Волки и вепри (СИ) - Альварсон Хаген. Страница 34
— Так мы и задумали с самого начала, — кивнул Арнульф.
— Есть одно условие, — продолжил Брендах. — Вы не станете грабить на левом берегу реки Аллайд, в земле Тир-на-Морх. Вы не причините вреда тамошним людям. Если они выступят против вас — вы покинете поле, уклонившись от битвы.
— Вот уж хрен! — воскликнул Хродгар. — Должны ли слушать приказы от каких-то колдунов? По какому праву Золотой Совет указывает нам, где грабить, а где — нет?
Арнульф молча покачал головой, но Хаген заметил, как старик улыбнулся уголком рта. Мужи державные переглядывались, одни возмущённо гудели, поражённые наглостью молодого вождя, другие громко шептались, что, мол, дело говорит Убийца Полутролля. Брендах скупо усмехнулся, откинулся на спинку кресла. Логр'аэн же Ледяной Дождь бросил короткий, но выразительный взгляд на Олафа Безродного. Тот лишь развёл руками:
— Золотой Совет — на то и Золотой, что лишь советует, но не приказывает, о доблестный сын Хрейдмара! Знай ты сказания древности, оценил бы разницу: Железный Совет — приказывал, и его волю выполняли неуклонно. Возрадуйся, что те времена миновали. Поверь, Хродгар, и вы все, достойные хёвдинги, будет прок, если вы поступите, как говорит Брендах. Благодарность Совета дорогого стоит, но гнев обойдётся дороже. Тир-на-Морх — край не слишком богатый, в отличие от Эйри, столицы Южной пятины.
— Можете быть спокойны, — вздохнул Арнульф, закрывая глаза, — на левом берегу Аллайда ни одна псина не пострадает. Так, Хродгар?
— Если не залает слишком громко, — буркнул тот.
— У нас тоже есть условие, — подал голос Хаген, опередив Бьёлана. — С нами пойдут обездоленные геладцы, которые хотели взять земли в Эйридхе. В случае нашей победы Золотой Совет может ли обещать, что Кетах Ан-Клайд не сгонит переселенцев обратно за море?
Олаф несколько растерянно переводил взгляд с Брендаха на Логр'аэна и обратно. Друид удивлённо вскинул кустистые брови, даже в глазах сида вспыхнул огонёк любопытства. Бьёлан Тёмный замер, напряжённый, как тетива: ведь это ЕГО люди, ЕГО земляки надеялись получить землю для поселений в Зелёной Стране, и пусть отец, властный Сомерлед Ан-Тайр, презирал их — для Бейлана Трове, вечного младшего сына, те бедолаги были братьями по духу. Наконец чародей из Холмов произнёс:
— Если судьба будет благосклонна и Кетах Ан-Клайд будет повержен, то, конечно, Золотой Совет проследит, чтобы отважные геладцы прижились на новом месте, пустили корни, словно саженцы по весне. Но мы не можем поручиться, что местные жители отнесутся к новым соседям с приязнью и должным уважением. Не так ли, Брендах сын Катбада?
— Вот поэтому, — назидательно воздел палец друид, — важно, чтобы вы не зверствовали сверх меры, как вы поступили в Стране Холмов нынче осенью.
— Дозволено ли будет спросить, как именно Совет намерен отблагодарить наших предводителей? — вкрадчиво полюбопытствовал Унферт.
— О том, достойный Алмарец, — уклончиво молвил Логр'аэн, особо выделив слово «Алмарец», — речь пойдёт позже, и с каждым из вождей — по отдельности. Вепрь покуда не убит, чтобы делить его тушу на пиру, да и пировать рановато, не находите?
Халльдор же Холодный Ветер, чародей и ученик чародея, спросил:
— А что позволено нам в этом деле?
Логр'аэн слегка поморщился:
— Твои умения нам ведомы, и ты, Халльдор Виндсвалль, можешь использовать чары в полную силу. Тебя же, Олаф Падающий Молот, хотел бы предостеречь: то, что ты сделал в Бельтабейне, было безрассудно, хотя и вызывает уважение. Хорошего ученика воспитал Видрир Синий. Но постарайся держать себя в руках. Не забывай: в Зелёной Стране ещё предстоит жить людям.
— А мне, добрый волшебник? — осклабился Хравен Боевой Стяг. — Что мне дозволено?
Вот теперь Ледяной Дождь поморщился весьма заметно. Всем стало холодно и зябко.
— Я вообще не понимаю, что ты тут делаешь, и кто тебя сюда пустил, — рубил слова сид, наставив на Хравена посох. В навершии, в глубине хрустального шара, разгорались угрожающие отблески. — Странно, что тут кто-то пользуется услугами такого, как ты! Тебе, браннемал, — это слово сид выплюнул с омерзением, как червяка в яблоке, — тебе не дозволено НИЧЕГО из того, что ты умеешь. И не приведи тебя судьба — вызывать твоего покровителя…
Хравен стёр ухмылку с лица, помрачнел, поднялся, молча откланялся и покинул зал.
Хаген и Хродгар переглянулись. Что, мол, ещё за покровитель у братца-ворона?..
— На том, добрые господа, можно бы и закончить, — подытожил Сумарлиди ярл.
Потом на Геладских островах закипели приготовления к войне. Чистились брони, точились клинки, тесались копья, обивались кожей щиты. Штопались паруса. Проверялись корабли. Матёрые вепри шлемов грозно фыркали. Молодые волки моря скалились, давали хвастливые обеты, не могли дождаться похода. Но чёрные вороны тревоги кружили над островами. Старики хмурились, а матери, жёны и сёстры — не скрывали слёз.
Игерна тревожилась, как и прочие девы, но хорошо скрывала чувства: сразу поняла, что Хагену нет дела до её тревог. Ему ни до чего не стало дела: ни до прогулок по берегу, ни до милых бесед, ни до музыки или стихов, ни даже до сладкой ночной истомы. Он со товарищи просиживал за картами, размечая пути будущих набегов, исчисляя дни переходов и необходимую численность войск. Большой зал замка превратился из пиршественного чертога в палату военного совета. Там стало шумно, жарко, накурено и сердито. Вожди спорили, советники едва не тягали друг друга за бороды. Хагена это бодрило. Здесь была стихия Эрлинга, кипящий котёл войны, тинг волков и вепрей. Казалось — одноокий ас ходит меж смертных, сеет зёрна ярости, усмехаясь в бороду. За окнами кричали вороны. Какая уж тут музыка, какие песенки, какие задушевные беседы! Греешь постель, гордая княжна, — хорошо.
Не греешь — обойдусь.
Потому нет удивления, что встречи Игерны и Хагена сошли на нет, а накануне праздника Соммаркема сын Альвара застал благородную арфистку в объятиях Бреннаха Мак Эрка, музыканта из неведомой Ирландии. Было непохоже, что это дружеские объятия. Игерна сидела у юноши на коленях, обвив руками его шею. Заметив Хагена, любовники прервали нежности, не размыкая, однако, рук. Неловкое молчание звенело струной. Наконец Лемминг извинился, отвесил короткий поклон и вышел. Улыбался — не ждал от Бреннаха подобной прыти, и радовался за него. «Может, песню красивую сложит в её честь, — подумал Хаген, — она того стоит».
Висы, которые сам викинг посвящал пригожей дочери Сеаха, были слабоваты, и ему было стыдно перед ней, но — лишь за это. Не за своё пренебрежение. Не за её тревогу.
Вечером пришёл сын Эрка. Хаген сидел у камина, курил и читал «Добычу Аннвена» — знаменитое сказание эридов. Будущих противников, будущих союзников. Бреннах застыл истуканом, смущённый, и громко сопел. Не знал, с чего начать. Хаген бросил, не отрываясь от чтения:
— Что стряслось, дружище? Могу быть полезен?
— Надо поговорить, — негромко произнёс Бреннах.
— Надо — так и говори.
Бреннах оглянулся. В комнате было довольно людно, собратья любопытно поглядывали на арфиста, отвлекаясь от пива и бесед. Мак Эрк пробубнил:
— Не здесь. Это касается нас двоих и Игерны, дочери Сеаха. Посторонние уши ни к чему.
— Мне лень, — отмахнулся Хаген, — и у меня нет тайн от братьев. Говори.
Бреннах шумно вздохнул. С присвистом, как пробитая волынка.
— Хочу разобраться раз и навсегда. Вызываю тебя на поединок. Завтра, на рассвете.
— За благосклонность Игерны? — уточнил Хаген, переворачивая страницу.
Бреннах не выдержал, протянул руку, схватил было книгу — и почувствовал цепкий захват на своём запястье. Хаген осторожно высвободил книгу из пальцев арфиста, отложил её и — наконец-то — поднял на собеседника взор. Спокойный и мирный, как пламя в очаге.
— Ты, дружище, саг наслушался? — ровным голосом спросил викинг. — Тогда ты должен знать: когда двое юношей сходятся на бой за милость девы, всё кончается гибелью одного и изгнанием второго, а дева достаётся третьему. Так было, например, с Гуннлаугом Змеиный Язык, Храфном и красавицей Хельгой [40]. С другой стороны, знай ты местные обычаи, то не спешил бы звать меня на хольмганг: здесь в ходу не только многожёнство, но и многомужество. Разумеется, с обоюдного согласия. Ты спросил Игерну? Или сам всё решил?