Северный волк (СИ) - Булгакова Ольга Анатольевна. Страница 50

Сглупила, - честно призналась я. - Не увидела взаимосвязи.

Даже когда внезапно перестала видеть твой дар. Он недоверчиво вскинул бровь, но на мой тон это не повлияло. Продолжила так же уверено и твердо.

Ты стал чужим. Я стала резкой и нетерпеливой. Понялапричину только в поместье Серпинара. А с тех пор у нас не было времени поговорить.

Допустим, - его голос и поза оставались все такими женапряженными. - Но это не он к тебе явился. Ты позвала его.

Почему?

Видимо, его магия оказалась сильней моего магическоготела с вычерпанным резервом, - процедила я.

Сохранять остатки спокойствия становилось все трудней. Пустота резерва стала щекочуще едкой. Голова болела после магического принуждения. Я устала. Устала от нападок. Выматывала необходимость защищаться от любимого, которого даже в бреду оберегала из последних сил. Раздражало его недоверие. Поэтому последняя фраза прозвучала грубо, жестко:

Он все равно ничего не добился.

Странное у тебя представление о “ничего”, - виконт сноваоскалился. - Он хотел услышать имя. Ты его назвала.

Ему я ничего не сказала! - зло рявкнула я. - Ничего!

Я слышал, - перебил он. - Слышал. Зачем ты отпираешься?Просто признай. Я не вижу в этом большой беды. Но объясни, зачем ты это сделала. Только не лги!

Он постепенно сбавлял тон, но все еще говорил резко. И мне хотелось ответить резкостью. Накричать, оскорбить, ранить. К счастью, сдержалась. А в следующий момент, Эдвин подался вперед, заглянул мне в глаза и неожиданно тихо сказал:

Пожалуйста, Софи. Мы в любом случае найдем решение.

Только ответь правдиво. Пожалуйста.

Мой воинственный настрой пропал, исчезла злость, сменилась серой опустошенностью. Такая же ощущалась в золотистом родном даре. Ненужная ссора утомила нас обоих, от нахлынувшего эмоционального истощения опускались руки. - Я никогда не обманывала тебя, - в ломком осипшем голосе сквозила усталость. - Серпинар ничего от меня не узнал. Ни имени, ни описания внешности. И в здравом уме я бы его не позвала. Я ведь все еще люблю тебя.

Он просиял, словно в жизни своей ничего более радостного и чудесного не слышал, робко улыбнулся.

Я тебя тоже. Очень сильно, - вздохнув, признался: - Носегодня слушал, что ты говорила, и… Казалось, что схожу с ума. Только “надоел, не люблю, не могу, тюрьма, избавиться”…

Он понурился, притих.

Как с Беатой? - осторожно уточнила я. Скорей, чтобыподтвердить свои выводы, а не ради ответа.

Он вскинул голову, окинул меня растерянным взглядом. - Да, - ответил недоуменно. Потом невесело усмехнулся: - Ты права. Прости меня, Софи.

Тут нечего прощать, - заверила я.

Он встал, тяжело опершись о стол, подал мне руку. Теплая ладонь, ласковое сияние золотого дара. Металлические отблески исчезли, ощущение замкнутости ушло. Я обняла Эдвина за шею свободной рукой, поцеловала изогнутые робкой улыбкой губы. Он крепко сжал меня в объятиях, и мы долго стояли так, утешая, поддерживая друг друга после ссоры.

Заснуть не получалось. Не помогали ни усталость, ни купание в горячем источнике, ни подробный и несколько нудный рассказ о редком волшебстве, с помощью которого Эдвин пытался вернуть магическое тело в обычное. Он концентрировался только на рунах и заклинаниях, старательно обходил стороной переживания. Но говорить о них Эдвину было не нужно - я чувствовала его дар и четко ощущала ужас, отчаяние и беспомощность. Сказал, что добился только одного изменения. Я стала говорить во сне.

Ласково погладив его грудь, заглянула в голубые глаза:

Почему ты поверил? После всего, что между нами было.

Он помрачнел, но признался

Наверное, потому что многие обвинения очень похожи направду. Твое положение незавидное, а дом действительно можно считать тюрьмой. В таком свете предложение Серпинара кажется весьма щедрым.

Но ты ведь знаешь, что я тебя люблю, - возразила я.

Любовь еще сложней магии, - усмехнулся Эдвин. - Магиюможно понять и предсказать. Можно изучить ее законы. А любовь… С ней никогда не знаешь наверняка. Можно только догадываться.

В этих словах было зерно истины. Устало обдумывая его, вновь положила голову Эдвину на грудь, он обнимал меня одной рукой. Ровные гулкие удары сердца, сияние золотого дара умиротворяли. Думалось о волшебстве Эдвина, о нашем последнем ритуале, о доверии. Отчегото казалось, что у Эдвина еще остались сомнения в моей искренности и честности. Но я отмахнулась от этой назойливой мысли, приписав ее авторство истощенному резерву и усталости.

Спроси меня, как я вернулась, - попросила я.

Эти слова разбудили его любопытство.

Как ты вернулась, Софи? - в голосе слышаласьзаинтригованность.

Ты говорил о рунах, которые рисовал, чтобы помочь. Я ихвидела, - голос почемуто подвел, сел, звучал хрипло и незнакомо. - Они были бесполезными и мертвыми.

Он разочарованно нахмурился. Я знала это, даже не глядя ему в лицо. Чувствовала отголоски эмоций в даре.

В них не было никакой силы. Так, засечки на камне, -продолжала я. - Они ожили от воспоминания о тебе. О волшебстве, которое творили наши сплетенные дары. Они засияли золотом, когда я произнесла твое имя. Отзвук твоей магии помог мне. Благодаря ему я вернулась. К тебе.

Я подняла голову, заглянула Эдвину в глаза.

Не говори, что любви нет. Она неотделима от нас, от нашеймагии.

Он ответил поцелуем, крепкими объятиями и сводящей с ума нежностью.

Путешествие к источнику пришлось отложить. Если бы решала я, мы не ждали бы долго. От силы сутки на сборы, на запечатывание жилища, на укрепление иллюзии, превращавшей дом в маленькое и труднодоступное место нонраффиен. Но решала не я, а Эдвин.

Нетерпящим возражений тоном он заявил, что никуда не пойдет, пока мы не убедимся, что мой резерв способен восстанавливаться сам естественным путем. Эдвин хотел увериться, что у временного отрыва магического тела нет серьезных последствий. В доме, имея под руками внушительное собрание эльфийских книг, мы могли найти решение. Амулет или лекарство.

Эта аргументация звучала логично и правильно. Я согласилась ждать, хоть и сгорала от нетерпения, представляла, как сажусь с Эдвином на корабль, почти чувствовала на лице соленый ветер. Закрывая глаза, слышала плеск волн и крики чаек. Истощенный резерв усиливал переживания. Возможность в самом деле изменить жизнь дразнила близостью и недостижимостью. Казалось, мечта, до которой оставалось сделать один шаг, ускользала, унося остатки терпения.

С каждым часом волнение росло. На следующий день я уже не находила себе места. Изменений никаких не чувствовалось, и я попыталась уговорить Эдвина создать пару восстанавливающих резерв амулетов и пополнить мою магию так. Он отказывался, объяснял решение боязнью навредить. Я просила, едва ли не на коленях умоляла, но он только хмурился и упрямо стоял на своем.

А потом и вовсе заперся в кабинете на несколько часов. Коекак взяв себя в руки, осознавая, что Эдвин пытается в книгах найти ответы, вызвалась помогать. Но скоро отказалась от затеи. Ветхая бумага, бледные чернила, тексты на старом эльфийском. Этот язык я пробовала изучать самостоятельно, но особых успехов не достигла. Моя помощь стала бы только помехой.

Чем больше проходило времени, тем сильней становился страх, что я навсегда лишилась магии, что накопленное ничтожное количество волшебства - отныне мой полный резерв. Этих крох хватило бы только платье по фигуре подогнать. Заверения Эдвина в том, что выход обязательно найдется, с каждым часом все больше походили на беспомощные попытки утешить. И казались издевательством. К счастью, он оказался прав, а я ошиблась. Отказавшись от вспомогательной магии, Эдвин тоже угадал верно. От таких костылей было больше вреда, чем пользы, что подробно описывалось в книге известного эльфийского целителя. Главу оттуда Эдвин мне тщательно перевел. Книга успокоила. Даже вопреки тому, что она в целом сводилась к простой истине “Время - прекрасный целитель, а терпение - добродетель”. Я ждала, когда очнется дар. Эдвин занимался одноразовыми амулетами. Наши запасы артефактов закончились, а магия источника могла оказаться нестабильной, следовательно, непредсказуемой. Меня строгий виконт посадил за учебники и буквально завалил заданиями. Он оказался требовательным учителем, а разочаровывать его не хотелось. Я старалась, читала, переводила, рисовала формулы. Смешно подумать, следующие два дня была так занята, что даже не заметила, как восстановился резерв.