Злата мужьями богата. Книга вторая (СИ) - Лактысева Лека. Страница 40

— Свою победу, — громко, так, чтобы слышали все, проревел Санд, — я посвящаю тебе, Злата, моя огненная сисса!

Не выдержав, Воскобойникова сорвалась с места, помчалась навстречу среднему мужу, который протянул к ней руки — сильные, надежные. Подхватив подбежавшую к нему жену, Сандгрон усадил ее себе на плечо и, провожаемый приветственными криками, зашагал прочь из круга сражений. Он не остановился ни у одной из трибун, а двинулся к княжескому особняку.

— Покажешь дорогу в покои, где остановилась, Лучик? — спросил на ходу.

— Покажу! — согласилась девушка, даже не пытаясь вырваться из медвежьих объятий маршала.

Да и что вырываться? Он ведь даже и не запыхался, только разгорячился так, что его дыхание даже через ткань платья обжигала кожу Златкиного бедра.

— Надеюсь, ты не откажешь мне в просьбе? — прижимаясь щекой к ноге любимой женщины, поинтересовался Санд.

— Смотря что за просьба, — догадываясь, впрочем, о чем попросит средний муж, кокетливо отозвалась Злата.

— Помоги мне принять душ, любимая, — оправдал ожидания супруги мужчина.

Воскобойникова, наверное, могла бы возмутиться, отговориться тем, что их все ждут — но не стала: ей была приятна близость раззадоренного, возбужденного дракой мужчины, энергия которого кипела и обещала бурное и страстное единение.

…Где-то через час все вновь собрались во дворе перед особняком князя Кэтгрона, накрыли столы, уставили их всяческими вкусностями и приступили к ужину.

Болдгрону, правда, было не до еды: он то и дело поглядывал на сиссу Элизию и выжидал удобного момента, чтобы поговорить с ней. Наконец, такая возможность представилась: Лиззи отодвинула тарелку, давая понять, что насытилась. Место справа от нее, занятое главой одного из семейств клана, освободилось, и Болди несмело присел рядом.

— Могу ли я просить несколько минут вашего внимания? — обратился он к девушке.

— Да, сэт Болдгрон, я слушаю вас, — кивнула та.

— Мне не хотелось бы показаться навязчивым, — мужчина замялся, вздохнул, нервно провел ладонью по белым волосам. — Догадываюсь, что вы, наверное, все еще злитесь на меня…

Элизия промолчала, хотя видела, что старший княжич надеялся услышать от нее ответ на свое предположение. Но девушка пока и сама не знала, чего в ней больше: злости или жалости к этому молодому иргуару, который явно запутался в своих чувствах.

— Есть ли у меня надежда, — набравшись решимости, продолжил свою речь Болдгрон, — что вы позволите мне видеть вас, ухаживать за вами? Могу ли я мечтать, что однажды вы примете мои ухаживания?

Ответить отрицательно Лиззи не могла: понимала, что для оборотня, который почуял в ней свою истинную пару, это будет равносильно приговору, а такого раннего и безрадостного конца княжич явно не заслуживал. Но и подпускать близко к себе несдержанного, вечно чем-то недовольного парня ей не слишком хотелось.

— Расскажите мне, сэт Болдгрон, — заговорила девушка. — Как началась ваша вражда с младшим братом? Почему вы так долго и упорно считали, что его любят и балуют больше, чем вас?

Болди задумался. Попытался вспомнить: когда ему впервые пришла в голову эта болезненная мысль? А когда вспомнил — пошатнулся на своем табурете.

— Я… был в гостях у сестры и матери моего погибшего отца. В Кокрачанде, в клане Лунных котов, — помертвевшими губами произнес он. — Тетушка все жалела меня, сиротку. Говорила, что князь Кэтгрон принял меня только потому, что моя мать — его истинная пара. Что сам я князю не сын, а лишняя обуза…

— Сколько лет вам тогда было, сэт Болдгрон?

Голос Лиззи смягчился, наполнился сочувствием. Теперь она понимала: глупого мальчишку обманули, настроили против отчима родственники. Может, из ревности, может, из глупости, но разрушили в детском сердце доверие и уважение к матери и к новому отцу.

— Мне было восемь лет. Ольгрону — год. И, разумеется, его постоянно носили на руках. Потом отец… князь Кэтгрон… много времени проводил с Олом, когда тот учился перекидываться в свою звериную ипостась. Ольгрон был очень любопытным, непоседливым и совершенно бесстрашным. Лез всюду!

— Теперь я понимаю, сэт Болдгрон, почему все случилось так, как случилось, — Лиззи положила свои тонкие пальчики на предплечье мужчины, и он задохнулся от этого легкого прикосновения, прикрыл глаза дрожащими веками. — Но это не значит, что я оправдываю вас и ваши последние поступки!

Элизия вновь заговорила строго, но руку с плеча Болдгрона так и не убрала.

— Мне нет оправдания, — признал мужчина. — Но я готов искупить свою вину!

— Вам не вину искупать надо — и родители, и брат с сестрой давно простили вас. Но вам пора взрослеть, учиться жить и думать самостоятельно, не прислушиваясь к мнению родственников. Мало ли что еще им померещится в дальнейшем? — на последней фразе Элизия даже фыркнула чуть заметно, выдавая свое нелестное мнение о тетушке собеседника.

— И… как? Что я могу сделать? Подскажите мне, сисса Элизия! — взмолился оборотень. — Видит Сиятельная, я готов на любые подвиги ради вас!

— На любые? — призадумалась Лиззи. — Что ж. Первым делом постарайтесь стать любящим, заботливым и благодарным сыном для своих матери и отца. Прямо сегодня скажите княгине Рессатии, что любите ее! Ведь вы ее любите, не так ли?

— Очень, — кивнул Болдгрон.

— Вот и замечательно, — Элизия грустно покачала головой. — Я тоже хотела бы сказать своей маме, что люблю ее. Но ее давно нет в живых… а вы, сэт Болдгрон…

— Болди. Зовите меня Болди, сисса Элизия!

— Хорошо, — согласилась девушка. Она не стала и дальше упрекать собеседника. Вместо этого предложила: — А знаете, Болди, мне кажется, вам пошло бы на пользу пожить вне клана. Может даже, пойти на воинскую службу, например, под начало к моему отцу, сэту Эдельгрону. Вы бы увидели другую жизнь, вырвались бы из-под опеки слишком мягких родителей. Сердце закаляется испытаниями…

Болдгрон застыл, не отводя взгляда от милого личика той, что уже стала для него важнее жизни. Видно было, что он даже не задумывался о такой возможности — жить вне клана, служить в королевской армии, искать свое место в жизни. Но сейчас, когда с его глаз спала пелена детской ревности и обид, такая перспектива показалась ему неожиданно привлекательной.

— Вы представите меня своему отцу, сисса Элизия? — то ли спросил, то ли попросил оборотень. — Служить под его началом было бы честью для меня!

— Разумеется, представлю, раз сама предложила, — Лиззи улыбнулась княжичу: впервые светло и открыто, без грусти, тревоги или усмешки.

И Болдгрон просиял в ответ.

— В вашей улыбке я вижу свет Сиятельной! — выдохнул он. — Недаром женщин считают Ее лучами!

Будущее, до сего дня казавшееся молодому мужчине смутным, мрачным и неопределенным, вдруг осветилось и стало разноцветным, огромным, обещающим счастье. И все — благодаря ей, Элизии, хрупкой нежной девушке с не по возрасту мудрыми глазами.

28. Зачем сове метла

Дагрон стоял у стеллажа для фолиантов и свитков в своем кабинете и молча смотрел на портрет. С портрета на него взирало лицо, настолько похожее на самого Дага, что могло показаться, что он смотрится в зеркало. Правда, зеркало с эффектом омоложения, потому что мужчине на портрете было лет на пять меньше, чем самому магистру.

«Я не знаю, что мне делать, — обращаясь к своему двойнику, шепнул Дагрон. — Как бороться с собственной неуверенностью? Да и с гордостью тоже…»

Магистр темной магии, сын славного рода Гладэльвейсов, прекрасно сознавал, что именно мешает ему быть счастливым в браке: с одной стороны — сомнения в своей привлекательности для любимой молодой жены, с другой стороны — гордость, которая мешала ему признать вслух навязчивый, болезненный страх оказаться отвергнутым. Брошенным. Ненужным.

Сандгрон и Ольгрон с момента возвращения из Зерафири уже успевали побывать в объятиях Златы, причем не единожды. А он, Даг, сначала лежал пластом, не в силах пошевелиться, потом, окрепнув, обнаружил, что жизнь понеслась вскачь, и его Золотому Лучику стало немного не до старшего мужа и его переживаний.