Украденная беременность (СИ) - Лактысева Лека. Страница 58

— Ну нет, босс. Совсем одного я тебя не оставлю, пока Фифа твоя не объявится. Извини, но будешь ты у меня под присмотром. И не вздумай спорить!

— Не буду. — Возражать у Лукьянова не было ни сил, ни желания.

Вновь остаться одному в пустом доме после того, как делил его с любимой женщиной? Пусть даже всего на пару дней — все равно тяжело. А если б навсегда? — даже думать об этом невыносимо!

Юрий Минизабирович уехал, взяв с Лукьянова слово, что тот в течение часа уляжется в кровать, даже если ему будет казаться, что он никогда не уснет. Охраннику, который оставался с Федором, было велено проследить за этим отдельно.

Дождавшись отъезда Терминатора и команды, директор компании InSecT отключил все свои скрипты, открыл окошко видеопроигрывателя и вновь включил запись. Теперь, когда его никто не видел, мужчина развернул изображение на весь экран и прикоснулся к нему пальцами, словно пытался дотянуться, дотронуться до Фаины, личико которой смотрело на него с монитора.

— Только вернись, родная. Я не буду злиться. Только вернись, — беззвучно шепнули пересохшие, искусанные мужские губы.

42. Федор и Фаина

23 января 2016 года. Поселок Михалково

После обеда Фаина попрощалась с отцом, который пообещал ей, что обязательно поправится и что постарается больше не пропадать надолго. Руфус и Таран, которых молодая женщина теперь готова была расцеловать в знак радости и благодарности за свидание с отцом, отправились сопровождать Фифу в обратный путь.

И в машине, и в вертолете Фая с трудом сдерживалась, чтобы не ерзать от нетерпения и не подгонять мужчин требованиями идти-ехать-лететь скорее. Ей нестерпимо хотелось увидеть уже наконец Лукьянова, убедиться, что ее внезапное исчезновение не изничтожило в ноль результаты его лечения у психотерапевта.

Одновременно Фая готовила себя морально к тому, что Федор встретит ее потоком упреков, обвинений и недовольства: прежний муж, Славик, и за меньшие проступки истерики ей устраивал… Федя, конечно, не Вячеслав Филимонов, но Фаина все еще слишком мало знала отца своего будущего ребенка, чтобы предугадать его поведение в такой сложной ситуации.

Любая дорога когда-нибудь заканчивается. Незапланированное путешествие Фаины подошло к концу, когда за окошком автомобиля уже сгустилась сырая, промозглая январская тьма. Темно-синий, почти черный Ниссан Толедо подвез молодую женщину к КПП* поселка со стороны леса, именуемому в просторечии Лесным шлагбаумом, и остановился, как и в прошлый раз, не на ярко освещенной парковке, а в тени неподалеку.

Руфус вышел первым, распахнул дверцу перед пассажиркой:

— Позволите помочь, Фаина Иннокентьевна?

— Да, спасибо. — Фая выбралась из прогретого салона и слегка поежилась. — Морозно.

— Я провожу вас до дома, — то ли спросил, то ли уведомил Руфус.

— Не надо. Доведите меня до ворот, этого будет достаточно.

— Уверены?

— Да.

— Что ж, так будет даже лучше. Мне свою физиономию светить нежелательно, — не стал настаивать боец.

Как и договаривались, он прошелся вместе с Фаиной до шлагбаума, проследил, как она подходит к будке дежурной охраны, показывает заламинированный и прикрепленный к связке ключей пропуск.

Охрана, видимо, получившая от начальства головомойку и специальные указания, на появление Фифы среагировала мгновенно и бурно: один охранник бросился открывать женщине ворота — не кнопкой, лично. Другой потянулся к телефону.

— Не надо никуда звонить, пожалуйста, — заметив его движение, попросила Фая. — Все же хорошо. Я была в небольшой поездке. Теперь вернулась.

— Мы обязаны доложить старшему смены, — озадаченно нахмурился один из парней. — Если не доложим — нас по головке не погладят.

— Давайте тогда вы доложите не сразу, а минут через пятнадцать?

— Ладно, — неохотно согласился охранник. — Вы одна?

— Да, — Фаина даже слегка развела руками.

— Тогда мой младший коллега проведет вас до дома.

— Хорошо, спасибо, — по тону говорившего женщина поняла, что от конвоя отказаться не получится, а затягивать переговоры, когда ее ждет, сгорая от тревоги и нетерпения, любимый мужчина, не хотелось.

Убедившись, что дочь подполковника Лазарева успешно прошла КПП и направилась в глубь поселка в сопровождении одного из караульных, Руфус, не выходя из тени, дошел до дожидающегося его авто, уселся рядом с напарником, буркнул: «Поехали, Таран».

Фаина торопилась, как могла. Шагающий рядом парень из охраны время от времени поддерживал ее под локоть. У калитки с электронным затвором, ведущей на территорию коттеджа Лукьянова, молодая женщина все же уговорила своего конвоира предоставить ей самостоятельно одолеть последние метры пути. Тот нехотя отступил, и Фая, наконец-то избавленная от любого сопровождения, поспешила в дом.

Отперла дверь своим ключом, вошла в слабо освещенный парой настенных светильников холл. Хотела уже позвать Лукьянова, но тут он появился сам — вышел, почти выбежал из своего кабинета: бледный даже при вечернем свете, измученный, с резко заострившимися чертами лица, со спутанными волосами…

***

…Если бы кто-то спросил Федора, как он жил эти два дня, он вряд ли смог бы рассказать что-то внятное. Нет, внешне все выглядело почти нормально: он как-то справлялся с повседневными делами, проводил традиционные планерки и совещания, что-то проектировал, тестировал, отлаживал новые программные продукты вместе со своей талантливой командой айтишников и прочих специалистов.

Но внутри он словно замер, заморозился, застыл, как муха в янтаре, перестал ощущать время — оно словно перестало существовать. Или оно — или он сам…

Мучительнее всего было вечером: пустой, какой-то вмиг осиротевший дом угнетал своей тишиной. Приставленный к Федору бодигард** из СБ валялся на диване в комнатке для наемного персонала на первом этаже, хрупал то попкорном, то чипсами и часами втыкал в экран телевизора, настроенного на канал «Боец».

Федор тоже «втыкал» — в экран монитора. То пересматривал видео, которое переслали ему от Фаины, то бездумно пялился на изображение, которое передавали на экран камеры видеонаблюдения, установленные над воротами его коттеджа. Так он сидел вчера, пока не уснул прямо в кресле. Так собирался сидеть сегодня.

В одиннадцатом часу вечера мужчина незаметно для себя задремал. Проснулся от хлопка входной двери, который донесся до него через открытый нараспашку вход в кабинет. Сам не понимая зачем, подорвался, поспешил в холл. Выбежал — и замер на несколько мгновений: опасался поверить своим глазам.

Да, Фаина обещала вернуться через два-три дня, но сегодня Лукьянов ее уже не ждал. Однако вот она, перед ним — живая, румяная с мороза, взволнованная! Стоит, расстегивает свою коричневую дубленку и пытается улыбнуться ему неловко и смущенно.

Федор мотнул головой, теряя очки, которые отлетели куда-то в сторону, в пару шагов одолел те метры, что все еще отделяли его от Фаины. Сгреб женщину в объятия, уткнулся носом в пахнущую морозом макушку — и замер…

***

Фаина ожидала чего угодно, только не вот этих молчаливых тесных объятий, сопровождаемых судорожным прерывистым дыханием.

— Федь, — попыталась отстраниться, заглянуть в лицо Лукьянову, чтобы извиниться.

Федор не отпустил, прижал еще крепче, почти застонал, словно от боли. Фая обмякла. Поняла вдруг, что любимому мужчине не слова сейчас нужны. Поэтому просто обхватила его руками, прижалась щекой к груди, которая ходила ходуном, словно работающий на полную мощь насос. Обняла — и замерла, дожидаясь, когда Лукьянов справится с собой. Ждать пришлось долго. Фаина даже перегреваться начала во все еще не снятой дубленке.

— Федь, мне жарко, — пожаловалась она, не шевелясь.

Лукьянов ответил не сразу.

— Жарко, — повторил так, будто не понимая смысла услышанного. — Жарко?..

Он, наконец, немного ослабил хватку, отодвинулся на расстояние вытянутой руки.

— Сейчас… помогу… — он раздел и разул Фифу, как ребенка, подхватил на руки и понес в гостиную.