Безальтернативная история (СИ) - "Шлифовальщик". Страница 7

— Каких руководителях? — пискнул инженер.

— Тех самых!! — вдруг истерично заорал Редькин, хватаясь за кобуру. — Которые втянули тебя в антисоветскую террористическую организацию!! Которые подучили тебя плохо петь, смотреть в окно и ругать товарища Сталина!!

Следователь, оставив в покое кобуру, наклонился к Твердынину и взял его за грудки:

— Давай, интеллигентик, колись! Как называется ваша организация? Кто руководитель? Где ваша штаб-квартира? Из какой страны получаете инструкции и валюту?

— Гражданин начальник… — жалобно начал инженер, вспомнив по сериалам, как нужно обращаться в таких случаях к должностному лицу.

Но Редькин не дал договорить. У следователя вдруг остекленели глаза, и на лице проступила неожиданно белозубая буржуазная улыбка. Он какой-то несолидной рысцой подбежал к столу и открыл верхний ящик.

— Когда я устаю от бесконечных ночных допросов, — сообщил Редькин жизнерадостно, глядя в пустоту и вслепую роясь в ящике, — когда еле волочу ноги после казней, когда у меня кружится голова от воплей пытаемых…

Следователь сделал эффектную паузу и неожиданно выбросил вперёд руку с аляпистой банкой растворимого кофе, выглядевшей в ладони чекиста абсолютно нелепо, как кадило в руках Троцкого.

— …Я завариваю кружку «Арабеллы»! — Улыбка на простоватом лице следователя сияла так, что затмевала свет настольной лампы. — Потому что кофе «Арабелла» приготовлен из отборных зёрен с плантаций солнечной Бразилии! «Арабелла» — верный соратник в борьбе с классовым врагом!

Твердынин обалдело уставился на Редькина. Потом он понял, в чём дело, и мысленно расхохотался, забыв на секунду о своих страхах. Проклятая реклама пробралась даже в мемориум, нигде спасения нет от двигателя торговли! Интересно бы посмотреть на создателя такого дебильного продакт-плейсмента! Хотя этот случай рядовой. Особо ушлые рекламщики, бывает, вербуют в промоутеры даже весомых исторических личностей. Антон Иванович видел по телевизору, как Пётр Первый рекламировал баварское пиво, а Малюта Скуратов — синтетические мётлы.

С Редькина тем временем спало рекламное помутнение, и он, придя в себя, снова заорал:

— С такими, как ты, Твердынин, советская власть не церемонится!! Мы таких гнид пачками из пулемёта расстреливаем!! Да я за советскую власть тебя лично придушу!!

Следователь бросился к инженеру, чтобы немедля осуществить угрозу. Антон Иванович снова зажмурился. Редькин попытался схватить Твердынина за горло, но ему помешала банка кофе, всё ещё зажатая в руке. Следователь обалдело посмотрел на банку, успокоился, вернулся к столу и затолкал кофе в верхний ящик.

Неизвестно, долго ли ещё глумился над бедным инженером Редькин, но в кабинет вдруг вошёл голубоглазый светловолосый мужчина, одетый в серый френч без знаков различия.

— Товарищ Игнатьев! — раболепно прошептал следователь, вытягиваясь в строевой стойке.

— Выйди в коридор, Редькин! — приказал Игнатьев. — Я сам потолкую с арестованным. Ну, живее!

Следователь послушно выбежал из кабинета. Светловолосый выглянул в коридор и затем плотно прикрыл дверь.

— Ты русский, Твердынин? — спросил он без предисловий.

— Русский… — промямлил инженер, устав от быстрой смены событий.

— Поверю, хотя ты не очень-то похож. Ну, что ж, я тоже русский. А русские люди должны помогать друг другу, верно? Чтобы нас не раздавили всякие узкоглазые и чернозадые твари.

Это было почище рекламы «Арабеллы»! Если бы Твердынин услышал это от современного реального следователя, он бы не удивился. Но такие заявления в тридцать седьмом звучали странно. Несклада, что ли?

— Под расстрел ты не пойдёшь, я похлопочу, — продолжил Игнатьев. — Но лет десять в лагерях оттрубить придётся, не обессудь. Не надо, не благодари.

— Что я должен делать? — прошептал Антон Иванович.

Инженер боялся сказать лишнего. Кто его знает, может, это в НКВД такой метод допроса. Согласишься сотрудничать, а на тебя ещё и национализм повесят.

Игнатьев, казалось, прочёл мысли инженера:

— Не бойся, это не «злой следователь — добрый следователь». Я в самом деле помогаю русским. А то что-то распоясались чёрные твари на Руси-матушке. Дышать невозможно.

А не совр ли этот волевой товарищ Игнатьев? От такой мысли инженер беспокойно заёрзал на неудобном стуле. Больно уж по-современному он изъясняется. Жаль, по путёвке не положено иметь совромера. Навёл бы Твердынин этот меморный приборчик на Игнатьева и мигом бы узнал, совр тот или прошляк.

— Делать тебе ничего не надо, — сообщил светловолосый. — Мотай срок спокойно. Но…

Игнатьев наклонился к арестованному. На того пахнуло запахом дорогого одеколона.

— …если расскажешь кому про нашу беседу, пеняй на себя! Слава Руси! Перун с нами!

И вполголоса пробормотал: «Ну и работёнка на Основной Линии! То ли дело за альтерной присматривать! Да и справка у меня…»

4

Деревню, как и в прошлые разы, брали на рассвете. Отдельный матросский эскадрон имени взятия Бастилии — проверенная обстрелянная братва. Во главе отряда — отчаянный командир Стёпка Чеботарь, бывший моторист крейсера «Неприкаянный». В своих подчинённых, в их идейности и преданности идеям Мировой революции он не сомневался ни на миг: вместе ходили по Балтике, вместе брали Зимний. Стёпка тогда лично арестовал царя. Эх, весёлое было времечко! Устроила тогда пьяная братва потеху в царском дворце! Придворных вешали в каждой спальне, картины резали, статуи разбивали, а в золотую царскую посуду гадили. Выражали, так сказать, народный гнев. Революция всё-таки, без дебоша никак нельзя!

Казалось бы, захватить деревню — штука нехитрая для полусотни опытных, вечно пьяных матросов, закалённых обеими Балтиками. Но в деревне оказался гарнизон из трёх юнкеров, вооружённых пулемётами. Пришлось вызывать подкрепление — дивизию красноармейцев. Ребятишек прислали на подмогу молоденьких, деревенских, только-только оторванных от сохи и насильно загнанных в Красную Армию комиссарами. Стёпка не стал подставлять под удар своих матросов, тем более что те со вчерашнего вечера были пьяны. Поэтому под пулемёты погнали новобранцев, а у тех из оружия — только вилы да одна винтовка на семерых. Но ничего, завалили контру трупами, положив всю дивизию — обычная тактика Красной Армии. А через горы трупов на юнкеров навалился Стёпка Чеботарь с братвой. Одного юнкера, раненого до бессознательности, удалось захватить живым.

Жителей деревни выгнали из домов на общее собрание. Хмурых крестьян, молодух в цветастых платочках, крестьянок в кокошниках (Стёпка Чеботарь поморщился) с младенцами на руках прогнали по улице, подталкивая штыками, и выстроили возле рекламного щита с изображением блестящего автомобиля и надписью «Последняя модель „Бессервагена“ с азотным ускорителем — быстрее тачанки, красивее кожанки, надёжнее маузера!» Селяне недружелюбно глядели на пьяных матросов, многие из которых уже успели раздобыть самогону и основательно нагрузиться. Братва веселилась: Стёпкины подчинённые тыкали штыками мужиков, щипали молодух, пытались вырвать младенцев из рук крестьянок.

Перед строем показался пленённый юнкер в сопровождении двух мертвецки пьяных матросов. Совсем ещё молоденький, стройный и мужественный, со светлой непокрытой головой, нежным юношеским румянцем и пронзительно-синими глазами, он шёл с садистски стянутыми за спиной локтями, гордо подняв голову. Колючая проволока, которой был связан юноша, врезалась ему в руки, из раны на виске текла кровь, но он, казалось, не замечал этого. Взгляд его был открыт и смел, а на широкой груди блестел целый иконостас орденов, из которых ярче остальных сияли четыре солдатских георгиевских креста.

Стёпка, глотнув водки из фляжки, расхлябанной походкой подошёл к пленному и, пользуясь беспомощностью юнкера, с размаху ударил его в живот. Юный белогвардеец на миг согнулся от удара, но тут же выпрямился и облил Чеботаря взглядом, полным холодного презрения.