Повторение прошлого (СИ) - Терновский Юрий. Страница 18

Кира тогда сидела напротив и смеялась во все горло какой-то его глупой шутке или плоскому анекдоту. Мягкий свет от двух горящих свечей, стоящих на столе, выхватывал из темноты светлым пятном ее красивое лицо. Глаза ее уже светились коньячным огнем после первой стопочки, а розовые щеки все еще румянились от мороза. Снежинки на волосах уже растаяли, придавая им естественный блеск и удивительную красоту, а замерзшие на морозе пальцы с перламутровыми ногтями грелись в его ладонях. Середина февраля — не самый, надо заметить, майский месяц для уличных прогулок. Правда, они и не гуляли, собирались в кино, но застряли в пробке. В Москве так иногда бывает, что можно застрять на пару часиков, жизнь от этого короче не становится. Ругаясь про себя, что поперся в центр по Волгоградке, он то и дело поглядывал на часы, надеясь все же успеть в кино, и все равно опоздал. На проспекте велись какие-то ремонтные работы, не прекращающиеся даже ночью. Прожекторы освещали площадку и копошащихся на ней в трудовом энтузиазме рабочих таджиков в ярко-красных жилетках, благоустраивающих Москву всеми правдами и неправдами, как бы та не сопротивлялась. Но каждому свое, как говорится… До «Пушкинского» можно было добраться и на метро, тогда бы точно не опоздали. Только надо было добраться еще до самого метро, а вот это сделать, стоя в пробке, было уже гораздо сложнее. Сделать это можно было только пешком, бросив машину в каком-нибудь закоулке, куда еще тоже надо было свернуть. Но даже и пешком они уже не успевали. Тогда он достал из кармана куртки телефон и, набрав номер кинотеатра, представившись самим Жириновским, потребовал отложить начало киносеанса до утра, а зрители пусть пока немного поспят, в карты поиграют на худой конец, пока он не подъедет! Естественно, его вежливо послали, заявив почти дикторским голосом, что даже для такого уважаемого человека это сделать невозможно. А он, что тоже вполне естественно, ничего другого и не ожидал услышать от этих бюрократов от искусства. Кира еле сдерживалась, пока он разыгрывал комедию, и тут же рассмеялась во весь голос, как только он отключил трубку. Ее заразительный смех передался и ему, что и спасло вечер от неминуемого краха. А потом он привлек ее к себе, и они стали целоваться. И оторвать его от этих губ смогли только уже нервные сигналы стоящих за их машиной автомобилей, которым все еще, в отличие от некоторых, было куда-то надо. Машина, что двигалась впереди уже уехала, дорога была свободной, рванул с места и их джип, оставляя позади себя белое облако выхлопа, брызги грязи из-под колес, да еще два билета на ненужный никому уже в этой машине киносеанс. Вот так они тогда и оказались в этом ресторанчике! Добравшись через полчаса до центра, они оставили внедорожник в одном из узких переулков города и отправились пешком бродить по заснеженной Москве, пока и не набрели на этот вот ресторанчик с приличной кухней, где и продолжили свой замечательный вечер. Пили коньяк, слушали музыку и танцевали. Он прижимал ее к себе, нашептывая на ушко всякие непристойности, типа, как он ее хочет, что никакого кино больше не надо, а она только слушала и чуть заметно всей этой чепухе улыбалась. Хочет он… Все бы так и хотели. Иногда их взгляды встречались, и тогда в ее кошачьих глазах он мог видеть свое отражение, чувствуя, что тонет в них, причем без всякой надежды вернуться обратно. Ему так хотелось приручить эту кошку, но с каждым днем он все больше убеждался, что выходит все как раз наоборот — приручался он, а она все так же и продолжала оставаться неприступной незнакомкой, как и месяц назад, когда они только еще познакомились. Все той же — себе на уме кошкой — в любой момент готовой слопать свою мышку. Теперь он думал о ней постоянно, ловя себя на мысли даже на работе, что вместо того, чтобы разбираться в юридических тонкостях очередного договора, сидит и смотрит на дверь кабинета, представляя, как она сейчас в нее войдет. И не надо будет ждать вечера, когда они снова встретятся и пойдут в кино, билеты на которое он приобрел заранее. И пошли, но не попали, но зато оказались здесь, в этом чудном ресторанчике, где и зависли. Он смотрел на нее, она на него, иногда их взгляды встречались.

Мужчина открыл глаза и увидел перед собой пустое место. Сердце защемило в нехорошем предчувствии. Дымилась бы в руке сигарета, затянулся бы, а так даже и послать было некого. Выругавшись про себя и послав, куда подальше ту, которая так и не дала ему сделать вторую затяжку, он резко поднялся и, пройдя быстро небольшой зал, вышел на улицу, где и закурил. В голову ударил дым и свежий воздух улицы одновременно, если конечно можно было обозвать таким замечательным словом грязный воздух в самом центре столицы. Глубоко затянувшись, он задержал дыхание и постарался не дышать как можно дольше, чтобы никотин внутри вообще отравил все клетки, а смешанный с ним кислород превратил организм в бомбу замедленного действия, которая и взорвется, как только он отыщет угонщиков своей машины. Держитесь, сволочи! Но это уже завтра, когда он эту сволоту найдет, а сегодня… А сегодня он просто хочет напиться и ни о чем больше не жалеть. Никогда не плачь по тому, что никогда не заплачет по тебе. Он и не собирался плакать, тем более по какому-то железу на четырех колесах. Слезы сами капали в подставленный стакан, смешивались в нем с водкой и отправлялись по назначению, через пару часов готовые уже снова излиться из организма со струей мочи, пополнив собой нескончаемые канализационные потоки мегаполиса, где и терялись, унося с собой в помойную долину весь негатив из организма. Говорят, что именно поэтому женщины дольше и живут, что больше плачут. Мужикам хуже, они все в себе до самого инсульта. И если бы не водка, единственный напиток, выводящий весь негатив из организма, то мужики жили бы и того меньше. Что ж, теперь будет ездить в метро, решил он, так и не выдавив из себя ни одной слезинки. Как все нормальные люди ездят, а через месяц-другой купит себе новую тачку в кредит, может и не такую крутую, но которую обязательно сразу же застрахует от всех угонов и прочих недостатков. Кира так и не объявилась: мобильный телефон ее по-прежнему не отвечал, а сама она не звонила. Неужели так психанула в самолете, недоумевал он, что послала его на все четыре? Получалось именно так! А ведь он почти собирался на ней жениться. Идиот! Жениться на истеричке, верящей во всякую чушь, чтобы всю жизнь потом мучиться?! Обжигался ведь уже в молодости, упрекнул себя Погорел, и снова за старое. Сплюнув в сердцах себе под ноги, он поспешил вернуться в уютную прохладу зала, но не тут-то было. Его внимание неожиданно привлек беленький, совсем как у него когда-то, автомобильчик, заезжающий на парковку.

— Нравится? — усмехнулся чернобородый владелец белой тачки, одетый в белый же пижонский костюмчик.

— Не космический корабль, но тоже ничего — уклончиво ответил Погорел, одетый во все черное, в свой обычный деловой костюм за две штуки баксов, купленный в Германии, рассматривая дорогие золотые часы на запястье незнакомца. Все как будто помешались на этих побрякушках. Сам он носил обычные швейцарские, подаренные ему одним американцем, и нисколько не заморачивался по данному поводу. Стоило одному авторитету когда-то произнести, что крутизна каждого прыща на ровном месте определяется исключительно только дороговизной часов и фирменным блеском обувки, как тут же и понеслось. При золотых «котлах» на запястье любое рванье на коленках в глазах окружающих сразу же приобретали ценность христовых обносков. Время такое, когда и попы золотыми часами ужи не брезговали. Впрочем, эти никогда себе в роскоши и не отказывали. Один раз ведь живут, какая служба в обносках. Был, правда, один поношенный чудак в древности, прогнавший торгашей из храма, так его бы и сегодня прогнали, вздумай он снова появиться. Может, поэтому и не появляется, что просто нет никакого желания два раза на одни и те же грабли?

— Вы это о чем? — спросил незнакомец, — космический корабль рядом не лежал с этим аппаратом. Извините, а я вас нигде раньше не видел?