Волки и вепри (СИ) - Альварсон Хаген. Страница 47

Однако первым до королевского знамени добрался не он, а Раудульф Эоринг, конунг ильвингов, хитроумный торговец двуногим быдлом и герой-засранец. Глядя, как стена щитов превращается в клин, устремлённый в груду мяса и доспехов, он во главе дюжины отборных витязей покинул строй и поспешил вслед за людьми Тура. Тур, как и подобает, пёр напролом, пеший — против конницы, против колесниц, против всех чудовищ Утгарда, расшибая лбом скалы, и так расчистил путь Эорингу. Позади свирепел Арнульф:

— Ну куда ты, бык недоенный?! Увязнешь по самые яйца! Орм! Орм, ползи сюда! — обернулся к безмятежному племяннику ярла, приказал — с мольбой в голосе:

— Прикрой их справа, там же сейчас… и лучники ещё эти…

Орм насмешливо поклонился и махнул своим. Его люди неспешно перестроились и, словно на прогулке, зашагали в наступление. Чуяли настрой вождя и вовсе не хотели умирать за какого-то Хродгара хёвдинга, пусть и по воле Седого.

А насчёт лучников Арнульф напрасно беспокоился. Три отряда — Бьёлана, Ньёрун и Эрленда Хроальдсона — шли прямо на них, выставив на остриях клиньев торенскельды и витязей в лучших доспехах. Арты сперва ничего не поняли, потом перепугались, ударили прямой наводкой, ещё и ещё, кого-то ранили, кого-то убили, но места павших тут же занимали новые бойцы. За дюжину шагов до цели викинги разомкнули строй и бросились на мастеров лука, а сзади бежали люди Эрлюга Хроальдсона, которые вообще не пострадали от обстрела. Воины Феарвалла побросали луки, выхватили кинжалы, а из-за их спин вышли сотни четыре копейщиков, припасённых как раз на такой случай. Это, впрочем, ничего не меняло для викингов: ни щитов, ни броней арты не носили, да и копья были тонкие, лёгкие. Завязалась рукопашная, кромка северного моря вскипела багровым прибоем, полетели солёные брызги, перебитые древки да руки. Многократное преимущество артов обернулось бедой: лучники отступали, копейщики наступали, все топтались и мешали друг другу. И в итоге падали замертво.

— Что скажешь, Тёмный? — кричала орлицей Ньёрун, изящно и коротко рассекая очередного противника. — Нравится банька?

— Как говорил Альрик Гутаконунг — «Чем гуще травушка, тем легче покос»! — воскликнул Бьёлан — и едва успел отпихнуть Чёрную. Покачнулся. Улыбнулся.

— Ты чего творишь?! — возмутилась предводительница скъяльд-мэйяр.

— Н… ничего, — проговорил, кривясь, Бьёлан.

— Хорошее ничего! — Ньёрун схватила древко стрелы, торчавшей сквозь плечо геладца, и точно пробившее бы навылет её, Ньёрун, грудь, вместе с хауберком — с трёх-то шагов! — но сын ярла отмахнулся:

— Это ничего не значит. Мой предок Эльт'аэн Стадо Баранов три дня бился со стрелой в мошонке, так-то вот. Продолжаем бой. Вперёд! Хэй-йя, ублюдки! Хэй-йя!!!

Ньёрун покраснела ещё сильнее, но вовсе не от грубых слов — уж к ним-то ей было не привыкать. Взмах — удар, взмах — удар. Ну погоди, сын ярла! Ньёрун Чёрная, давно забывшая родителей и мирную жизнь, не сгодится тебе в супруги, но станет отныне твоей валькирий, твоим духом-хранителем. Удар, взмах и снова — удар! Прими жертву, Фрейя, Блещущая Доспехами!

«Прими в жертву всю мою жизнь», — отрешённо подумала Ньёрун.

А посреди поля Курои творилось небывалое! Пешие гнали конных! Обшитый щитами курган, словно сухопутный кракен, выпускал исполинские щупальца, и те стегали верховую рать, оставляя на истоптанной траве ошмётки красного мяса. Сами северяне, конечно, несли потери, но остановиться не могли. Раудульф конунг метнул бронебойное копьё и убил коня под Кетахом. В три прыжка оказался рядом, занёс бородатый топор, и, вторя смеху северянина, звенел, разлетаясь, позолоченный шлем короля. Король же, не вставая, ткнул рогатым копьём в живот Эоринга и едва успел перекатиться, чтобы тот не разбрызгал его кишками и не задавил, падая. Потом Кетаха подхватили верные соратники, усадили на колесницу и повезли с поля боя.

— Уходит! — завопил Хаген, тыча пальцем. — Уходит, ублюдок!

— Ну и хер с ним! — прорычал Хродгар. — Надо Бьярки найти!

— А чего меня искать, — берсерк выполз из-под горы трупов, вытащил топор, уселся прямо на землю, — вот он я. Друзья, сил нет, унесите меня куда подальше…

Хаген и Лейф подхватили Эйнарсона и потащили назад. Навстречу всему войску викингов. Или тому, что от него осталось. Арнульф, не глядя ни на кого, трубил общий сбор и вращал над головой мечом, призывая идти в наступление. Через подрагивающих, завалившихся набок коней, через разбитые колесницы, через трупы своих и чужих.

Вперёд.

До последней черты.

— Ты вроде говорил, глены должны бы их догнать и дать по жопе? — напомнил Хравен, размахивая своим замечательным знаменем. — Что ж мы прёмся, как…

— Это ты своих друзей спроси, — резко бросил старик, — да тех, кто приказов не слушает! А теперь — чего на месте стоять? Идём и умрём. Видать, так уж норны нам соткали!

Последней чертой стал ряд щитоносцев, за которыми укрылись остатки форнов, артов и верховых эринов. А ещё там, за рядом огромных, толстых, дубовых щитов, обшитых кожей, оббитых железом, усеянных медными шишками, стояли несколько сотен свежих бойцов. Отборных, лучших пехотинцев Его Величества. Седой прикинул — по всему выходило, что ещё тысячи три у Кетаха имеется. Против — от силы — полутысячи викингов. Уставших, израненных, вымотанных. Это если не брать во внимание голода и жажды… Но — то были северяне, Люди Заливов, в чьих жилах текла морская кровь, чьи кости резаны из прибрежных скал. Они все умерли в тот день, когда ступили на землю Маг Эри. А мёртвым неведомы ни стыд, ни страх.

На уцелевших ополченцев Арнульф отныне не рассчитывал. Щенки своё отлаяли.

Два строя, две стены щитов замерли друг напротив друга. В двух дюжинах шагов. Теперь союзники стали в глухую оборону, и хоть ты лбом бей — всё будет без толку. А если они одумаются, поднажмут…

— Приплыли, мать твою корягой, — высказался Крак. — И не прошибёшь ведь…

— Нет нужды прошибать, — заметил Орм, — постучимся вежливо — то тут, то там. Откроют — хорошо, мы отскочим. Нет — ещё лучше. Будем ждать нашего друга Найси ан-Тэгирнаха.

— Они всей силой ударят, — как бы между прочим проронил Хаген.

— Поглядим, — рассудил Арнульф, мрачный, как сам Отец Павших, — сделаем по-твоему, Орм.

И сделали так. Тяжёлые брюнтверы и секиры ломились в щиты, из-за щитов гадюками вылетали копья, глефы и длинные мечи-клейморы, жаля и калеча. Викинги пытались вклиниться в разъём, но всякий раз — безуспешно. Наконец люди Кетаха сообразили, что не так уж страшен тролль, как о нём говорят, и сами перешли в наступление. Впрочем, довольно осторожно: кучки меченосцев и копейщиков выныривали из укрытия, ввязывались в драку, оттесняли викингов, а на то место спешили щитоносцы, прикрывая соратников чудовищными торенскельдами. Каждый из северян получил зарубку на память, а Хродгара ловко ткнули копьём в живот и добавили клеймором, разрубив наплечник и задев кость. Пришлось его вынести с поля.

А солнце уверенно клонилось к западу.

— Ну что, Белый? — сварливо проворчал Крак. — Не выходит по-твоему ни хрена!

— День хвали к вечеру, — отмахнулся племянник ярла.

— Глаза разуй, хёвдинг! — напустился на него Эрлюг. — Скоро спать, а мы не ели!

— Тебе представится возможность утолить голод в Чертоге Павших, — усмехнулся Орм, — если ты пойдёшь туда, — указал на очередной отряд меченосцев Кетаха, схватившихся с людьми Хакона, — и соизволишь принять смерть от меча. Это лучше, чем стоять тут и скулить.

— Сразу после тебя, — могильным голосом отозвался Эрленд, старший брат Эрлюга.

— Позволь сказать, сэконунг, — устало попросил Хаген.

— Скажи уж, — фыркнул Арнульф, — хуже не будет.

Хаген снял шлем, опрокинул остатки воды из фляги на голову, утёрся рукавом:

— Тут валяется куча колесниц и лошадки беспризорные. Можно завалить кузова обломками копий, поджечь и пустить на их строй.

— Ну и что это даст? — пожал плечами Арнульф.