Повторение прошлого (СИ) - Терновский Юрий. Страница 47

— Так и будешь стоять, — кривая ухмылка исказила лицо Ивана, — или все же хоть что-то предпримешь? Уходят золотые погоны, ох уходят… Впрочем, дело твое, найдем мы тебе еще бабу, их в любом случае больше мужиков. И все из себя что-то корчат, даже поцеловать нельзя, сразу шипами по роже. На, утрись, — протянул он другу носовой платок. — Вся морда в крови от колючек, Вознесенский как в воду глядел, когда свой стишок сочинял.

Погорел взял платок и приложил к кровоточащему лицу. А его придурковатый друг (по мнению Киры) в это время недобрым взглядом принялся наблюдать за парящими в воздухе лепесточками; дождался, пока они нежно укроют своими нежными тельцами черное полотно путей, и принялся подбирать с пола уцелевшие розы. Подняв с пола последнюю и пересчитав их, он без всякого сожаления вытащил из букета лишнюю четную, которую тут же и подарил проходящей мимо симпатичной девице с черными волосами, которая даже немного растерялась от такого неожиданного внимания, шарахнувшись от него как от прокаженного.

— Девушка, — бросил он вслед пугливой, — может, познакомимся?

— Эльза, — послышалось в ответ и только еще гулкое шлепанье в ответ тысяч спешащих по своим делам ног.

После этого их дурацкого розыгрыша прошло уже несколько месяцев. И теперь, похоже, уже разыгрывали его самого. Он стоял на том же месте и был на все сто процентов уверен, что сейчас видел именно Киру, ошибки быть не могло, которая таким вот образом сейчас ему мстила. И ведь на том же самом месте и с кем! Она вся в красном, а он в белом, как они и мечтали не так давно в ожидании отпускного счастья. Точнее, в белом — какой-то козел, а он как всегда в черном, но только с побелевшим лицом. Щелкал перед носом пальцами, пытаясь привлечь к себе хоть какое-то внимание, полицейский, а второй чувак в форме просто пока вежливо пытался нацепить на него и защелкнуть на запястьях привычные уже браслеты. Вот и посвиданкался с Грибоедовым, вздохнул Погорел. И этот тоже уже против него, как сговорились все.

— Гражданин, ау…

И тут за нарушителя порядка вдруг вступилась дежурная по станции, еще раз доказывая всем и каждому, но в первую очередь самой себе, что мир не без добрых людей.

— Оставьте его, — сказала она. — Не видите, человек не в себе.

— Так мы его в себя и возвращаем, — отчеканил сержант. — Не таких возвращали.

— Вроде не пьяный, — определила на глаз дежурная, — и даже не обкуренный. Привиделось что-то, вот и соскочил. Верно говорю?

Погорел кивнул, в мыслях продолжая все еще находиться там в своем том давнишнем не очень удачном розыгрыше.

Глава 20

Кира летела наверх, еле успевая перебирать ногами ступеньки эскалатора. Слезы обиды заполнили глаза, а обида без остатка — всю душу. И ведь, кажется, что почти уже простила, но нет, теперь уж точно одними извинениями дело не закончится. И хотя она сама, успокаивая других, сколько раз говорила, что на обиженных возят, успокоиться самой так и не удалось. В этом «гармоничном» мире вообще нельзя ни на кого обижаться, уговаривала она себя. Себе же дороже… Хорошо других успокаивать, а когда обидели саму, выставив на всеобщее посмешище, как ей в этом случае продолжать любить весь этот сдвинутый мир? Как убедить себя хорошую, что зла в мире нет вообще, что это всего лишь ее личная субъективно-негативная реакция на то объективно-позитивное дерьмо, в котором она вдруг оказалась не по своей вине. Списать все на фактор неожиданности и забить? Умными людьми давно уже подмечено, что именно тогда человек и получает удар ниже пояса, когда расслаблен и открыт для всего самого-самого наилучшего. Как он мог, смахивала она слезы рукой, разве так шутят! Подсунул неизвестно кого, какого-то говорящего осла из Бременских музыкантов, и скалился, наблюдая, как тот ее облизывает. Сделал подарочек, скотина! И почему ей все время так не везет, все время какие-то козлы попадаются по жизни?

Он догнал ее почти уже на самом верху эскалатора, попытался взять за руку, но она ее выдернула с такой яростью, что дотронуться второй раз у него уже смелости не хватило. И устремилась еще быстрее вперед из этого подземелья к свежему воздуху.

— Кир, я в ресторане столик заказал — и все же он попытался остановить ее еще раз, и снова у него ничего не получилось. И если до этого светлого момента в своей жизни она хоть и быстро, но шла, то после и вовсе побежала. — Да стой же ты!

И тут она и в самом деле резко взяла и остановилась, вспомнив вдруг свое собственное «отомщу и забуду» и снизу вверх впилась в него своими разъяренными, высохшими уже от слез, глазами. Нет, больше она никогда не будет обиженной, чтобы никто не посмел на ней возить, а тем более ездить. И даже ничего еще ему не сказала, а он уже понял, что ничего хорошего для себя он уже, гром и молния, из уст этой разъяренной мегеры в свой адрес уже не услышит. Зря догонял, зря бежал, зря все вообще…

— Погорел, ты идиот или… Или просто прикидываешься слабоумным? — истерично рассмеялась она ему прямо в его смущенную морду. — Какой, к чертовой матери, столик?

— Со свечами…

— Да, Вадик, далеко пойдешь. Тебе лечиться в психушке надо, а не столиками заниматься. Взгляни на себя, сколько тебе лет, столько-столько и еще раз пол столько, а в голове ума, как у шаловливого десятиклассника.

«Школяр» почувствовал, как мокрый асфальт у него уходит из-под ног.

— Это тебе надо лечиться, если шуток не понимаешь, истеричка! — выдал он, не ведая, что творит и тут же замолк, ясно понимая, что Рубикон перейден окончательно и бесповоротно.

— Что ты сказал? — скривилась она, сверля его взглядом, словно от зубной боли.

— Истеричка! — повторил он с упорством обреченного осла.

В воздухе повисла напряженная тишина. Они снова, как когда-то очень давно в том поезде, стояли и смотрели друг на друга. Только теперь между ними были не два грязных стекла смежных вагонов, а разверзшаяся пропасть. Так часто бывает, когда тебя не понимают. И, наверное, они много бы еще наговорили бы сейчас «приятных» гадостей друг другу; он бы достал из кейса коробку с новым мобильным телефоном, который еще днем с такой любовью выбирал ей в одном из сетевых магазинов города, и в сердцах бы швырнул ее под колеса первого проезжающего автомобиля; она обозвала бы его козлом, надавала бы пощечин по расцарапанным уже щекам, много чего еще, но только ничего этого уже не произошло. У нее хватило ума у первой прекратить перепалку, развернуться и начать ловить такси. А ему так и не хватило ума тогда просто взять и встать перед обиженной женщиной на колени, чтобы вымолить прощение. Куда там, мы же все такие гордые, особенно, когда это касается своих ошибок. Праздника не получилось, колесико зажигалки чиркнуло, но сигарета так и не задымилась, зато рядом остановилась уж слишком подержанная иномарка, которая и увезла его возлюбленную в светящуюся темноту вечернего города. Давно подмечено, что благими намерениями выслана дорога в ад, и здесь уж он постарался, так постарался.

— Уехала, ну и фиг с ней, — Иван протягивал другу прикуренную сигарету взамен раздавленной каблуком, которая так и не дождалась своего яркого часа. — Найдем мы еще тебе бабу, успокойся.

— Да я спокоен, — Погорел взял сигарету и жадно затянулся. — Достал ты уже со своими бабами.

— Поехали в кабак, дружище, снимем тебе такую телку, что про эту и не вспомнишь. Короче, слухай сюды… У меня есть приятель, на лыжах в горах познакомились, у него свой модельный бизнес, делает из фотомоделей проституток и подкладывает их под денежные мешки с дерьмом. Девочкам хорошо и ему тоже неплохо, прикупил уже недвижимость в центре, избушку на бережку в Испании. Для нас же все за счет заведения, там такие крали, пальчики оближешь!

— Иван, заткнись, пожалуйста, без тебя тошно, — сплюнул себе под ноги Погорел, что вполне нормально, как для русского, так и для немца, прожившего в России четыре года и больше. Среда обитания накладывает свой отпечаток на каждого. Фрицы вообще избавляются от газов, где приспичит.