Двенадцать отважных - Вигдорова Фрида Абрамовна. Страница 11

Ребята слушали молча, не прерывая. Потом Володя сказал:

— А Николку повесили… И Егорку…

Вася стиснул зубы и крепко обхватил руками колени.

— Когда Таню уводили, я успел ей наказать, правду, мол, писать тебе не дадут, так ты вот как делай: если не вовсе уж тебе плохо будет, пиши, что живешь добре, а если очень худо — пиши, что живешь хорошо. Но пока ничего: ни письма, ни открытки. Может, уже и в живых нет… не могу! Не могу сидеть сложа руки! Что же это в конце-то концов?

— Тише! — сказала Домна Федоровна. — Как бы кто не услыхал!

— Вот, вот. Тише да тише. А я не хочу сидеть тихо!..

— А если на весь свет кричать, тоже толку не будет. — Вася встал, подошел к окну. — Лучше вот что… Давайте организуем тайный отряд, будем помогать нашим. Кого еще к себе возьмем?

— Володю Моруженко, — сказал Володя Лагер.

Борис резко повернулся к нему:

— Мне с ним не поладить! А в тайном отряде надо, чтоб все дружили между собой.

— Неужели мы будем поминать, что было? — воскликнул Вася. — Николку с Егоркой повесили, Таню в Германию угнали, немцы Киев взяли, а может, и Москву, а мы… Мы станем вспоминать старую драку? Да ведь Володька Моруженко… Ну, кто о нем скажет, ребята?

ВОЛОДЯ МОРУЖЕНКО

Володя Моруженко любил животных и птиц. Когда он был еще в третьем классе, то устроил около своей хаты кормушку, к ней слетались синицы и воробьи. Володя умел сидеть совсем тихо, и птицы поверили ему. Они так привыкли к Володе, что не пугались, когда он шевелился, подлетали, когда он насыпал им корм, а один воробей, самый храбрый, садился ему на плечи, на голову. С теми, кто стрелял птиц из рогатки, Володя дрался не на жизнь, а на смерть и вечно ходил в синяках, потому что у всех ребят на селе были рогатки.

Еще у Володи был еж, он деловито стучал своими твердыми лапами по полу, а когда Володя кормил его хлебом, размоченным в молоке, благодарно похрюкивал. Как-то Володя прочитал в «Пионерской правде», что одна московская школьница воспитала ученого ежа. Он знал географию, этот еж! Хозяйка, например, предлагала ему: «Ну-ка, Федя, покажи Англию!» — и еж бежал по карте, разложенной по полу, и, перемахнув через Ла-Манш, ложился на Англию. Володя прямо-таки задохнулся, прочитав такое, и стал обучать своего ежа. Но Гвоздик оказался неспособным к науке. А может, Володя не умел дрессировать? Гвоздик с удовольствием съедал хлеб, пил молоко, а где Москва, где Киев, не показывал.

Однажды Володя нашел за селом больную кошку. Принес ее домой. Все кричали на него: «Убери сейчас же! Совсем сдурел, такую погань в дом тащит!»

Тогда он унес кошку в сарай. Сбегал на медпункт, выпросил у фельдшера мази от чесотки. Кошка терпеливо сносила лечение, а потом тихо уползала в угол и лежала там, пугливо вздрагивая.

Девочка, соседка Володи по парте, отсела от него.

— От тебя несет лекарствами, — сказала она. — Не хочу с тобой сидеть? Охота тебе нянчиться с заразной кошкой!

Володя обиделся. Он даже не стал с этой девчонкой разговаривать и в ее сторону больше не глядел. А чесоточной мазью от него все равно несло, потому что как ни мыл он руки, как ни стирал рубаху, а запах был сильнее воды, мыла и горячего утюга.

Володя купал, кормил и лечил свою кошку. Полуслепая, недвижная, она поднимала голову, когда он входил в сарай. Ее нельзя было погладить, приласкать. Его руки причиняли ей только боль, но она верила этим рукам и покорно терпела все.

И вот однажды она подняла голову, и навстречу Володе блеснули ее глаза: чистые, голубые. Он даже не поверил, открыл пошире дверь. Мурка, словно понимая, чего от нее ждут, подползла к дверям, и Володя счастливо засмеялся: да, глаза чистые, голубые. А потом сошла короста и стала отрастать белая мягкая шерсть. Это было как в сказке — вместо шелудивой больной кошки — белоснежная пушистая красавица!

Летом к кому-то из Покровских учителей приехал погостить мальчик. Звали его Петро. Было ему лет четырнадцать, и он подружился с Борисом Метелевым, давал ему читать привезенные из города книги. Володе не нравился этот харьковчанин. Вечно он задается: плавает лучше всех, бегает быстрее всех и камнем попадает в любую далекую цель.

Володя не любил хвастунов, поэтому его ужасно раздосадовал этот парень, и он сказал:

— Давай посостязаемся. Кто кого победит.

Судьей назначили Бориса.

Они набрали камней и пошли в орешник за селом. Понаставили колышков, и Володя стал швырять первый.

— Целюсь в третью цель! — говорил он и сбивал третий по счету колышек. — Целюсь в первую! — и попадал в первый колышек. Он сбил все десять, один за другим.

— Целюсь в голову той кошки! — крикнул Петро и, схватив самый тяжелый камень, кинул его в Мурку. Она бежала от села к орешнику, быстро, легко и вместе с тем важно перебирая лапками. Володя не успел ни остановить, ни крикнуть, он только увидел, как Мурка шарахнулась, подпрыгнула и свалилась наземь. Он бросился к ней, но было уже поздно: Мурка лежала вытянувшись, тело ее стало неправдоподобно длинным, а глаза открыты, но мертвы.

Володя постоял над ней, крепко сжав зубы, потом направился к Петро и изо всех сил ударил его. Еще минута, и они катались по земле, нещадно колотя друг друга. Петро был и выше и сильнее. Но Володя дрался яростно, не помня и не щадя себя. Борис попробовал разнять дерущихся. Володя повернулся, ударил Бориса в ухо и снова кинулся на Петро. Он повалил его на землю, уселся к нему на спину и, изо всех сил дубася кулаками, приговаривал:

— Вот тебе! Будешь помнить! Будешь помнить!

И тут Борис снова кинулся к Володе, заломил ему руки за спину и оттащил в сторону.

— Из-за какой-то паршивой кошки! — сказал он в сердцах.

И этих слов ему Володя не простил.

Володин поступок обсуждался в школе. Борис, не оправдывая Петро, говорил, что Володя тоже виноват, забыл, что Петро приезжий, гость. А Володя ничего не слышал и слышать не хотел. Сжав зубы, он смотрел на Бориса, которого ненавидел сейчас не меньше, чем Петро. И с тех пор никто не мог их помирить — ни Вася, ни Толя Прокопенко. Они никогда не бывали в одной команде, когда играли в футбол или волейбол. Никогда не ходили вместе в поход. Никогда больше не навещали друг друга. Жили в одном селе, учились в одной школе, а знать друг друга не хотели. И животных с тех пор Володя у себя не держал. Он подарил ежа Нине Погребняк, ручного зайца — Оле Цыганковой. Он только подкармливал птиц зимой. Но больше не приручал их.

Вот обо всем этом и вспомнили сейчас ребята…

— Ну, так как же? Берем Моруженко в отряд? — спросил Вася.

— Берем! — сказал Володя Лагер. — Да ведь и Борис не против. А еще надо Тольку Цыгана.

И все улыбнулись. Даже Борис.

ТОЛЯ ЦЫГАНЕНКО

Толя Цыганенко был самый веселый мальчишка в Покровском. Толей на селе было много, и Толю Цыганенко звали Цыган или Толька Веселый.

Стоило на него взглянуть — и хотелось улыбнуться. Потому что сам он тотчас отвечал на взгляд улыбкой. У него было много друзей и многие говорили: «Толька — парень что надо!»

Толя мечтал о подвиге. Он думал так: почему это, какую книжку ни откроешь, какую газету ни прочтешь, там пишут: шел парнишка неподалеку от железной дороги, глядит — лопнувший рельс. Бежать к обходчику уже поздно, с минуты на минуту пройдет поезд. Как быть? Парнишка срывает с груди красный галстук, становится на рельсы, машет своим красным флажком. Машинист его видит, паровоз замедляет ход и останавливается. Крушение предотвращено. Люди спасены. Мальчику говорят спасибо, ему выносят благодарность. Бывает, что при заметке в газете есть и портрет героя. Мальчик как мальчик. А на самом деле — герой.

И Толя мечтал о подвиге. Но железная дорога была от Покровского далеко, а то бы Толя дежурил там день и ночь. Бывает, дети падают в колодец, и их надо вытаскивать. Бывает, горит дом, а там старик или старуха, и надо с опасностью для жизни вывести их из огня. Но ничего такого в Покровском не случалось.