Лемминг Белого Склона (СИ) - Альварсон Хаген. Страница 65

Вождь молча поглядел на колдуна и отвернулся.

— Стой! Готовь факела! Хаген, ты знаток по всяким дыркам — лезь, проверь…

Между тем Хравен всё же придумал, как отвлечь погоню: собрал в небе огромную стаю птиц и послал их прямо на головы ополчения. Стоя над входом в подземелье, с ухмылкой наблюдал, как ошарашенные поселяне отбиваются от когтей, клювов и крыл. Но когда в ход пошли сети, стрелы и мешки, чародей снял заклятие, и птицы взмыли в серое небо.

Ничего любопытного Хаген в пещере не обнаружил. Пол ровный, потолок низкий. Ему было как раз, а, например, Утреду Быку, Хродгару и Рагнвальду пришлось здорово нагибаться, уворачиваться от соляных наростов. Торкель помимо поклажи взял на руки Варфа: собачонок носился под ногами и всем мешал. Арнульф сказал выбросить щенка, но Торкель подумал, что это не приказ, а добрый совет, и не выбросил.

Вскоре пещера начала сужаться, уходя вглубь, и завершилась тупиком. А снаружи доносились звуки погони.

— Ну, полудурок, и чего прикажешь теперь делать? — напустился Рагнвальд.

Хаген не ответил: осматривал стену, подсвечивая факелом. Под землёй было холодно, но юноша вспотел, да и руки здорово тряслись. «Ну где же ты, где ты подевался, дурацкий камень?! Неужели носатый уродец обманул? Неужели на том свете мне станут пенять на то, сколь мало я сведущ?» — с ужасом думал он.

— Что ты ищешь? — спросил Хравен.

— Ауртастейн, — раздражённо бросил юноша, впрочем, тут же и пояснил, — это такой золотистый камень, вмурованный в стену. Там, где Ауртастейн, там и проход. Рядом надо начертить руны. Тогда проход откроется. Если верить Тунду годи…

Сзади послышались звуки битвы: лязг железа и крики поселян. Храбрецы сунулись в пещеру и получили копьями да мечами. Сигбьёрн Скампельсон крикнул:

— Они отходят, но сейчас подведут стрелков.

— Форни, Слагфид! — приказал Арнульф. — Устройте им… Хаген, долго ещё?!

Парень вздрогнул, уронил факел и случайно его затоптал. Обжёг ногу сквозь штанину и получил по шее. Когда ему сунули другую головню, Варф вырвался из рук Торкеля, скуля и кусаясь, пронёсся между десятка ног и свернулся калачиком у стены напротив. Хаген уже не искал никакой знак: просто стоял и тупо глядел на псину. В горле першило от безумного хохота. Неудачливому, безрукому, хвастливому сыну Альвара хотелось смеяться, пока его соратников готовились расстрелять добрые поселяне.

— Что ты стал, как на причале? — доносилось откуда-то из-за моря хриплое старческое карканье, мало походившее на обычный грозный клёкот Арнульфа. — Хаген, соберись! Возьми…

— Стоп, — взгляд юноши неожиданно упал на золотистую искорку, мелькнувшую рядом с собачьей головой, — Торкель, забери своего дружка и скажи, что ему от меня косточка. Кажется, он нашёл-таки… — Хаген склонился, провёл по стене рукой, — ну да, конечно. Вот я дурак. Это ж цверги, они коротышки, вот и рисуют на уровне глаз. Эх, мать моя монашка… У кого есть косточка? Нет, братья, не шучу: у кого есть косточка? Желательно китовая.

— Спасибо, Хаген, но Варфа потом отблагодаришь, — заверил Торкель с лёгкой тревогой.

— Кость! Чертить. Резать руны, — не хуже самого Варфа отрывисто пролаял Хаген.

— Ножом режь, задница учёная! — не выдержал Орм Белый.

— Металлом нельзя, — с дрожью в голосе пояснил Хаген. Он был уже на грани.

— Перо подойдёт? — Хравен склонился, протянул юноше роскошное перо ворона.

— Не доводилось ещё писать перьями на камнях, — глуповато захихикал юноша, получил от колдуна щедрый подзатыльник, коротко и благодарно кивнул, а затем вывел над золотистым кругляшом два слова тайными рунами двергов: ГАПАЛЬДР и ГИННФАКСИ.

— Что теперь? — деловито осведомился Хравен. — Окрасить кровью?

— Не теперь, — счастливо улыбнулся Хаген и, коснувшись рун, произнёс, — Хром'к'ашьянур!

Помолчал и тихо, умоляя, добавил:

— Ну пожалуйста, Хром'к'ашьянур, чего тебе стоит? Откройся, холм…

От входа снова послышались крики, свист стрел, проклятия. «Кто-то ранен, — подумал Хаген, — кто-то из наших ранен. Или убит. Из-за меня. Из-за…»

— Давайте сюда факела, все! — воскликнул Хравен. — Сложите у входа, кучей, и отойдите.

— Делайте! — гаркнул Арнульф, оглушая эхом. — Делайте, как он говорит!

Холм дрогнул. Заверещал пёс, ему снаружи ответили поселяне. Там, где Хаген начертил два незримых слова, скала скрежетала и расходилась, отверзая врата во тьму. Схватив последний факел, Арнульф сэконунг первым шагнул за предел мира смертных, увлекая остальных пронзительным пением рога. Последнее, что запомнил Хаген, была огромная лепёшка, которую Хравен скатал из огня потухших головней. Сейдман захохотал, закричал, опаляя себе лицо и одежду, а потом швырнул ослепительно-белый ком жара в лучников, тряся обожжёнными руками. Потом его подхватили и потащили прочь.

Далее — вонь горелого мяса, дым и мертвенная тишь.

И скрежет камня: то смыкались врата подземного мира.

Выход из пещеры нашёл Варф. Он просто нёсся в темноте, а Торкель бежал следом, не отпуская поводка, время от времени падая и грязно ругаясь. Вскоре отряд вышел на свет и свежий воздух, щурясь на тусклое солнце, вознося благодарности духам-покровителям. Затем одинокая скала сомкнулась. Арнульф же первым делом огляделся. Снял шапку, почесал в затылке.

— Да, Хаген, даже не знаю… Здесь тебя убить или ещё помучить?

Хаген ничего не ответил. Стоял, отряхивался да любовался видом.

Всюду, куда хватало глаз, стелилась равнина, поросшая вереском. Туман развеялся, ветер гнал позёмку. «Рановато для снега, — подумал Лемминг, — хотя, возможно, на этой пустоши — самое время». Дыхание неба освежало, не угнетало влажным холодом низин. Над вереском покачивались низенькие берёзы да осины, темнел можжевельник. И — ни дыма, ни огня, ни признака человеческого жилья. Дикая, просторная пустошь.

— Где это мы, хотелось бы знать, — проворчал Утред.

— Молвить не трудно, — усмехнулся вождь уголком рта, — добро пожаловать в Хейдаволлир. На бескрайние, бесплодные, забытые богами и людьми Вересковые Поля. В самое сердце благословенного острова Эрсей.

Первым делом Форни лекарь занялся осмотром раненых. Невстейн Сало блевал, но тут уж Форни был бессилен. Тем более, что от лучников со Скатербю перепало многим. Так, Самар Олений Рог и Модольф Беззубый поймали по стреле в плечо, красавчику Лони прошило щёку, а Хродгар снова получил в ягодицу и очень злился. Кьярваля спасли широкие штаны: наконечник запутался в складках неподалёку от его мошонки. Бьярки стрела ударила прямо в грудь, но ничего важного не задела, слегка оцарапав кость.

— Повезло, — заключил Форни, — видать, уже на излёте была.

Самому лекарю рассадило бровь, он же словно и не заметил. Сильнее всех повезло Слагфиду Охотнику: бьёрндалец исполнял повеление вождя, поливая наступающих «дождём Эрлинга» да отборной руганью, и сам же получил две стрелы в плечо, одну в бедро и ещё одну — в бок, не считая тех, что прошли по касательной. Форни, конечно, залатал его, как мог, но Слагфид потерял много крови, побледнел и впал в забытье. К вечеру поднялся жар, и всю ночь Охотника колотило в ознобе. Пару раз он приходил в себя, просил воды. Потом вдруг сказал:

— Я, верно, к рассвету помру. Оставьте меня здесь, на этой прекрасной пустоши, среди вереска и ветра. Тут так похоже на мой родной Бьёрндаль…

— Бредит, — усмехнулся Форни, — бывал я в Бьёрндале, ни разу не похоже.

Так что вторую просьбу доблестного стрелка не исполнили. С первой тоже возникли трудности: воду Арнульф, как мы помним, приказал оставить на Эйраскатере, никаких водоёмов поблизости не обнаружилось, пришлось собирать в шлемы редкий снег. Это было одно из самых дурацких занятий, какими приходилось Хагену заниматься в жизни, но внук королей не роптал. Он был виноват и знал это, хотя никто ему и слова не молвил по выходу из скалы. Хаген переживал свою оплошность ровно до тех пор, пока Арнульф не сказал: