Генерал Империи (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич. Страница 27
– Успеется, – криво усмехнувшись, произнес Максим.
– Успеется? – Подался вперед Павел Карлович. – Так, значит, вы не против?
– Россию разрывает на части противоречия. Одни хотят одного, другие другого. И таких группировок масса. Удаленные районы, такие как Кавказ и Средняя Азия, Финляндия и Польша, Украина и Крым, казаки и Прибалтика стремятся к независимости. Есть борцы за местечковую независимость и самостийность, в том числе и среди высокопоставленных офицеров. Того и гляди – в каждом хуторе и каждой деревне появится свой пан-атаман с претензиями на мировое господство и вон тот лужок. Страну разрывает на части…
– Так значит, ее нужно спасать!
– Нужно. Но как вы предлагаете это сделать? Ввести войска в Петроград, свергнуть воровское правительство и установить свое? Такое же незаконное, к слову. К чему это приведет? А я вам скажу – к большой крови. Это укрепит позиции Брусилова. Если он пообещает всем этим борцам за всякого рода независимость свободы столько, сколько они унесут, то мы окунемся в большую и страшную Гражданскую войну. Когда нужно будет каждое село давить силой оружия и принуждать к миру. Смута наступит не хуже той, что после смерти Годунова началась. А это, значит, что? Правильно. Мы потеряем все завоевания в этой тяжелой войне: земли, ресурсы, людей. И в самом лучшем случае останемся при своих на начало войны. Но на это рассчитывать не стоит. Ту же Польшу мы можем не удержать, как и Финляндию и кое-какие регионы Украины, Кавказа и Средней Азии. То есть, получится, что мужики на фронте гибли зря. Женщины в тылу голодали зря. Вся страна надрывалась зря. И Император умер зря… и вся его семья… и вообще все зря. Тлен и мусор. Коту под хвост. Нет, Павел Карлович, спешить не надо.
– Но страна же рассыпается!
– Знаете, если дать общий залп картечью из пушек, то во многих солдат, идущих в первых рядах, попадет по несколько картечин. Залп сильный. Урон – слабый. Несколько раз убить одного солдата – не одно и тоже, что и убить несколько раз разных. Поэтому стрелять нужно поочередно, давая первым рядам опадать на землю. Так и тут.
– Не понимаю вас.
– Социалисты и Керенский сцепились, вгрызаясь друг другу в глотку. Их борьба ослабляет позиции Брусилова и, как следствие, лишает сепаратистов единого центра кристаллизации. Керенский не хочет бороться, он хочет сбежать. Этого допустить нельзя. Он должен понять, что все пропало и отступать некуда. Что вынудит его вцепиться в социалистов мертвой хваткой, борясь за свое место под солнцем.
– Было бы неплохо, – чуть подумав кивнул Ренненкампф. – Но как этого добиться?
– Для начала пригласите его доверенных лиц и предложите сделку. Устно. Никаких бумаг. Дескать, вы готовы ему помочь вывезти золото. Но нужно будет делиться. И вам долю, и Николаю Оттовичу, и командиру корабля, и датской там или шведской таможне. И так далее. То есть, с каждой тонны золота по 2–3 или больше, если получится, сверху. А как он это золото привезет, попросите у него мандат. Но уже официально.
– Смешно. Но что это даст? Он ведь и так вывез кое-какие средства.
– Эти средства всегда можно заблокировать. В конце концов кусок золота и в Парагвае кусок золота. А бумажный рубль в любой момент может оказаться пригодным только в сортире подтираться. Потому он и старается вывезти золото. После войны, как уже бывало не раз, может начаться инфляция и в считанные месяцы лишить его средств.
– Допустим, – кивнул Павел Карлович.
– Главное – поставить его перед выбором: либо убегать голытьбой, либо оставаться и бороться за свое будущее – продолжив курс на удержание политической власти, пусть и формальной. Хотя бы в столице, чтобы потом было от чего отталкиваться в торге за свою жизнь и судьбу. То есть, решать уже вопрос с социалистами самым кардинальным образом. Они ему больше не нужны. Единственным способом разрешения проблемы социалистов – введение войск. Какие войск? Правильно. Тех, которые еще верны Брусилову. Остальные он не только не контролирует, но и не рискнет с ними связываться. Все верные полки Брусилов не даст, но сколько-то выделит. А значит ослабит свои позиции в Юго-Западном фронте.
– Ослабит… этого недостаточно.
– В какой-то мере. Пока у Брусилова есть достаточно лично преданных полков – он пусть и в сложной ситуации, но еще на коне. Он самый сильный в этой камере. Как только у князьков сепаратизма сил окажется больше, он перейдет в статус свадебного генерала, потеряв остатки реальной власти. Да, он сможет с ними договориться, но не со всеми, не быстро и не просто. Чем меньше у него будет лично преданных сил, тем сильнее градус противоречия станет нарастать среди войск Юго-Западного фронта.
– Допустим. А что дальше?
– А дальше… – загадочно улыбнулся Максим. – Я подготовил небольшой сюрприз. Корпус в целом готов. Ну как корпус? Считай усиленная дивизия. Так как грузовиков на большее у нас просто нет. И над ней еще работать и работать. Но для задач, которые ему надлежит решать, вполне достаточно.
– Вы все-таки пойдете в рейд?
– Да.
– А куда?
– Я пока не могу сказать.
– Максим Иванович, мне же нужно подготовиться!
Немного помедлив Меншиков встал. Подошел к столу. Взял перьевую ручку и чистый лист бумаги. Обмакнул перо в чернила. Аккуратно смахнул капельку. И написал слово. Потом еще одно. И еще. И еще. Вернул перьевую ручку в подставку и поднял взгляд на стоящего уже подле него Ренненкампфа.
– Это безумие! – Тихо воскликнул он.
– Тс-с-с, – произнес Максим, скосившись на дверь.
– Вы уверены?
– Да. И мне будет нужна ваша помощь – вот здесь. – Ткнул он пальцем в одну из надписей.
– Это будет непросто.
– И все же, поговорите с Николаем Оттовичем. Возможно он сможет что-то придумать.
Ренненкампф поднял удивленный взгляд на Меншикова. Несколько секунд помолчал. А потом кивнул и улыбнулся.
– Попробую. Это безумно, но…
– Этот план не более безумен, чем взятие Рима. А вы ведь в него не верили изначально.
– Не верил, – кивнул с улыбкой Павел Карлович. – Считал, что вы пытаетесь дезинформацию кому-то продать. Через меня, чтобы подороже…
Проболтали они еще с полчаса. После чего покинули кабинет и отправились трапезничать. А уходя Максим остановился у секретаря и попросил просушить комнату, немного протопив. Несколько дней шел дождь и в помещении стало слишком влажно…
Отобедав и проведя еще несколько часов в общении, то с Павлом Карловичем, то с супругой и сыновьями, то со старыми друзьями, Меншиков вернулся в свой кабинет. На первый взгляд все было аккуратно и пристойно. Жарковато. Но не сильно. Истопник толково успел прогреть небольшую комнату, подсушив от излишней влажности, а потом еще и проветрить, убирая лишний жар в дымоход.
Впрочем, нашего героя интересовало совсем не это. Все свои документы он хранил под замком. В большой напольном сейфе ли, в закрывающихся ли ящиках стола – не важно. Главное – когда он покидал кабинет, на столе могла оставаться только чистая бумага и писчие принадлежности. Чтобы не смущать любопытные носы. В этот раз все получилось точно также. Он взял лист, на котором начеркал Ренненкампфу свой план рейда, сложил его несколько раз и убрал во внутренний карман мундира. С ним и ушел.
В мусорной корзине же оставил лежать заранее заготовленную «утку» в виде скомканного листа бумаги, исписанного чем-то. Он уже не раз так делал, надеясь на то, что шпион, который был безусловно в его окружении и не один, отреагирует. Раз за разом забрасывал удочку и все без поклевки. Он даже стал сомневаться в том, если в его окружении шпионы. А тут, пройдя к мусорному ведру и достав скомканный лист, он расплылся в улыбке. Тот, что лежал в ведре был девственно чист… То есть, оригинал забрали, оставив для вида лежать наспех сделанный муляж.
Своих Максим держал под изрядным колпаком посредством Марты. Эта его случайная любовница оказалась очень кстати. Никто не знал кто она и откуда, и почему Максим ее приютил. Основной версией была – доброта душевная, дескать, не смог в те дни еще полковник, проехать мимо голодающей матери с малолетним ребенком на руках. Вот и пристроил. А Марта не спешила эти слухи опровергнуть. Встречались они только в рабочем порядке, так как женщина сделала карьеру, «выслужившись» в горничные за услужливость. Но поднята была не самим Максимом, а его супругой. В общем – все выглядело непросто и запутано, сама же Марта казалась окружающим просто баловнем судьбы. Нос она не задирала. Что помогало ей лучше видеть и слышать все сплетни и пересуды среди прислуги. И своевременно доносить. Но не Максиму, а Татьяне Николаевне, у которой она горничной и стала.