Торжество матери (ЛП) - Хонфлер Миранда. Страница 2

— Друг, — медленно и громко произнес он, поднимая руки. — Здесь не для того, — он покачал головой, — чтобы ранить тебя, — он указал на меч на земле и оттолкнул подальше сапогом.

Она вздохнула с раздражением и скрестила руки.

— Я не глухая. И я знаю язык.

Его губы чуть изогнулись. Он склонил голову и приподнял бледную бровь.

— Ошибся. Прости.

Мама предупреждала ее о манипуляциях мужчин, особенно из деревни, и она не собиралась доверять медовому голосу или жестам, потому что у него было красивое лицо.

— Что ты тут делаешь? — осведомилась она.

Он склонил голову к деревянной раме, на которой стояла какая-то доска.

Она прищурилась, различила пару пятен цвета… Нет, серебристое, похожее на стекло, озеро, зелень рамшипа, травы и немного сирени под серо-голубым небом.

Зелень скрипела под ее сапогами, пока она приближалась, и картина стала четче. Она была яркой, красивее всех картин, которые она видела.

Мамуся учила ее делать пигменты и краски, они вместе рисовали цветы на стенах и дверях дома. Порой и на полках погреба. Но не такое.

— Еще не закончено, — резко сказал он, глядя на нее сияющими голубыми глазами, — но я получу завтра больше красок, так что уже скоро доделаю.

Больше красок?

— Рамшип, — прошептала она под нос.

— Хм? — его тихий голос был близко, и она взглянула на него. Он был в паре футов. Как зачарованная дурочка, она подошла к нему. Точнее, к его картине.

Она отошла на пару шагов, окинула его взглядом. Мужчины редко заходили к ведьмам Мрока за товарами, при ней — ни разу, но этот мужчина был хорошо одет. Его кафтан был ярко-желтым, на много оттенков темнее его золотистых волос. На его шее висела серебряная цепочка с большим темным янтарем, оберег от зла и темных сил. Хорошо сделанный. Он верил в магию. Точно был из деревни.

— Твоя песня, — сказал он тихо, задумчиво. — Она была красивой, — его голубые глаза были мягкими, он посмотрел в ее глаза. — Если продолжишь петь, я буду рисовать дальше, — он подмигнул.

Что это…? Все незнакомцы так свободно говорили с первой встречи? Многие жители деревни даже не видели ее, а те, кто замечал, делали вид, что не видели, или убегали. Ведьма Мрока ходила среди них только во временя Иги Мрок, первой в роду, ладони Мокоши, госпожи Мрочного озера, леди русалок ведьминых земель… и она приходила, когда женщина умирала несправедливо, и мстила.

Святая Мокоша была защитницей всех женщин, и с тех пор, как первая ведьма Мрока назвала это озеро домом, весь род служил Мокоше, богине смерти. Хоть в Чернобреге тоже поклонялись ей, жители поселения точно беспокоились из-за ведьм-отшельниц, которые жертвовали озеру убийц. Этот художник тоже должен был бояться.

К счастью, при ней женщин не убивали.

Небо заполнили облака, оно становилось серым под вечер. Бригида сглотнула ком в горле. Никто, кроме мамы и мамуси, не слышал раньше ее пение, тем более не считал его красивым. Но она не могла задерживаться, собирая жимолость и рамшип… о последнем она уже забыла.

Ее точно накажут этой ночью.

Хмурясь, художник склонил голову, глядя на нее.

Ее дыхание участилось. Мрочное озеро было домом для опасных русалок, но куда страшнее было то, что ходило по этим землям во тьме, призраки снов леса сбивали путников с пути. Будет плохо, если этот юноша столкнется с ними, если пострадает из-за наивности жителей, которые любили тыкать пальцами в те силы, которые не понимали.

Если сны леса найдут его тут, у него будут проблемы. Но если ее матери обнаружат его, будет даже хуже…

— Не задерживайся у озера после сумерек, — сказала она на прощание и пошла к дому.

— Ты придешь завтра на праздник? — окликнул он, отвернувшись от картины. — Ты должна прийти.

Она открыла рот, но не ответила. Матери запрещали ей приближаться к деревне, тем более, участвовать в праздниках. Она шла к дому, игнорируя его.

Два года назад в порыве глупости она сшила платье лилового цвета Мрока, но добавила коричневого с помощью коры рамшипа, и схожий шарф, чтобы скрыть ее рыжеватые волосы. Ей пришлось бы вывернуть платье наизнанку, чтобы слиться, как она надеялась, но никакая одежда не могла скрыть ее фиолетовые глаза.

Когда-то она позволяла себе думать, что можно прийти в Чернобрег, скрыв внешность, но мама и мамуся отговорили ее. Если так сделать, наказание мамы будет жестоким. Мама любила ее, но порой защита удушала. И хоть от ее наказания не было больно уже годами, разочарование мамы жалило.

Бригида обогнула озеро, направляясь к дому, спешно срывая рамшип на пути. Если Мокоша поможет, этого хватит для мамы.

Огонек мерцал вдали, свеча на окне вела ее домой, и она шла к ней сквозь листья мирта и высокую траву. У дома из ясеня было тихо.

Бригида замерла. Мамуся всегда напевала, а мама бормотала под нос, пока работала. Они уже ждали ее. Должны были.

Бригида три раза глубоко вдохнула, подняла голову и улыбнулась. Все было хорошо. И будет хорошо. Ей просто придется объяснить, почему она не уследила за временем… и не упоминать, что она встретила мужчину из деревни, о которых они ей говорили как об опасных, от которых нужно держаться подальше. Или что она снова смотрела на деревню… Или что делала что-то еще, кроме сбора ингредиентов.

С радостью, которую она не ощущала, Бригида открыла дверь и быстро закрыла ее.

— Солнце сегодня село рано, да? Я наслаждалась жимолостью, и вдруг стало почти темно.

Она отвязала фартук и повернулась к столу, где сидела мама с розгами из ивы на коленях, ее пальцы в зеленых пятнах и хмурый вид выделялись на фоне ее идеальной позы и темно-рыжей косы, из которой не выбилось ни волоска.

— И пока ты ленилась весь день, кто собрал рамшип? — мама приподняла брови.

— Я…

— И будет готовить его?

— Ну…

— И делать пигмент?

Мама делала так много работы по дому, что ей не должны были давать дополнительные дела. Хоть мамуся ухаживала за садом и животными, мама собирала и колола дрова, чинила все, сушила травы, готовила и убирала. Мама говорила с жителями деревни, которые искали лекарства, повитух или ритуалы погребения.

— Прости, — сказала Бригида, — я увлеклась.

Мама покачала головой.

— Тебя увлекли растения или деревня?

Рот Бригиды открылся. Она быстро закрыла его, вытащила собранные жимолость и рамшип на рабочий стол.

— Я не собираюсь ходить в деревню.

Это было правдой, но это не было ответом на вопрос мамы.

Мама недовольно выдохнула.

Рядом с рабочим столом стоял алтарь с подношениями Мокоше, от вышитых картин до мотков шерстяных нитей и букетика ржи. Сверху было многое, что делало ведьм Мрока изгоями. Коса Матери и Пояс Золотого паука с длинными красными льняными нитями, свисающими с него, часть наряда для исполнения их долга как Жнецов Смерти Мокоши. За ее годы она ни разу не видела, чтобы их услуги требовались, но жизнь как ведьмы Мрока уже делала изгоем, без похода по деревне с большой косой и поясом с красными нитями.

— О, оставь ее, Эва, — мягко упрекнула мамуся, сидя за пряжей, ее голос был бодрым и высоким, как всегда. Этой ночью она была сосредоточена на нитях, так что почти не участвовала в разговоре. — Мы хорошо ее научили. Теперь должны доверять ей.

— Я буду доверять ей, когда буду знать, что она не глазела на юношей деревни, — парировала мама, мамуся слабо улыбнулась и вернулась к пряже.

Мама знала о мужчине возле озера.

Бригида не могла дышать, посмотрела на розги на коленях Мамы. Да спасет ее золотой паук Мокоши.

— Я не глазела, мама. Я не думала, что житель деревни решится подойти к озеру, но он услышал мое пение, и…

С шорохом ткани мама встала со стула. Розги упали на пол.

— Что ты сделала?

Бригида вскинула брови, глядя в большие зеленые глаза мамы.

— Я… я…

— Ты говорила с мужчиной из деревни? Что он тут делал? Что он тебе сказал? — мама побелела. — Он мог тебе навредить!

— Нет, мама, он тут же опустил меч…