Отравленные морем (СИ) - Волгина Алена. Страница 42

— Так. А это кто? — безжизненным тоном спросил Маньяско, скосив глаза на Алессандро. — Ещё один ваш… приятель, который «случайно оказался неподалёку»?

Грифону его тон явно не понравился. Он угрожающе наклонил голову и пошевелил когтями, один взмах которых мог располосовать парус сверху донизу.

— Случайность может повториться дважды, — пожал плечами Алессандро, вернув Маняьско его же слова. Честно сказать, он понятия не имел, откуда здесь взялся грифон и чего от него ожидать, но, надо сказать, он явился удивительно вовремя! Можно было подумать, что легенда о двух каменных статуях, семьсот лет украшавших Пьяцетту, вдруг ожила.

Под немигающим взглядом крылатого исполина дон Маньяско почувствовал себя крайне неуютно. Алессандро примирительно улыбнулся:

— В этом деле накопилось многовато случайностей, вы не находите? И, похоже, ключ ко всему лежит именно в Венетте.

Фиескиец свирепо покосился на грифона. Но поскольку его отнюдь не снедало желание поскорее отправиться в мир иной, он неохотно кивнул:

— Да уж вижу, что другого выхода у меня нет.

***

Отплытие пришлось отложить. Поскольку невозможно было пускаться в путь на потрёпанной штормом галере, они направились в бухту Ламбарда, чтобы взять лёгкую фелуку, принадлежащую дону Маньяско. Алессандро сразу оценил достоинства «Примаверы». Заодно он навестил «Анжело», куда ещё до боя с тарчами успели переправить всех раненых. Он был рад встретить там Дженнаро Биссу, которому повезло уцелеть в схватке. Алессандро предложил своему помощнику сопровождать его, чтобы у них было два свидетеля как злодеяний, так и подвигов капитана Маньяско.

— Возьмём ещё Дольфина, — предложил Дженнаро. Это был один из комитов. Во время боя на галере его приложили по голове, но, к счастью, голова оказалась крепче вражеской палицы. — А то неуютно как-то среди фиескийцев! До Венетты нам придётся спать вполглаза, чтобы нас не отправили на корм рыбам.

— Лодка совсем маленькая, — возразил Алессандро. — Мы и вдвоём там еле поместимся. Не беспокойся, Маньяско дал слово, а в некоторых вещах ему можно верить, я думаю.

Внутренне он тоже испытывал беспокойство, которое подгоняло его отплыть как можно скорее. У дона Маньяско в Ламбарде было слишком много подручных, которых удерживал от убийства только страх перед «колдовством» Алессандро и — в особенности — страх перед грифоном. Тот разгуливал по лагерю как у себя дома, отлучаясь только для охоты. Дженнаро, впервые его увидев, округлил глаза:

— Кажется, я готов поверить в старые сказки, — присвистнул он. — Живой грифон! Кому скажи — не поверят!

— Говорят, магия возрождается, когда в ней возникает острая необходимость, — сказал Алессандро, вспомнив давнишние разговоры с доном Арсаго. — Может, ситуация в Венетте, на Полуострове, да и в Срединном море, если на то пошло, достигла такой остроты, что пробудила давно дремавшие силы?

Он боялся, что в его отсутствие в Венетте случится что-то непоправимое. Боялся за Франческу, за Маттео… и даже за Рикардо, которого отправил в довольно опасное путешествие. Вечером он молился, прося Мадонну защитить дорогих ему людей, о которых сам он пока не имел возможности позаботиться.

На следующее утро они отплыли. Алессандро взялся самостоятельно проложить курс, желая доставить «Примаверу» в Венетту в кратчайшие сроки, но по комментариям Маньяско заметил, что и ему морская дорога была хорошо знакома. Вот же хитрый рыжий лис! Вместо того чтобы заниматься делами в Фиеске или, подобно другим купцам, торговать с отдалёнными колониями, он протоптал тропинку в Венетту!

Грифон тоже сопровождал судно. Иногда он улетал куда-то, но потом его тень снова мелькала над парусами. Алессандро с завистью следил за его виражами, прикидывая, как быстро он мог бы добраться до города, имея такие крылья! Вечером они с капитаном стояли на корме. Дон Маньяско следил за ходом корабля, Алессандро же вызвался подменить рулевого, надеясь выкроить момент для разговора, пока рядом не было никого из чужих. Над их головами покачивался купол небес с редкими брызгами звёзд, далеко на западе рдела закатная полоса. Тишину нарушал только свист ветра в переплетении снастей, мягкий плеск потемневших волн и негромкие голоса матросов на камбузе.

— Вы совсем недавно шли этим курсом, — начал Алессандро.

— Это очевидно. Я же не отрицал, что заходил в Пицене. На этом самом судне, кстати.

Представив, что лишь три недели назад Франческа стояла на этом месте, точно так же следя за ходом фелуки, Алессандро сбился с мысли.

— С вами были двое попутчиков, — сказал он, усилием воли вернув себя в реальность. — Так вышло, что они мне знакомы. Синьор Манриоло был слугой одного патриция из Аримина, который женился на сестре моего близкого друга.

— Значит, вы будете рады узнать, что он и другая синьора благополучно добрались до Венетты.

— То есть с ним была девушка, — уточнил Алессандро, хотя и так это подозревал.

Лицо капитана засияло явным интересом:

— О, настоящая дама, уж можете мне поверить, патрицианка с головы до пят! Лёд! Камень! Половина моей команды готова была сплясать тарантеллу прямо под мачтой, лишь бы привлечь её внимание, но она даже бровью не вела! И со своим спутником держалась довольно прохладно. В общем, нам оставалось только вздыхать и завидовать её ручной чайке. Только с ней синьорита и была ласкова.

Алессандро снова пришлось сделать над собой усилие, чтобы не отвлекаться. Судя по хитрому блеску в глазах Маньяско, получилось не очень. Хорошо, что вокруг них всё сильнее сгущалась темнота, которую рассеивал только свет кормового фонаря. Не так будет заметно его смущение. При одном воспоминании о Франческе у него горели ладони и перехватывало дыхание.

Заставив себя вернуться к разговору, он нахмурился:

— И если судить по дальнейшим событиям, вы втянули этих людей в свою авантюру?

— Я?! — воскликнул капитан тоном смертельно обиженного человека. — Да что вы! Никогда! Они оба сошли на берег, и больше я их не видел.

Алессандро не сводил с него глаз. Что-то здесь было не так.

— Ладно, — пошёл на уступку Маньяско, — признаю, что синьор Манриоло помог нам пройти через отмели в вашей лагуне. Больше я ничего не просил!

— А что произошло в Пицене? Можете рассказать?

Дон Маньяско слегка смутился. Или сделал вид, что смутился:

— Да, каракка в Пицене — моих рук дело. Но они нарушили интредикт! Торговля с тарчами запрещена специальным папским указом! Накануне мне удалось подслушать, что каракка следовала из Венетты в Ракоди, прямо в руки тарчийского султана. Капитан проболтался, что корабль был отправлен с ведома дона Сакетти, а среди груза обнаружились заготовки для клинков и дубовые балки для катапульт.

Алессандро был потрясён: «Не может такого быть!» Одно дело — планировать союз с тарчами, ладно, но тайно налаживать с ними торговлю, снабжать их оружием, которое они немедля обратили бы против военных фортов на Канди и Альберино… Вряд ли дон Сакетти на такое решится! Наверное, кто-то из его сообщников постарался.

— Эй, полегче, синьор, — сказал наблюдавший за ним Маньяско. — Экономнее расходуйте презрение, ибо в нём нуждаются многие, как говорил один философ (*).

— Для такого серьёзного обвинения нужны доказательства!

Лицо Маньяско кисло скривилось. Похоже, с доказательствами у него вышла осечка:

— Я и рассчитывал найти их в Венетте, — признался он. — По словам капитана, у дона Сакетти хранился коносамент на этот груз. Если бы я добыл его, мы могли бы вынудить его изменить курс внешней политики. Несмотря на разногласия в прошлом, Фиеске сейчас было бы лучше объединиться с Венеттой против тарчей, чем позволить, чтобы Венетта стала агентом Тарчийской империи на Полуострове!

«Значит, Фиеска хочет союза, а дон Маньяско тем временем грабит наши караваны? — усмехнулся про себя Алессандро. — Ох, лукавит капитан! Скорее всего, добыв доказательства, фиескийский дож хотел ещё больше очернить Венетту в глазах Лиги Четырех, чтобы упрочить своё положение». Север Полибийского полуострова представлял собой лоскутное одеяло из маленьких герцогств, истощённых взаимными претензиями. Единственное, что их объединяло — зависть к торговому могуществу Венетты. Ценой невероятных дипломатических усилий несколько герцогств и соседнее королевство Рона объединились в Лигу, но союз этот был непрочен. К примеру, если бы король Альфонсо, кроме желаемых областей, положил глаз ещё на Медиолан, герцог Фредерико живо образовал бы другую лигу, уже против него, и первыми в этой лиге были бы венеттийцы.