Искушение (СИ) - Комарова Инна Даниловна. Страница 49

— Да, милая.

— Никак нельзя возвернуться раньше?

— Нет, моя милая. Далеко учусь. Не горюй и не скучай. Не успеешь оглянуться, я вернусь.

А у самого кошки на сердце скребут. Накануне поздним вечером разговор с родителями состоялся. Женить его надумали, невесту присмотрели. А Елизар ни в какую. Говорит:

— Не люблю ту, что вам по нраву. Любавушка сердце приласкала. Её люблю. Родные на своём настаивают.

— О Любаве и думать не смей, забудь, не позорь род наш. Не ровня она нам — рыбацкая дочь.

— Люблю её.

— Напрасные слова, и слушать не хотим. Наследник родовой фамилии женится на девушке нашего круга. По-другому не будет, — решили отец с матерью и отрубили счастье сына.

С этим и уехал господский сын, да ещё с камнем на сердце. Возлюбленной не обмолвился, что навсегда простился с ней.

Время подоспело Любаве рожать. Не стал Сидор гневаться на дочь, приняли с женой роды — близнецы на свет божий народились: мальчик и девочка. И как по заказу, девочка унаследовала красоту Любавы — ангел во плоти, мальчик — как две капли морской воды походил на сына господского. Вот и озадачился рыбак мыслью, как возлюбленному дочери весточку подать.

Время прошло. Видел Сидор, что Елизар вернулся, а носа не кажет. Что-то не так.

Слухи по земле разлетаются, как стаи птиц спешат на желанный юг. Вот и к рыбаку донеслось, что господский сын женится, поэтому приехал. Пришёл домой Сидор чернее тучи. Ярина ужин мужу подавала и расспросила обо всём. Рыбак и рассказал ей, как есть. А за ширмой Любава младенцев кормила. Услышала она, и так потрясла её страшная весть, словно рассудок помутился. Выла, кричала, вещи на себе рвала, мать с отцом уговаривали да успокаивали, а она не слушала их.

— Жить не хочу без любимого! — Сорвалась, и бегом из дома, взобралась по скалам на высокий обрыв. Подбежала к краю. Сидор с женой за ней, а Любава на их глазах рухнула в море с высоты, как подрубленное под корень дерево. Волна набежала, накрыла и потопила девицу-красу. Унесла в пучину морскую. А тут и царь морской принял в свои объятия.

— Не тужи, девица. Здесь обретёшь всё, что пожелаешь.

Разглядел царь красоту Любавы, душу чистую, преданную и объявил её царицею морской.

Вот и снова осень подгоняет время, к зиме близится.

Не узнать прежнюю Любаву, другая она: взгляд властный, смотрит гордо и безжалостно, да свысока на всех. Утратила веру. Нет больше в её сердце огонька любви. Нет той сияющей, естественной радости на лице её. Затаила смутную грусть, тревогу за родных и деток малых. Не согласилась с участью, которую ей навязали. Задумчива и неразговорчива стала. Нет-нет да и всплывали картины пред очами, предательница-память растревожит, видела Любава возлюбленного своего, ласки да поцелуи его разъедали сердце. Душевное потрясение опустошило её, всё в ней протестовало против той трепетной, любящей, нежной, доброй, доверчивой Любавы, которой была. Беда нагрянула. Предательство любимого подкосило, исказило её, она переродилась в грозную и мстительную. И нет пощады никому, кто пойдёт против воли владычицы морской. Лишь изредка просыпалось в ней странное чувство. Как отклик того времени, когда жила она с родными. Ночью выходила из пучины, подкрадывалась к хибаре рыбака на деток взглянуть. Мать с горя померла, брат далеко, один рыбак дни и ночи коротал — состарился отец, разболелся, а внуков выхаживал.

Елизар несчастлив в браке, не может без Любавы, любит её как прежде. Как-то не выдержало сердечко, наведался к рыбаку.

— Зачем пришёл? — грозно спросил Сидор.

— Не люба она мне. Родители заставили. Дочку вашу забыть не могу, жизни без неё нет. Погибаю я.

— Опоздал ты. Любава с горя утопилась.

— Как утопилась, зачем?!

— Узнала, что ты женился, рассудком тронулась. Любила тебя больше жизни.

— Что я наделал?! — Елизар обхватил голову обеими руками и заскулил так жалобно.

— Иди к своей жёнушке, нечего тебе здесь делать. — Рыбак скрыл от Елизара, что тот отцом стал.

— Не пойду туда. Гоните — утоплюсь лучше.

— Делай что хочешь, сюда дорогу забудь.

Ничего не осталось господскому сыну, пошёл к морю спасение душе искать. Смотрит: неспокойное море, бушует, злится, негодует. Ураганный ветер как с цепи сорвался. Волны вздымаются на дыбы, гребешки, пенясь, ворчат недовольно.

Воззвал Елизар:

— Любавушка, любовь моя, единственная моя, жена моя, Богом данная, отзовись, где ты?

Загудела, забурлила пучина морская, водоросли, песок, тина поднялись со дна, замутили море, еще совсем недавно переливавшееся лазоревым цветом и игравшее бликами на солнце. Вышла из моря царица красоты невиданной, гордая и неприступная.

— Ты звал меня, Елизар?

— Любавушка, не могу без тебя, спасения нет, страдаю я.

— Ты ведь сам от меня отвернулся. Деток своих не дождался. Покинул меня.

— Деток? Каких деток?

— Твоих, возлюбленный мой.

— О горе мне. Не мог я иначе, заставили.

— Что ж нынче вспомнил?

— Нет жизни без тебя.

— Так иди ко мне, в море жить будем.

— Как в море? Почему?

— Утопленница я — Царица морская. Нет мне места на земле, греховодница.

— Убила ты меня.

— Нет, не убивала я тебя, любила больше жизни. Ты сам выбрал судьбу такую. Не зови меня больше, не приду.

— Не уходи, пропадаю без тебя. Не люба она мне.

— Прощай, — сказала Любава и тут же исчезла.

Господский сын, недолго думая:

— И я за тобой. Уж лучше в пучине морской сгинуть, нежели с ней жить. — Накрыла его волна, затянула глубоко, унесла, и поглотило бездонное море.

— Утоп, утоп! — закричали на берегу.

А над морем раздался громкий смех, раскатами разнёсся во вселенной.

— Любимый мой, мы снова вместе! — Любава торжествовала.

Рыбак прислушался, покачивая колыбель, и тихо сказал:

— Мамка ваша возрадовалась.

— Вот так, дети мои, быль это или выдумка, не знаю. Как услышала, так и поведала вам. — Монахиня умолкла, посмотрела на крёстную, затем на меня.

— Что притихла?

— Страшно.

— Да, невесело.

На прощание монахиня сказала мне:

— Не сомневайся, я поведала тебе правду.

— Когда, матушка Пелагея?

— Когда ты спала, забыла? — Она мягко улыбнулась, заверяя в правоте своих слов.

— А что, и вправду сынок глухим родится?

— Не торопи время, девонька. О тебе позаботятся, глядишь, к тому времени всё исправится к лучшему.

— Дай-то Бог, — отреагировала Наталья Серафимовна. — Пойдём, Нина, матушке Пелагее отдохнуть надобно.

— Спаси вас Бог, дети мои, — на прощание благословила нас монахиня.

События, которые последовали далее, ураганом ворвались в степенный ход повседневных дел. Внезапность обезоружила меня, я не успела ухватить за хвост момент перемен, чтобы осознать — моя жизнь кардинально изменилась.

Вещий сон — одни загадки

Ближе к рассвету невероятный, удивительный сон приснился мне. События разворачивались бурно, стремительно, сцены молниеносно сменяли одна другую. Сюжет впечатлял, с каждой минутой всё больше и больше завораживал, захватывая меня в плен. Я не могла оторваться, старалась даже не поворачиваться на другой бок, чтобы не спугнуть, не прервать сон, очень хотелось досмотреть его до конца. Он настолько овладел мной, что казалось, дышу реже, чем обычно. Но на этот раз пригрезилось нечто особенное и мне очень интересно стало понаблюдать за развитием событий.

К моему сожалению, это был всего лишь сон, а он, как всегда, мимолётный и кратковременный.

Вечерело. Тёмно-серые, многослойные, плотные облака угрожающе нависли, давя и создавая неподвижный вакуум. Всё замерло, насторожилось. Тишина, ни звука, ни души, ни единого напоминания о жизни. Стало как-то не по себе. Мороз мелкой дрожью побежал по коже. Предчувствие подсказывало — меня подготавливали к предстоящим событиям. Но как не заблудиться в лабиринтах сновидения, разобраться в его сути и подобрать ключик к разгадкам? Мои мысли прервало действо.