Лемминг Белого Склона (СИ) - Альварсон Хаген. Страница 66

— Могло быть и хуже. Всё равно я думал идти через Хейдаволлир. Может статься, мы срезали несколько переходов пути. В этом случае Лемминг очередной раз оказался весьма полезен мне лично и спас все ваши волосатые задницы. Теперь главное понять, где именно мы находимся.

С этими словами Седой поднялся и пошёл искать Хравена.

Колдун был плох. Он лежал на спине, тупо уставившись на небо. Борода, и без того курчавая, завилась от прикосновения пламени ещё сильнее. Ладони покрывали ожоги. Форни промокнул их мочой, смазал салом и перевязал, да только будет ли с того толк, пока было неясно. Хравен не двигался, не говорил и не дышал. В его глазах остановилась вечная безлунная ночь.

— Задал ты им жару, — заметил Арнульф.

Хравен не ответил. Казалось, вождь, подобно чародею, беседует с трупом.

— Сдаётся мне, ты не самый бестолковый из знатоков тайного знания, — продолжал Арнульф, — откуда бы ты ни прибыл. Нет моего желания беспокоить тебя понапрасну, да только есть одна служба, которую никто, кроме тебя, не сослужит.

— Огонь — это не моё, — невпопад проговорил Увесон, — но я постараюсь тебе услужить.

— Надобно разведать, где мы очутились. Хейдаволлир тянется с запада на восток больше чем на два раста, не хотелось бы плутать без нужды. Коли твои птицы заметили бы заснеженные горы к северу отсюда… Нордафьёлль, вечная мерзлота, ледники. Возьмёшься?

— Взялся бы, кабы тут водились птицы, — столь же безучастно отозвался колдун, — а так — самому придётся… Есть ли у кого шаманский бубен или маультроммель?

— У Фрости есть волынка.

— Порвали мою волынку, как юную девственницу в брачную ночь, — мрачно сообщил Фрости.

— Ну, тогда это займёт больше времени, — сказал Хравен, а больше ничего не говорил, только жуткие звуки горлового пения извергались в ночь из его рта. Никто не подходил к нему до самого утра. Дурное дело — мешать шаману камлать, это знает каждый.

Хаген тоже сидел в сторонке. Завернулся в добротный плащ тёмно-синего сукна, сунул в рот холодную трубку, глядя на прочих — и не замечая их. На него снизошло тяжкое оцепенение. Шерстяная поддёвка согревала хуже, чем огонь, кружка похлёбки да тесный круг друзей. Пальцы, стопы и лицо немели, но шевелиться не хотелось. Вообще. Хотелось вот так и сидеть здесь, среди вереска и трав, слушая вой ветра, обрастая снегом и мхом, обращаясь понемногу в камень, вроде тех, которыми усеян Мёсендаль. Идти куда-то? Говорить с кем-то, о чём-то?

Делать что-то?

Стремиться?

Куда бы. Некуда. И здесь неплохо…

— Знаешь, Хаген, то, что ты сделал сегодня, это было… жутко.

Торкель присел рядом. Его щенок уснул возле костра. Волчонку не спалось.

— Что именно? — уточнил Хаген. — То, что я сделал в холме, или — вне холма?

— Всё, — честно сказал Торкель, безуспешно пытаясь прочитать хоть что-то на лице соратника, — и то, и другое. У парней будут к тебе вопросы. Тебе бы лучше придумать ответы.

— Когда мы выберемся и разделим добычу, я расскажу ровно столько, сколько мне дозволено, — пообещал Хаген. И добавил ровным голосом:

— Никто здесь не может меня ни в чём упрекнуть. Я всё сделал верно. Должен был проверить, есть ли подземный проход, и как он открывается. Должен был попробовать.

— Это единственное, что тебя беспокоит? — резко бросил Торкель. — Твоя догадка? Твоё умение, твои знания, твои… Хочешь всем доказать, какой ты умный и сведущий во всём на свете? Конечно, коль уж ратоборец из тебя ведомо какой, раз уж ты не можешь похвастать сноровкой воинской… Но неужто ты не подумал о других? О том, что сейчас умирает Слагфид, о том, что нас могли перебить, как куропаток?..

— Как волков, — поправил Хаген мертвенным тоном, не глядя на собеседника, — как зарвавшихся лесных убийц. Знаешь поговорку, Волчонок: таскал волк, да в капкан угодил? Или лучше припомнить иную поговорку: собаке — собачья смерть. Хочешь вечно жить? Очнётся Хравен, спроси его, как это сделать, он тебя в драугр превратит.

Торкель открыл было рот, но передумал отвечать, плюнул под ноги и поднялся.

— Хэй, сын Ульфа, — бросил Хаген ему в спину, — коли есть желание проверить, хорош ли я в танце бортовых лун, то я всегда готов сплясать. Хоть здесь. Места много.

Волчонок обернулся. Положил руку на изголовье меча. Длинные спутанные волосы, красивые, словно у девушки, сияли отсветами костров. В глубине прищуренных глаз играли янтарные огоньки. Хаген залюбовался побратимом и подумал, что, верно, Торкель пошёл в отца и брата. Что это уже не тот худосочный волчонок, которого подобрали на Северном Мысе, это — молодой, поджарый волк сражений. Что Асбьёрну Короткой Бороде не слишком повезёт, если сей зверь повстречается ему на узкой тропе.

И что, пожалуй, жаль будет убивать Торкеля сегодня. Да и Арнульф не одобрит.

— Места много, — процедил сын Ульфа, — но бортовых лун у нас нет, да и вообще никакой луны нет. А то повыли бы. Всей стаей.

— Варф выл бы лучше всех, — усмехнулся Хаген.

— Не бери в голову и не держи зла на сердце, — вернул улыбку Торкель, — ибо тебе лучше всех ведомо, какой я лоботряс. Просто очень холодно.

— Что тебе молвить, добрый мой друг, — грустно проронил Хаген, — дальше вряд ли будет теплее. Сияние золотой славы — не греет. Это холодный и мрачный путь.

— Ну так и хватит тут зад морозить, — пробасил Хродгар, присевший рядом по большой нужде, — идём к огню. Захочешь — расскажешь потом, не захочешь — никто не допрашивает.

— Здесь не задержусь, — осклабился Хаген, — зловония с меня хватило в Мёсендале. Кстати, дать тебе сухого мха? Нет ничего лучше, чтобы подтереться. У меня немного осталось…

— Гляди, Тур, жопу не напрягай, — добавил Торкель, — стрелы нечем будет ловить.

Хравен пролежал хладным трупом до самого рассвета и даже чуть дольше. Потом поднялся, кряхтя и отряхиваясь, да направился к вождю: держать ответ.

— Уж не знаю, какие фюльгъи тебе покровительствуют, Арнульф сэконунг, — с трудом ворочая языком, выговорил чародей, — а только знаю одно: не хотел бы с ними соперничать. Этот горный ледник, о котором ты говорил, этот Нордафьёлль, где-то в полутора растах к северо-востоку отсюда. Скоро его станет видно. Если б не туман, ещё вчера бы заметили.

— А белый сокол? — осторожно спросил Арнульф.

— Его не видел, — словно извиняясь, поклонился — или пошатнулся? — Хравен, — так далеко мой дух не забредал.

— Идти сможешь?

— Было бы на кого опереться…

Хаген и Торкель без лишних слов подставили колдуну плечи. Лейф Кривой Нос и Фрости вели Слагфида. Охотник раздумал помирать и бодро ковылял, опираясь на соратников. Рана не кровавила и даже, по уверению Форни, не гноилась, хотя стрелка всё равно трясло.

— Ничего, на морозе быстро схватывается, — уверил лекарь, — отлежишься в тепле пару дней и станешь как прежде. У нас будет пара дней, а, Седой?

— День, — отрубил вождь, — не больше. Вперёд, братья! Сегодня будем ночевать под закопчённой крышей в Эльдене, коли не промешкаем…

…Ветра носились по плато Хейдаволлир до полудня, разгоняя хмарь. Отряд продвигался неспешно, но уверенно. Не останавливаясь на привалы — лишь короткие передышки: закусить да хлебнуть воды, которая, впрочем, скоро закончилась. Это, однако же, мало кого взволновало: на ту пору было нежарко. Факелов тоже не жгли: сухой вереск быстро прогорает, как и всякая трава, да и сильно ль согреешься пылающей головнёй? Все спешили убраться из этой северной пустыни, продуваемой злыми ветрами.

Шагали, сурово сомкнув уста. Ни песен, ни разговоров. К чему тратить силы?

Вскоре, как и обещал Хравен, показалась громада Нордафьёлля: скалистый замок троллей, чьи башни-утёсы и каменные чертоги увенчаны ледяными кровлями, чьи стены-склоны выбелены вечными снегами. Опоясанный туманами ледник господствовал над Вересковыми Полями, ужасая и восхищая своей древней, исполинской мощью.

Хагену вспомнились родные горы. То же торжественное спокойствие, та же несокрушимая сила. Но если там, в Белых Горах, нашлось место для подгорного народа, то здесь, при одном взгляде на снежные пики, сердце сжималось от острого и тяжкого, как удар секиры, чувства непринадлежности, чужеродности: здесь тебе нет места, ты здесь гость нежеланный! Разве что тролли или йотуны могли бы обитать в Нордафьёлле. Да ещё, пожалуй, цверги. Понятно, чего им не сиделось в Серых Горах!