Лемминг Белого Склона (СИ) - Альварсон Хаген. Страница 33

Глубоко вздохнул несколько раз.

Прицелился.

Замахнулся…

…и почувствовал, что ему в руку вцепилась когтистая орлиная лапа.

То Афи в последний миг перехватил запястье Хагена. Щепа была на волосинку от глаза.

Не говоря ни слова, рабы разошлись одеваться, а Хаген присел на пол, стараясь унять дрожь в руках и в сердце. Рядом Афи скинул сорочку и полез в горячую воду, фыркая от удовольствия.

— Спасибо тебе, Афи, — непослушными губами произнёс юноша.

— Чего? — не расслышал Афи.

— Говорю, спа…

Да так и замолк, во все глаза глядя на старика.

На теле у старого раба синели рисунки, которых не положено носить невольнику. Да и не каждый свободный осмелиться на подобное! Левое плечо украшали якорь и хищный нос драккара, на груди же — орлы и волки терзали барана. По правому плечу вилась рунная надпись: «АРНУЛЬФ СЕДОЙ ИВАРСОН». Явно не имя раба.

— Теперь я понял, отчего ты всегда моешься отдельно, — прошептал Хаген.

— Теперь я узнаю, — эхом ответил «Афи», — способен ли ты хранить тайны.

И ворчливо добавил:

— Тролль тебя задери.

Надобно сказать, что после того случая в бане Хагена перестали травить. Тот, кто готов лишиться глаза ради чести, не всегда достоин презрения, пусть он и говорит странные слова вроде «спасибо» или «пожалуйста». Даже Торд махнул рукой — ладно, живи уж, крысёнок! Ассур тоже вроде бы перестал обращать на него внимание, но Хаген кожей чуял его недобрый взгляд.

Позже он проклинал Моховую Долину, мороз и вшей, но с благодарностью вспоминал ту жестокую зиму, когда ему довелось познакомиться со старым викингом.

Вот прошёл месяц Торри, за ним — Гекья. Настал Бьёркен, Берёзовый месяц, иначе называемый Одиночным. Стало чуть-чуть теплее. На море разыгрались весенние шторма, и люди говорили, что даже в Грённхафне вскрылся лёд. Лето стало на полшага ближе. Звери чуяли приближение весны, стали беспокойны: мычала скотина в стойлах, орали коты, собаки принимались ни с того ни с сего выть и скулить. Рабы — человечье стадо — чувствовали весну не менее остро.

Как раз тогда их вернули в землянки. Афи куда-то исчез. Его никто не видел. Ни одна псина не могла взять его след. Видать, переходил ручей вброд. Верного Хаки послали на поиски в Эрвингард. Впрочем, без особой надежды: старик сдуру сбежал, и поделом.

— Жаль дедушку, — заметил Торфи, — помрёт ведь.

«Этот помрёт, как же», — подумал Хаген. Ему было обидно, что Афи ушёл без него.

В тот вечер сын Альвара выпил больше травяного чаю с брагой, чем требовалось, заливая хмелем горечь обиды. Ну, не рассчитал свои силы — то может случиться со всяким. Поднялся заполночь, повинуясь жгучему природному позыву. Вылез из уютной землянки, прошёлся, пошатываясь, до Мокрого Камня, где, наконец, блаженно зажурчал. Но не успел он подтянуть штаны, как горла его коснулась холодная и острая сталь.

— Попался, сучонок, — Ассур торжествующе дохнул в затылок перегаром.

— А ты, верно, и яму выкопал, — предположил Хаген. Умереть с голым задом — вот так вырастил судьбу! Тунд Отшельник славно бы посмеялся.

— Яму? — икнул Ассур. — Для трупа, что ли? — рассмеялся, крепко прижимаясь передом к голому заду Хагена. — Нет, я не стану тебя убивать. Я тебя поимею. Как маленькую сучку. И все будут знать. А ты стерпишь, презренный. Теперь-то я с тобою сочтусь!

— Да что я тебе, в пиво, что ли, нассал?! — отчаянно воскликнул Хаген, понимая, однако, что от криков и речей толку будет маловато.

— Тихо, ублюдок, — нож взрезал кожу на подбородке, — не дёргайся и расслабь жопу. Я ненавижу таких, как ты. Ты же нас всех презираешь, да? Брезгуешь, морду крысиную воротишь, я ж вижу! Ты — благородный, да? Ты — родич королей? Да будь ты хоть сыном Аса-Тэора, здесь ты такое же говно, как и прочие.

— Думалось мне, — сказал Хаген, пытаясь придумать, как бы вывернуться из-под ножа, — что сочная вдовушка Руна Медные Волосы, дочь Армода, тебе больше по нраву, чем мужи.

— Ты не муж, — осклабился Ассур, — ты мелкая сучонка. Мало мне радости пачкать хер в твоём дерьме, но да кто-то же должен тебя проучить…

Однако не успел Ассур осуществить задуманное, а Хаген — броситься на нож, как раздался знакомый старческий голос.

— А чем это вы двое тут занимаетесь? — наивно полюбопытствовал Афи.

Ассур на миг обернулся, Хаген опустил голову и укусил руку с ножом. Ассур вскрикнул и повалил Хагена крепкой оплеухой. Однако нож выпал, Хаген подхватил его, вскочил и, не раздумывая, схватил Ассура за гордо дыбящийся член, да и отрезал его.

Визгу было — куда там свиньям. Кровь хлестала мощной струёй, забрызгав Хагена. Сын Альвара отбросил бесполезный кусок плоти, обронил кухонный тесак, отвернулся и начал блевать.

Афи же перерезал горло белобрысому надсмотрщику, вглядываясь во мглу. Ночь была безлунная, тучи перекрывали звёзды, но Белый перед смертью так орал, что его слышали не то что рабы, а и, пожалуй, мертвецы в Хель.

— Идём, Хаген, потом доблюёшь.

Юноша сплюнул, отёр губы рукавом и наконец-то подтянул штаны.

— Перепил я, — с напускной грубостью пояснил он, — прости, Афи. Или звать тебя иначе?

— Пока зови, как звал. Я вызнал, что хотел, и нас тут больше ничего не держит.

— Нас? — уточнил Хаген. — Я думал, ты уже у тролля меж ушей!

— Седой не бросает своих, — гордо заявил Афи, — кроме того, сам я не выберусь. Это не такое уж простое дело по нынешней погоде. Нужен помощник. Идёшь?

Афи протянул руку. Хаген пожал её — холодную и липкую. По локоть в крови.

— У тебя красные руки, — с опаской сказал юноша.

— Ты заметил? — усмехнулся хмуро старик. — Это Хаки… Нашёл-таки меня. В Эрвингарде.

— Ты… ты убил Хаки?!

— Не по своей воле. Так вышло. Бедный дурак! Испортил мне всё дело. Взял бы его в долю. Нет, не просто так его прозвали Верным! Теперь убийцу ищут по хуторам, и самое позднее к утру будут в Грённстаде. Здорово я наследил…

— Жаль, — проронил Хаген.

— И мне жаль, — эхом отозвался Седой.

Они шли споро, но не бежали. Бесшумно. Подальше от землянок, где просыпались рабы и батраки, разжигали огни, выходили поглядеть, кто там орал. Подальше от Мёсендаля, от валунов и рытвин, от грязи, нищеты и каменных жаб. Прочь из Моховой Долины.

Ручей переходили вброд: на мосту держали стражу. Лёд потрескивал под ногами. К хутору приблизились украдкой с северо-запада: ограда там была ниже. Действовали слаженно, понимая друг друга с полуслова. Хаген перелез во двор — совершить набег на кладовую за припасами, а старик обещал ждать у южной калитки. Туда выходила тропа на причал.

Кладовые в Грённстаде запирали, как и во всяком порядочном хозяйстве, на ключ. Ключи висели на поясе у фру Хладгюд, супруги Торфи. Лезть к ним в опочивальню Хаген решил делом опрометчивым, а потому прокрался к кузне, подобрал кочергу, которую часто оставляли снаружи, да и сбил замок на кладовой. Освободил от муки мешок, набросал туда сухарей, вялёной трески, прошлогодних яблок, горсть орехов и сушёных ягод. Потом сунул туда же потёртый мех для воды. Хотел было убираться восвояси, но послышались близкие шаги. Хаген бросил добычу и кочергу на пол, а сам вытянулся за дверью, держа наготове нож.

Он был готов убивать. Кто бы там ни был. Пусть даже сама Хладгюд хозяйка или её милая дочурка. Этой ночью Хагену было всё равно. Морской ветер, запах свободы, сводил с ума.

К счастью, то была не Хладгюд, а просто кто-то из челяди. Ворча, хусман наклонился подобрать мешок, и Хаген хладнокровно перерезал ему горло. То было юноше в новинку, но он быстро учился. Подобрал добычу, кочергу и зашагал через двор к южной калитке.

И понял, что забыл про собак.

Теперь пришлось бежать, сквозь ночь, рык и лай, отбиваясь от особо наглых кочергой. Хорошо ещё, что Грённстад сторожили не волкодавы, не овчарки и не гончие, а какие-то дворняги. Жаль, конечно, было бить по зубам животину, но да что поделать.