Злата мужьями богата. Книга вторая (СИ) - Лактысева Лека. Страница 55
Она проколола подушечку указательного пальца и обронила на песок арены пять капель крови, а когда они с шипением исчезли, притянула к себе эльфа, который почти разучился дышать за эти недолгие мгновения, прижалась поцелуем к его бледным губам и шепнула тихо: «Люблю тебя, Даг».
И тут стальная выдержка эльфа впервые в жизни изменила ему: он со стоном обхватил девушку, прижал к себе и принялся целовать — страстно, самозабвенно, горячо и безудержно.
— Ты моя, Лучик! Теперь уж точно моя — навсегда! Ведь я никогда не освобожу тебя от этой клятвы, никогда не отпущу — просто не смогу, понимаешь? — шептал он, покрывая поцелуями ее лицо, шею, плечи…
— И не надо, Даг. Не для того я клялась, — принимая огненные ласки, мягко ответила Златка.
Она впервые столкнулась с тем, насколько страстным может быть ее белолицый супруг, какой темперамент скрывает он за своей напускной холодностью, и это открытие заворожило ее, заставило дрожать в его объятиях. Колени девушки слабели и подкашивались, мягкое женское тело поневоле льнуло к твердому мужскому. А эльф все не мог остановиться: сжимал ее, гладил, толкался сильными бедрами, меж которыми уже восстало, готовое к бою, его мужское орудие…
«Стоп! Какой бой! Какая страсть?! Мы же в Круге Сиятельной, и моих клятв дожидаются Санд и Ол!» — напомнила себе Воскобойникова и плавно, но решительно отстранила Дага.
— Погоди, — попросила осторожно. — Давай сначала завершим обряд…
— Да, разумеется, — опомнился магистр.
Он отступил на пару шагов и встал у нее за плечом, словно почетный караул. Но Злата спиной ощущала его жаркое дыхание и пронзительный взгляд. Тем не менее, переведя дыхание, она позвала:
— Подойди ко мне, Сандгрон, и прими мои клятвы!
— Счастлив выполнить твою просьбу, моя огненная сисса! — тут же откликнулся маршал и поспешил к девушке.
Воскобойникова повторила те же слова и обронила на белый песок еще пять капель крови, после чего скрепила свои обеты поцелуем. Как и следовало ожидать, огненный воин не остался безразличным к прикосновениям обнаженной и всегда желанной супруги. Его тело тут же сообщило об этом, отсалютовав Злате гордо поднятым древком без полотнища.
— Потерпи и ты, Санд, — вздохнула девушка. — Постарайся не перевозбуждаться: я бы не хотела заставлять Ольгрона ждать слишком долго.
— Я сумею сдержаться, Лучик, но ты все же поторопись, — тихо попросил маршал.
Наконец, рыжик тоже услышал предназначенные ему обеты, получил поцелуй и потерся своим отвердевшим естеством о животик супруги:
— Мы не возлежали с тобой уже несколько дней, Злата, я ужасно по тебе соскучился! — с подкупающей прямотой признался он.
— Ох, и я соскучилась — по каждому из вас, — ответила девушка. — Вот только не возлежать же нам всем четверым прямо тут, на песочке? Что же мне делать, Сиятельная? — невольно воззвала она к Праматери.
Видимо, Праматерь услышала этот призыв и тут же откликнулась: между деревьями, ограждающими Круг, открылся новый проход. Злата ойкнула, повела плечами и кивнула на него мужьям:
— Ну что — идем?
— Идем, — согласились мужчины.
Короткая зеленая аллея привела Злату и ее мужей на лесную полянку. На этот раз — небольшую. Однако на ней хватило места и для небольшого озерца, скорее, даже прудика, темные воды которого украшали водные лилии, и для возвышения, до странности напоминающего брачное ложе. Это ложе было покрыто мягким мхом, поверх которого стелились большущие плотные листья с бархатистой поверхностью. На них хотелось прилечь, ощутить голой кожей упругость и теплые щекочущие прикосновения. Девушка не стала противиться возникшему желанию: взобралась на возвышение, легла на спину, подставляя обнаженную кожу лучам местного солнца.
— Как хорошо! — воскликнула, ощущая, как по телу разливается томительная нега.
Мужчины — все трое — сдавленно застонали, глядя на жену, которая вольно разлеглась перед ними: стройная, соблазнительная, с округлыми грудями и бедрами, с тонкими запястьями и щиколотками, с плоским животиком и гладким, свободным от растительности лобком. Эта зрелая красота не могла оставить безразличным ни одного мужчину!
— Идите ко мне, Даг, Санд, Ол! — позвала Воскобойникова. — Тут так хорошо, лучше, чем на самой мягкой перине!
Дважды приглашать мужей не пришлось. Они взобрались на ложе: эльф — с одной стороны, огненный воин — с другой, а оборотень, следуя зову своей кошачьей половины, так и вовсе устроился в ногах у супруги. Только вот лежать спокойно ни один из них был не в силах.
Даг первым решился заявить о своих желаниях, положив прохладную ладонь на живот супруги и склонившись над ней, чтобы заглянуть в глаза. Злата и не думала его отстранять. Напротив, потянулась рукой, дотронулась до бледной щеки, прочертила пальчиками линию от виска по скуле к носу, а потом вниз, к сомкнутым губам. Губы эльфа дрогнули, поймали женский пальчик, принялись посасывать его.
Ол, видя это, тоже не стал медлить и, уступая зову естества, принялся гладить и покрывать поцелуями аккуратные ступни и голени девушки. Санд не мог оставаться в стороне: прижался к другому боку Златки, приник пылающим лбом к ее груди, поймал жадными губами вишнево-красный сосок, стал перекатывать его языком и даже слегка прикусил зубами, вызвав сладкую дрожь в теле супруги. Вторую грудь жены маршал нежно сжал и стал покачивать, словно взвешивая доставшуюся ему драгоценность.
На какую-то долю мгновения Злата засомневалась: «Что я творю? Это же получается, что я сразу с тремя мужьями возлегла?» Но обратного пути не было: распаленные мужчины, похоже, ничуть не смущались друг друга.
Никто никому не мешал, а ласки становились все более горячими, страстными, откровенными, и одновременно оставались почтительными, бережными. Казалось, что мужчины не просто прикасаются к жене, распаляя ее и свое желание, а священнодействуют, следуя древнему сакральному ритуалу. И вот это их сосредоточенное состояние, эта нарочитая неторопливость и трепетность окончательно убедили девушку просто довериться мужьям и тому, что они делают, отбросить сомнения и позволить всему идти своим чередом.
А еще через пару десятков вдохов из головы Воскобойниковой испарились вообще все мысли. Зато тело стало вдруг таким чувствительным, что даже самое легкое касание обжигало, разливалось по коже горячими волнами.
«Это прохладные ладони Дага» — сигналили плечи, охваченные сильными руками эльфа.
«Это жадные губы Санда», — вспышки молний разбегались от болезненно-напряженных сосков груди.
«Это шустрый шершавый язык Ола» — подрагивали гладкие бедра девушки, по внутренней поверхности которых скользил ртом рыжик.
Глаза Злата не закрывала: ей хотелось видеть лица своих мужей, наблюдать за тем, как смягчаются их черты, разглаживаются складки меж бровей и в уголках губ. Хотелось знать, чьи руки скользят по ее бокам, чьи — раздвигают ее бедра, а чьи — продолжают сминать грудь. Но уследить за всем, что делали мужья, становилось все сложнее: сознание девушки плавилось, словно кусок масла на горячем камешке. Разум заволакивала дымка сладкого томления, которое заполнило женское тело, сгустилось внизу живота, превратившись в огромный пульсирующий шар — напряженный, переполненный, грозящий взрывом.
Позже Злата так и не смогла вспомнить, кого из мужей она ласкала руками, а кого — ртом, чьи пальцы скользили у нее между ног и властно сжимали нежный холмик лобка. И кто вошел в нее первым, чтобы отдать ей свое семя, а кто последним — девушка тоже не запомнила. Зато запомнила, как взорвалось все же в ее животе, разлетелось по телу мириадами жалящих искр нараставшее напряжение. Как накрывали ее одна за другой волны чувственного наслаждения, заставляя кричать, стонать и метаться, улавливая краем сознания ответные крики содрогающихся в экстазе освобождения мужей.
Потом, когда все закончилось, они лежали все четверо все на том же зеленом ложе, пытаясь отдышаться. Дремали — расслабленные, сомлевшие. Перед тем, как смежить веки, Злата еще успела устроиться на груди эльфа, прикрывая его беззащитно-белую кожу от солнечных лучей.