с каждой минутой. Пришлось поднять капюшон куртки. Идти пешком становилось не комфортно. Пётр сел на трамвай и уже через двадцать минут вышел около дома. Зашёл в магазин и купил продукты: холодильник был пуст.

Вечером позвонила Галя. Сообщила, что отца выпустили и он сейчас дома. Выглядит болезненным, бледным, сильно постарел. Много не рассказывал, но вроде бы всё окончилось для него благополучно. Собирается завтра сходить на работу, узнать своё будущее после семимесячного отсутствия. Может быть, уже уволен с должности. Сегодня они с тётей собираются устроить праздничный ужин в честь его возвращения. Сейчас его дома нет – пошёл прогуляться по Москве. Интересовался, как дела у Петра. Она рассказала, что он уже защитил диплом и теперь ищет работу, поскольку в МЭП его не распределили, а дали свободный диплом. Может быть вечером отец ему позвонит.

О предложении работы в КГБ Пётр говорить Гале не стал, но подумал, что стоит съездить в Москву, встретиться с её отцом и посоветоваться о своём будущем. Всё же тот лучше ориентируется в этом мире и может дать более точный прогноз будущего этого мира, а значит и более разумный совет.

Этим же вечером позвонил из Москвы Игорь Иванович. Поздравил Петра с успешной защитой дипломной работы, поинтересовался, как прошла защита. О своих злоключениях распространяться не стал, только отметил, что, вроде бы, все неприятности позади. Спросил, что Пётр думает предпринять для поиска работы. Тот ответил, что планов много, но хотелось бы получить совет от человека, знающего жизнь со всех её сторон. Игорь Иванович пригласил Петра посетить Москву в конце недели: до этого времени он должен определиться со своим настоящим положением и перспективами на будущее. На том и порешили. В следующую пятницу с утра Петр обещал приехать.

Глава третья

Чем больше Пётр размышлял о предложении в отношении работы, сделанным товарищем майором, тем больше он склонялся к мысли не принимать его несмотря ни на какие потенциальные неприятности, грозящие ему вследствие этого решения.

«Мне всего двадцать два года, впереди – вся жизнь. Если в самом её начале я в угоду обстоятельствам буду принимать решения, которые мне не по душе, то ничего хорошего в этой жизни меня ожидать не может. Я знаю свой потенциал и уверен, что многого могу добиться, если буду ориентироваться на свои силы и возможности. Жизнь не стоит на месте. Всё течёт и изменяется. Сегодня многое кажется монолитом и вызывает уныние, завтра всё может измениться и могут открыться такие перспективы, о которых раньше и подумать было невозможно. Именно так было в моей прошлой жизни, стоит только вспомнить конец восьмидесятых и девяностые годы двадцатого века. Съезжу в Москву, обсужу ситуацию с Игорем Ивановичем, тогда и приму окончательное решение. Но идти работать в КГБ – не хочу!»

Тут ещё объявили общегосударственный траур: скончался Генеральный секретарь КПСС товарищ Берия Лаврентий Павлович. Его место занял неизвестный ранее Петру человек по имени Старцев Владилен Климович. Жизнь продолжалась.

Неделя пролетела незаметно за множеством мелких текущих забот, подлежащих решению. Накопленные ранее деньги подходили к концу и надо было думать, каким образом их раздобыть для достойного существования.

«На поездку в Москву и проживание в течение ближайшего месяца ещё их хватит, а уж дальше, если не удастся найти подходящую работу, придётся или продавать ювелирку из клада, или идти работать бухгалтером или экономистом в какую-нибудь контору, уповая на счастливый случай в дальнейшем.»

В четверг Пётр сел в ночной поезд до Москвы и утром уже звонил в дверь квартиры, где проживали его хорошие знакомые.

Дверь немедленно открылась и на его шее тут же сомкнулись руки Гали, проснувшейся чуть свет в его ожидании, и уже успевшей навести марафет. Для общения у них было мало времени, так как она и тётя должны вскоре уже уйти на работу, поэтому все сели завтракать, а после ухода женщин Игорь Иванович предложил Петру прогуляться по Москве и обсудить сложившуюся ситуацию, предварительно сделав жест, показывающий, что серьёзные разговоры в квартире лучше не начинать.

Они вышли на улицу и направились к Чистым прудам, где гуляли и беседовали за жизнь. Начал разговор Игорь Иванович, рассказавший Петру о неприятностях с ним случившихся.

– Вот так живёшь среди людей, с которыми вместе работаешь уже не один год, помогаешь им чем можешь, считаешь своими друзьями, а потом происходят с тобой неприятности, ты оглядываешься – и, кроме одного, двух человек нет никого, на кого можешь рассчитывать. Вокруг тебя образуется как бы вакуум, через который не проходит звук. Ты говоришь, просишь что-либо сделать, а твои просьбы не слышат, хотя ничего экстраординарного, необычного, запретного в них нет. Прошедшие полгода мне чётко показали, что настоящих друзей у меня всего двое, остальные – просто знакомые. Но это так, просто лирика. Ты, Пётр, ещё очень молод и мне бы не хотелось, чтобы с тобой произошли события, похожие на мои. Поэтому я расскажу тебе всё, ничего не скрывая. Я уверен, что ты распорядишься этой информацией не во вред мне и моей семье.

– Игорь Иванович! Если Вам неприятно вспоминать об этих событиях, и они настолько серьёзны, то может быть не стоит о них мне рассказывать?

– Стоит. Я считаю тебя уже членом моей семьи: Галя тебя любит и ждёт не дождётся выйти за тебя замуж. Да и ты говорил мне, что она тебе не безразлична и ждёшь только получения диплома для предложения ей руки и сердца…

И так. Мой отдел по указанию руководства с весны этого года начал курировать большую работу, начатую и успешно проводимую нашим дальневосточным филиалом, связанную с налаживанием экономических связей с соседями в этом регионе: Японией и Южной Кореей. С Северной Кореей мы всегда были дружны и помогали этой стране чем могли. Забегая вперёд скажу, что деятельность филиала не осталась без внимания со стороны соответствующих служб Северной Кореи, и они решили всеми силами противодействовать работе, проводимой филиалом, опасаясь сближения нашей страны с этими странами и, как следствие этого – уменьшения размера помощи Северной Кореи.

Я осуществлял общее руководство, а два служащих моего отдела курировали конкретную работу: один – по Японии, второй – по Южной Корее. Буквально через месяц после того, как мы были подключены к этой теме, нас троих арестовали, и мы оказались под следствием. Для меня этот арест был шоком: неужели, я думал, серьёзно кто-то считает, что за время одного посещения Владивостока в течение десяти дней и месяц курирования темы можно успеть продаться спецслужбами Северной Кореи? А именно в этом нас и обвинили. Причём, все улики были косвенные и их было мало. Кто-то что-то сказал не то, кто-то что-то видел и подумал не то, что надо, кто-то не так интерпретировал услышанное и увиденное. Оказывается, местное КГБ давно вело разработку деятельности спецслужб СК во Владивостоке и наше появление там внесло свежую струю в их деятельность, так как практически никаких улик найдено не было кроме случая вербовки одного сотрудника нашего филиала, что сумели сделать спецслужбы СК.

После месяца следствия, как я считаю, московские сотрудники КГБ поняли, что «тянут пустышку» и я и мои сотрудники никак не связаны со спецслужбами СК, но люди арестованы, их надо выпускать, извиняться, а это не принято: спецслужбы не ошибаются. И тогда началась сплошная проверка деятельности моего отдела за всё время его существования, включая и то время, когда я там ещё не работал. Вдруг что-то появится и на это можно списать и задержание, и другие гадости, что были причинены нам за прошедшее время следствия. Вот тут-то я и понял, с кем мне пришлось вместе поработать в Госплане за прошедшие восемь лет! Что только люди про меня не наговорили, такие небылицы наплели. Мои друзья потом мне рассказали, что все были уверены, что забрали меня за измену Родине и посадят надолго, если не на всегда. И поэтому говорить плохое и придуманное обо мне не только нужно, но и обязательно: чтобы все знали, какие это бдительные товарищи.