Повесть о Тобольском воеводстве - Мартынов Леонид Николаевич. Страница 13

Кто из них хотел бы, чтоб Сибирь стала снова царством, как при Кучуме-царе? Никто!

Князь Иван Михайлович Катырев-Ростовский в эти годы меньше всего был занят делами сибирскими. Разве что слушал время от времени рассказы возвращающихся из сибирской опалы, — сиречь с сибирской службы, — воевод: Шереметьева, Голицына и других. Эти люди появились в Москве радостные, счастливые: унес, мол, господь из-за Камня! Князь Иван снисходительна смеялся: «Смотрите, не попадите опять в немилость, держитесь Москвы». Сам он держался ее крепко, показывал пример всем. Он, скромный книжник, давно уж превратился в ловкого расчетливого царедворца. Три царя потеряли уже троны — Годунов, его сын Федор, затем Лжедимитрий, — сотни людей были казнены и сосланы, а князь Иван как был, так и остался при дворе, у власти, в Москве. И казалось, что его положение укрепляется все прочнее и прочнее.

Бывший стольник царя Бориса, князь Иван сумел войти в доверие и к Лжедимитрию. Князь Иван даже был приглашен на свадьбу самозванца. Конечно, Иван Михайлович не стал так близок к особе Вора, как стали к ней близки окаянный мангазеец Рубец или князь Иван Хворостинин. Хворостинин, надменный мальчишка, брал не только своей женственной красотой. Он привлек самозванца и ляхов преклонением перед всем иноземным, нарядился в гусарское платье, и, презирая «московское плюгавство», стал изъясняться не иначе как по-латыни да строчить польские вирши. Катырев знал, что такая глупость рано или поздно отольется Хворостинину горькими слезами. Во всяком случае, уживаясь с иезуитами, князь Иван поддерживал добрые отношения с русским духовенством, служа самозванцу — не забывал держать связь и с боярином Василием Шуйским. Князь Иван вел большую игру. И когда москвичи ворвались в Кремль, чтоб убить самозванца, князь Иван остался цел и невредим. Он не попал в ссылку подобно глупому мальчишке Хворостинину. Наоборот, оказался в числе самых близких придворных нового царя. И вскоре сделался его родственником, ибо царь Василий взял себе в жены одну из княжен ростовского дома.

Однако, князь Иван оценил это родство с царем все же меньше, чем родство с боярами Романовыми — родственниками жены. А вышло так, что когда второй самозванец, Тушинский Вор, идя на Шуйского, подступил к Москве, то многие представители известных московских фамилий оказались в Тушино — в лагере Вора. Здесь «образовался свой двор, своя боярская дума, в составе которой находились верхи служилого класса, выдвинувшиеся при Грозном и Годунове», здесь оказались князья Трубецкие, Черкасские, то-есть, вся романовская родня, да и сами бояре Романовы. Разных людей объединила ненависть к Шуйскому. Съехавшись сюда, стремились как можно больше повредить Василию, а затем… при удобном случае расправиться и с Вором. Упускали из виду лишь одно, что тушинцы тем временем грабят народ русский. Это не казалось важным. Как бы то ни было, многие оказались здесь, а в том числе попал сюда и отец княгини Татьяны Катыревой — митрополит Филарет. Он был захвачен в Ростове, с почетом привезен в Тушино, и Вор, дорожа столь важным пленником, провозгласил Филарета патриархом.

И неизвестно, что именно говорила княгиня Татьяна своему мужу, когда Шуйский направил князя Ивана в поход на Тушинского Вора. Но известно другое: в этом войске произошла шатость. Очутившись на линии фронта у речки Незнань, между Подольском и Звенигородом, Троекуров и князь Иван Катырев не торопились войти в соприкосновенье с противником.

О чем именно думал Катырев? Про жену или ее отца Федора Никитича Романова, который сделался тушинским патриархом? Или он считал, что Шуйский стоит Вора — один предает Россию полякам, другой — шведам. Во всяком случае размышления на речке Незнань окончились для князя Ивана печально. Шуйский, вовремя оповещенный о положении дел, велел схватить ряд военоначальников и в том числе князя Ивана.

Тюрьма. Дознанье. Пытка. И то, чего он всегда опасался с молодости, — сибирская ссылка.

Страшная северная страна, страна, окруженная разноплеменными врагами, — Сибирь ждала Ивана Катырева. Ждала не как начальника, не как воеводу, но как последнего пытанного и обесславленного вора.

Тоболяне ожидали в 1609 году прибытия из Москвы нового воеводы окольничего Михайлы Салтыкова, которого послал царь Василий на смену неспособному князю Юрию Троекурову. Троекуров, «ставленный от Расстриги», то-есть посланный в свое время Лжедимитрием на смену Голицыну, правил спустя рукава и дел поправить не мог. Мятежи ширились. Разврат и воровство множились. И теперь большие надежды возлагали добрые сибиряки на нового воеводу. Наведет, мол, порядок.

Ожидали, что приедет вот-вот. Рассчитывали разузнать у него многие московские новости: про то, почему так бунтуют против Шуйского мужики, чем именно недовольны, с другой стороны, бояре. И при каких обстоятельствах изменили Шуйскому воеводы, посланные против Вора. Слышно было, что один из изменников, князь Иван Катырев, приговорен к ссылке сибирской. Где будут содержать злодея — в Тобольске или в каком остроге подальше? Обо всем этом надеялись разузнать у сокольничего Салтыкова.

Но не доехал Салтыков до Тобольска — помер в Верхотурьи. Любопытство тоболян удовлетворили письменные головы и дьяки, ехавшие с окольничим. Рассказали много новостей, объяснили как могли: Шуйского, де, дела неважны — мужиков зажал вовсе, отдал в полную власть землевладельцев, вот мужики и бунтуют; горожане недовольны тоже, дворяне тоже недовольны — бояр Шуйский возвышает; но и многие бояре тоже недовольны — за старые грубости Шуйский всем мстит, ссылает людей, отбирает поместья и вотчины; с иноземными врагами справиться не может — литовцы и ляхи Русь грабят, шведский Карл девятый под шумок оттягивает себе Карелу и берет на Ливонию все права…

Вот что рассказывали служилые люди. Обо всем знали. Одного только не могли объяснить тоболянам — кто прибудет взамен недоехавшего до Тобольска Салтыкова.

Вскоре выяснилось и это. Ко всему привыкли тоболяне, но на этот раз удивились. Они думали все же, что этого человека привезут со стражей и препроводят прямо в острог. А он — на-те! — явился править Сибирью. Главным воеводой прибыл в Тобольск князь Иван Михайлович Катырев-Ростовский!

Хмурый, с опущенной головой предстал перед тоболянами князь Иван. Казалось, Катырев не оправился еще после тюрьмы и пытки. Он явно сторонился людей. Захлопнулись двери воеводского дома.

Однако, как сказано, были тоболяне людьми, привыкшими ко всему. Оправившись от удивления, стали толковать меж собой тоболяне: как быть с князем Иваном? И впрямь на Руси творится шатанье великое. Видно, у царя Шуйского и вправду на дню семь пятниц, коль сегодня провозглашает человека изменником, врагом, перелетом, а назавтра шлет воеводствовать. Оправдался князь Иван? Бояре заступились? Супруга царская замолвила слово? Никто не знал точно. Знали лишь, что жена Катырева, княгиня Татьяна, дочь патриарха Филарета, осталась там, за Камнем, в монастыре.

Что ж! Не впервой быть в Тобольске опальному воеводе. Так, видно, заведено. Сидел он у себя в избе молча. И решили тоболяне сами пойти навстречу князю.

Нашлись люди, которые сумели рассеять докуку князя. Рассеянно, но слушал Катырев нехитрые рассказы тобольских старожилов о разных чудесах сибирского севера, о таинственных идолах, о всемогущих шаманах Лукоморья. Старики-соратники Ермака поведали князю некоторые замечательные подробности похода. Оживился князь, записал кое-что на память, заметил, что не знают и не знали в Москве о многом, что касается Сибири.

Так князь Иван поближе сошелся и даже сдружился кое с кем из обитателей Тобольска. Разные тут были люди — старый воин Ремезов-меньшой, иноки Логгин и Дионисий, юный сын боярский Сергей Кубасов, родом из Тотьмы, большой любитель книг. Все эти добрые люди постарались, чтобы Катырев понял — здесь, в Тобольске, ему нечего стыдиться того великого несчастья, которое его постигло. Сибирь не удивишь! Мала ли кто и за что не попадал в опалу. И ему, де, князю, пора браться за дела, ибо время не ждет, а опустив руки, прозевав, не распорядившись, можно, де, легка навлечь на себя и новую немилость.