Лемминг Белого Склона (СИ) - Альварсон Хаген. Страница 32

— Добро пожаловать в Грённстад.

«Добро пожаловать в Хель, — подумалось Хагену, — лучше бы сразу убил».

Афи звали старого раба. Он не так давно жил в Грённстаде, но успел снискать уважение прочих домочадцев и хорошее отношение хозяина. Он жил на речном причале, недалеко от хутора, и летом ловил рыбу в море. Туда же отправили работать и Хагена. Торфи бонд в первый же вечер стал расспрашивать новых рабов, кто что умеет делать, и Хаген сказал, что рыбачил у прежнего хозяина. Тогда Торфи определил его на фискебот:

— В Зелёной Гавани люр ловится и поздней осенью. Ступай под начало Хаки. Там поглядим.

Хаки был владельцем фискебота, верным хусманом Торфи и неплохим человеком. Кроме него и Афи, на причале жили трое вольноотпущенников, двое наёмников да старая рабыня. Она была родом из сааров и плохо говорила на Скельде, но хорошо готовила, стирала одежду и чисто прибиралась. Со стороны даже могла показаться, что здесь живут не рабы, а большая дружная семья. Но Хаген всё равно озирался по сторонам, обдумывая побег.

— Даже не мечтай, — однажды обратился к нему Афи, — нынче не время для того, что ты задумал. Тихо, не перебивай! Дай сказать. Мне самому не по нраву ходить в обносках, но выбор небогат. Судно стерегут зорко, а то бы меня тут видели!.. На острове нигде не найдёшь убежища. Особенно зимой. Скоро поднимутся осенние ветра, зимние бури, морем не пройти. Запасись терпением и постарайся дожить до весны, вот тебе мой совет.

И заковылял к очагу, надвинув капюшон ветхого шерстяного плаща.

«Не так-то прост сей старик, — подумал Хаген, — надобно его держаться».

Но сама мысль о том, что придётся торчать на Эрсее целую зиму, да ещё — рабом, давила, словно на плечи взгромоздили Мировую Гору. Руки опускались, а мозги покрывались инеем. Чтобы не отупеть окончательно, Хаген в свободное время и с разрешения Хаки прочёсывал окрестности, запоминая, что тут да как.

Но вот настал день Вентракема, Первый день Зимы, вот лужи покрылись ледяной коркой, рыба ушла, а затем ударили ветра и почти зразу же — морозы. Фискебот вытащили на берег, вычистили, высушили и закрыли в лодочном сарае, а сам сарай Хаки запер на ключ. До весны. Тогда же их всех переселили на хутор, а потом — в Мёсендаль.

В трижды проклятую Хагеном Моховую Долину.

В Мёсендале было красиво. Весной. Наверное. Глубокой же осенью то было убогое и печальное место. Клочок затопленной, продуваемой с моря земли, чуть больше раста с запада на восток, и три с половиной лиги с юга на север. И кругом, куда ни глянь, — замшелые буро-зелёные валуны, громадные мёртвые жабы, обсевшие болото. Время от времени топи выпускали подземные пары, и казалось: это квакают каменные лягушки.

Вот с ними-то, с бородавчатыми троллями, покрытыми моховой шкурой, и пришлось сражаться Хагену и прочим людям Торфи сына Фроди.

— Расчистите долину от камней, — приказал хозяин Грённстада, — и получите на ней делянки.

Рабы недоумённо воззрились на господина.

— Нынче ведь зима, — развёл руками коренастый трэль с пегой бородёнкой, — земля промёрзла!

— Нет у вас недостатка в ломах и заступах, — невозмутимо сказал Торфи.

— Так ведь холодно, — простодушно заметил другой невольник, тощий и долговязый.

— Выдам вам тёплую одежду, — пообещал бонд, — собирайте хворост и стерню, копайте торф, грейтесь у костров, никто не запрещает.

— А как снег выпадет? — подал голос Афи.

— Почистите, — бросил Торфи, развернулся и уехал.

А потом началась прекрасная жизнь, полная весёлых и неожиданных приключений.

Жить пришлось в землянках. Грённстад был недалеко, дымы хутора вполне были видны, а в хорошую погоду — так и сам двор, но внутрь рабов пустили только тогда, когда выпал снег, а это случилось аж после Йолля. До того ледяной ветер гонял позёмку, мороз грыз носы и уши, ломал кости, сводил челюсти, перехватывал дыхание. Старики ворчали, что так, верно, живётся мертвецам в Нибельхейме. Тёплых вещей всем не хватило. Хагену достались неплохие шерстяные подштанники, но вот куртка была тонкая, холщовая, и шапка с дырой на макушке. Рукавиц не досталось никаких, руки пришлось замотать в тряпьё, которое выпросил на хуторе. Кормили, правда, хорошо, да и травяной чай пополам со ржаной брагой спас не одну жизнь, но редко кто из рабов не кашлял, утопая в собственных соплях.

Афи — не кашлял.

Суровый старик вообще казался двужильным. Кряхтел, ворочая ломом, всюду поспевал, иногда отпуская мрачную шутку, иногда — неглупый совет. Но держался в тени.

За старшего был Ассур Ингольфсон, по прозвищу Белый. Это был белобрысый парень зим двадцати с небольшим, высокий и худощавый, наглый и невероятно надменный. Он был ублюдком рабыни и какого-то Ингольфа, про которого говорили, что он был викингом и младшим сыном некоего хёвдинга из фьордов. Белый весьма гордился, что происходит из благородных людей. Хотя отец его и не признал. Ассур давно осел в Грённстаде, был свободным человеком, но в мире свободных ему, видимо, места не нашлось. Вот и батрачил на Торфи бонда, срывая злость на подчинённых.

Особенно же ему чем-то не угодил Хаген. Пока не выпал снег и мороз досаждал всем поровну, Ассур не слишком задирался. Но вот настал Йолль, рабов позвали в усадьбу на праздник, а потом Моховую Долину завалило, и Торфи сжалился, позволив трэлям больше времени проводить на хуторе. Рабы немного отогрелись, пришли в себя, и тут же вспыхнули ссоры да потасовки. Хаген старался не попадаться лишний раз никому на глаза, не обращал внимания на поддёвки и даже на оскорбления, но это лишь раззадоривало.

— Эй, Лемминг! — бросал, бывало, Торд, дюжий дружок Ассура. — Отнеси мой член поссать!

— Где ему, — с ухмылкой отвечал Бурп, ковыряя в пегой бородёнке, — обосрётся с натуги!

Или:

— Хочешь, я тебе нос сломаю? — спрашивал Ассур.

— Нет, благодарю, — вежливо говорил Хаген.

— «Благодарю!», ах ты ослодрочка! — кривлялся Торд, и все дружно ржали.

Или:

— Плюнуть, что ли, тебе в рожу?

— Не плюй, утопнет, а нам потом отвечать…

Хаген молчал или отшучивался. Не то чтобы он боялся. Дрался ведь и с Бором на Сельхофе, и, там же, с викингами Атли Ястреба, не сробел дерзить одному из его людей, да и вообще за словом в мешок не лез! Но с этими человеческими огрызками даже говорить было мерзко, не то что драться. Тошно дышать одним воздухом. Тошно плавать в море дерьма. Так что — да, боялся, только не быть избитым, искалеченным, убитым, в конце концов, а — оскверниться.

Но внук королей не знал древней пословицы, согласно которой воин не должен бояться смерти, а раб — навоза. И, верно, забыл, что сам стал рабом.

Как-то во время завтрака Хаген взял свою миску овсянки и настроился подкрепиться, но тут перед ним возник дремучий Торд. Он сказал:

— Слышь, дай сюда миску! Ну куда тебе столько? А мне надо много есть, видишь, какой я!

Тогда Хаген опрокинул кашу ему на башмаки:

— Ой, прости. Экий я неловкий!

Торд занёс кулак, но Хаген пригнулся, и удар пришёлся точно в челюсть Альстига Лысого, который шёл мимо. Альстиг был крепкий муж средних лет, он полжизни рубил деревья. Хотя и ходил в рабах, но не привык сносить побои. Короче — Лысый слегка покалечил Торда.

Надо заметить, что в зимнюю пору жителей хуторов донимали вши и блохи. Прежде всего, конечно, рабов. Поэтому Торфи настаивал, чтобы все мылись в бане да не жалели мыла. Вот однажды все дружно отправились на помывку. Вдруг Хаген заметил, что его обступили товарищи по несчастью во главе с Ассуром. Ассур протянул ему длинную острую щепу:

— Ну, Лемминг? Давай на выбор: щепку в глаз или в жопу раз.

Вот тут Хаген облился холодным потом, несмотря на жарко натопленную баню. Все глазели: кто с нетерпением, кто с презрительными ухмылками, кто с отстранённым любопытством. Все ждали потехи. Хаген медленно взял щепку, попробовал остроту. Да, такой можно выколоть око — если повезёт, будет не очень болезненно. Всё лучше, чем быть женой этакому табуну жеребцов, из которых кое-кто уже был явно готов оприходовать ладную попку. «Эрлинг ас отдал око в обмен на глоток мудрости, — подумал Хаген, — я отдам око, чтобы не уподобиться Локи».