Генерал Империи (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич. Страница 22
И это не прошло бесследно.
На вокзалах, через которые проходил поезд Меншикова, собиралось огромное количество людей. И ему приходилось выходить к ним, чтобы уважить. И благословлять. И речь произносить благодатную. Очень неожиданное для него амплуа.
Но это – полбеды. На вокзале в Штормграде ему пришлось не просто выйти к людям, а пройти сквозь толпу. Забраться в автомобиль и как-то доехать до своего дворца. А кругом были люди. Много людей. Очень много. Наверное, весь город вышел да из окрестностей подтянулись. Фактически он продвигался по узкому коридору из моря людей. И ему было страшно до жути. Как никогда.
«Это какое же чудовище я пробудил?» – проносилось в его голове.
Но вида подавать было нельзя. Он должен приветливо их встречать и радостно им улыбаться, даже если у самого едва ли ноги не тряслись от холодного, липкого ужаса, что стекал по спине прямо в подштанники. Штормградский дворец казался ему спасительным островком в этом бушующем море. К нему и стремился, стараясь самыми короткими путями туда пробираться. Что было непросто из-за толп людей. И чем ближе он подходил к своему дому, тем больше и гуще были толпы. Попытка же въехать в ворота едва не закончилась катастрофой. Люди ломанулись внутрь. Прямо на бойцов охраны. Началась давка, по которой автомобилям с нашим героем и сопровождению необходимо было как-то проехать вперед. Если бы это были враги – он бы просто приказал давить. А так…
В конце концов Максим плюнул. Вышел из автомобиля и с кирпичным выражением лица пошел вперед. Прямо сквозь толпу эти зомби, почему-то считающих себя людьми. Они пытались к нему прикоснуться. Но не более. Никто не посмел ни дернуть, ни схватить, ни преградить дорогу. Этим обстоятельством воспользовались охранники и достаточно ловко вытеснили людей наружу, за забор. Закрыли ворота, оставив авто за периметром, целостность которого кое-как удалось восстановить.
На пороге дворца Меншикова ждала супруга… с ТАКИМ выражением лица, что описать его в двух словах было совершенно невозможно. В нем смешалось все – ужас и восторг, радость и страх, надежда и обреченность. Эти чувства проявлялись едва-едва. Она держалась. Обычно она себе такой демонстрации чувств не позволяла, но зрелище того, как ее муж идет сквозь расступающееся море людей ее, видимо, добило.
– Привет, – чуть более нервно чем обычно произнес наш герой, когда подошел к супруге на дистанцию пары шагов. – Ты не рада мне?
Она нервно фыркнула и кивнула в сторону забора, где плескалось море людей. Максим обернулись и промолчал. Все было понятно без слов. ЭТО выглядело страшно. Особенно для человека, не закаленного толпами будущего… стадионами, собирающими по тридцать-сорок и более тысяч человек. По местам массовым гуляний в крупных городах, где может и все сто тысяч набиться. Для нее это был ужас… кошмар… что-то совершенно невообразимое.
– Пойдем внутрь. Там вид не столь монументален.
– Это не помогает, – чуть дернув губами в попытке обозначить улыбку, произнесла она. – Выглянешь в окно и жуть берет. Да и шум. Кажется, что забор вот-вот рухнет и волна погребет дворец под собой.
– Может и так. Но я хочу покушать. И было бы недурно это сделать в кругу семьи.
– Как пожелаешь, – кивнула Татьяна Николаевна с какой-то странной интонацией. Во всяком случае Максим ее смог лишь заметить, но не понять. Супруга уже почти взяла себя в руки и стала столь же выдержанной, как и раньше. По крайней мере, на людях.
Прошли во дворец. Он отправился принимать ванну и приводить себя в порядок. А пока плескался, готовили завтрак. Поздний. Но так и что с того?
Завершив весь желаемый моцион, наш герой переоделся в свежую, приятно пахнущую одежду, и в приподнятом настроении направился в столовую. Так-то его, конечно, тянуло на кухню, откуда одуряюще приятно пахло. Но он сдержался. Чай статус уже не тот, чтобы на кухне трапезничать. Заложник общественного положения.
Шел и ловил на себе взгляды из-за каждого угла, из каждой ниши и тени. Здесь, наверное, собрались все слуги и прочие обитатели дворца или, во всяком случае, их большая часть. Меншиков уже который день был предметом НАСТОЛЬКО пристального внимания, что чувствовал себя манекеном на витрине. Это немного бесило, но психовать было нельзя. Увы. Любой жест, любое слово, любая выходка в текущей ситуации без всякого сомнения стала бы достоянием общественности. Личная жизнь? О ней можно забыть. Совсем забыть. Даже секс выходил теперь делом публичным… можно сказать общественным. Ситуация выходила сопоставимой с монархами Средневековья, где эти персонажи даже оправиться не могли без фиксации этого события окружающими…
Столовая была пустой.
Это немного разозлило Максима, но он не стал тушеваться. Сказал же, что хочет кушать, вот – садись и жри. Благо, что стол был накрыт хоть и на скорую руку, но вполне достойно. Было что и скушать, и выпить. Скушать. Именно скушать, а не съесть. Ибо в его текущем статусе он мог себе позволить только вкушать. Очень аккуратно, максимально воспитано и без всяких там сельских выходок. Даже если очень хотел ЖРАТЬ. С алкоголем та же беда. Увы. Слишком много глаз и ушей вокруг…
Через несколько минут после того, как наш герой приступил к трапезе, в столовую зашла Татьяна, а следом – Вильгельм. Меншиков как-то уже и позабыл за всей это кутерьмой, что оставил плененного Кайзера у себя почетным пленником. На особом так сказать положении. Он ведь был не только монархом государства, с которым у России шла война, но и дядей… троюродным, но дядей для Татьяны.
Вильгельм зашел бледный с удивительно шевелящимися усами. Они у него по обыкновению были очень интересно уложены так, чтобы лихо торчать вверх. Поэтому некоторое движение губ, даже совсем незначительное, вызывало их хорошо заметное шевеление. Пляс. Который дополнялся настолько диким выражением глаз, что не передать. Татьяна Николаевна на его фоне была само спокойствие. Впрочем, этот контраст было достаточно легко объяснить. Несмотря на кровное родство, общего между Татьяной и Вильгельмом практически ничего не было.
Татьяна была внешне не красавицей. Просто приятная дама. Но вот характер ее сплетался из лучших качеств отца и матери. И к величайшему счастью она сумела, в отличие от отца, избежать чудовищной губительности воспитания Победоносцевым и подобным ему людям.
Каким человеком был Николай от природы? Удивительно собранным человеком с сильной внутренней волей и организацией. Прекрасная заготовка для будущего монарха! Если бы за дело не взялись Победоносцев с компанией. Этот злодей сумел внушить Николаю, непрерывно довлея над ним с самых малых ногтей, массу опасных заблуждений, которые и привели монарха в могилу. Что в этой сборки реальности, что в оригинальной. Он вырастил из Николая человека публично скромного, на глубинном уровне религиозного и абсолютно уверенного в своем особом божественном предназначении. Из-за чего вся его воля, вся его внутренняя сила оказывалась не только скованна цепями идеологических заблуждений, но и сокрыта от народных масс, считавших его воспитанность и тактичность слабостью. Он не боролся за свою власть, потому что был убежден в том, что это не имеет смысла. Что все в руках Господа Бога.
Татьяна Николаевна практически не застала старика Победоносцева и находилась всецело под влиянием матери. Женщины чопорной и в известной степени жесткой, если не сказать жестокой, несущей в своей душе ядро протестантской идеологической модели. Прагматичной, приземленной и безжалостной. В итоге выросло то, что выросло. Хорошо воспитанная молодая женщина, способная держать себя в руках и контролировать свои эмоции, хуже, чем отец, но все же. Но главное – это ее сочетание мощного внутреннего стержня и очень гибких духовных убеждений. Для нее не было ничего «слишком» в борьбе за свое и своих. Особенно теперь, после брака с Меншиковым. Получалась этакая Маргарита из известного романа Михаила Булгакова. Только сталь покрепче и закалка получше.
Вильгельм же был артистом. Любителем позы. Страстным обожателем приватной дипломатии, где его любовь к театральным импровизациям находила возможность для самореализации. Этот странный человек искренне полагал, что можно решать международную политику вот так – по наитию, за кружкой пива, отбросив стыдливо всю эту бесполезную мишуру из логики, экономики и здравого смысла. Страстный коллекционер мундиров, званий и орденов. Кем он только не был. А злые языки поговаривали, что, беря в руки маршальский жезл, он расцветал. Трудно было найти людей в большей степени разных, нежели Николай II и Вильгельм II. Татьяна, впрочем, диссонировала со своими троюродным дядей не меньше…