И восходит луна (СИ) - Беляева Дарья Андреевна. Страница 81

Грайс показалось, что Маделин засмеется - прямо сейчас. Но Маделин молчала. Грайс подумала, что ей стало плохо, но Маделин дышала размеренно и спокойно. Она что, слушала? Впервые Грайс слушал кто-то, кроме ее психотерапевта.

- У меня перед глазами был Ноар. Мы учились в одном классе. Он будто забывал о том, кто он, переступая школьный порог. Ему все удавалось, все его любили, никто не смотрел на него, как на прокаженного. Он был капитаном футбольной команды, у него были друзья, а я была заучкой с последней парты, которая может спрятаться от мира только за сальными волосами и факультативами. Понимаешь? Я была полной противоположностью Ноара. Я была неудачницей. И это всегда то, кто я есть. Я сбежала, самым позорным образом, сразу после выпускного. А они едва это заметили - у них не было насчет меня никаких надежд. Я никогда, никому не была нужна. Я всюду лишняя. Я даже сама себе - лишняя. У меня никогда не было желания сильнее, чем чтобы меня никогда не было.

Грайс замолчала. Теперь ей было все равно, слушает ее Маделин или нет.

- А знаешь, что самое забавное? Что я на самом деле в себе ненавижу? Никакая я не несчастная барышня, страдающая от застарелых травм. Ничего со мной не было такого, что могло бы повредить мою хрупкую психику. Я страдала ни от чего, я страдала, и не могла остановиться. Вот за что я себя ненавижу! Грайси - слабачка, Грайси и не достойна лучшего, потому что не заслужила этого. Грайси ломается от ветра, Грайси ни в чем никогда не уверена, Грайси не может стать близкой никому, потому что боится людей, Грайси ненавидит свою семью, Грайси ненавидит себя, Грайси чокнутая, но, самое главное, самое мое любимое - у малышки Грайси нет для этого ни малейшего повода! Она выдумала себе миллион страданий, у нее миллион проблем, но она не имеет на них права. Она просто слабачка, и особенно - сейчас, когда говорит об этом.

Грайс и не заметила, когда начала говорить о себе в третьем лице. Она замерла. Маделин не реагировала.

- Ты жива?! Ты в порядке?

Маделин некоторое время не отвечала, потом сонным голосом выдавила из себя:

- Да. Я хорошо себя чувствую.

Она заснула, поняла Грайс. Никто не слушал ее. Грайс впервые заставила себя говорить, открыла о себе даже больше, чем когда-либо открывала психотерапевту. И все это будучи привязанной к больничной койке в неведомом ей здании, истекая кровью на пару с любимой брата своего мужа.

Было чем гордиться.

Грайс почувствовала, как усталость плещется в ней, переполняет ее, и ей стало очень легко. Грайс ощущала, как из нее уходит кровь, но дело было не в этом. Высказав все это, все эти глупости, она опустела, как будто все силы враз покинули ее.

- Спокойной ночи, - пробормотала Грайс. Глаза закрывались, и она слушала, как мерно гудит прибор, который мог спасти Маделин и мог убить ее.

Интересно, сквозь подбирающийся сон подумала Грайс, а где сейчас Кайстофер?

Обнаружил он, что ее нет или ему сказали? Он переживает? Он придет за ней?

- Спокойной ночи, - некоторое время спустя ответила Маделин. - Только сейчас день.

Она добавила что-то еще, но конец ее фразы потонул в темноте.

Глава 13

Грайс очнулась все с тем же металлическим привкусом во рту. Только теперь он принес с собой боль. Лайзбет стояла над ней, внимательно изучая лицо Грайс.

- Что происходит? - спросила Грайс, язык заплетался, слова путались, менялись местами. Грайс поморщилась. Аппарат, перегонявший ее кровь, был наполнен. Грайс с удивлением обнаружила, что может двигать головой. Ремень на ее шее был расстегнут.

- Ты хочешь отпустить нас? - прошептала Грайс. Перед глазами плыли круги, сменяя друг друга в разноцветной карусели. Как в парке аттракционов, подумала Грайс и расслабленно улыбнулась. Она обернулась к Маделин, и сердце у нее перехватило. Одна из диких девочек отстегивала Маделин, а другая держала автомат у ее головы.

- Одно движение, - сказала Лайзбет. - И мы выпустим ей мозги сейчас. Если будете хорошими девочками, возьмем вас на праздник. Госпожа хотела увидеть вас и сама испытать твою кровь. Перережет шлюхе горло.

Последние слова Лайзбет протянула почти мечтательно. Грайс задрожала. Она смотрела на Маделин, та явно была еще жива - ее грудь мерно вздымалась, она спала сном младенца. Стоило Грайс дернуться как-то не так, и этот сон никогда не прервется.

То есть, технически прервется, одновременно с тем, как разнесут кору ее головного мозга, но метафорически Маделин больше не проснется никогда.

Грайс сказала:

- Я буду вести себя хорошо. Обещаю.

В этот момент Маделин открыла свои сияющие глаза.

- Я ничего такого обещать не буду, - она широко, ласково улыбнулась. Одна из девочек хотела двинуть ей прикладом, но Лайзбет остановила ее.

- Пусть сука побудет целой. Не хочу, чтобы вы испортили сюрприз Госпоже.

Девочки синхронно кивнули. Маделин улыбнулась им снова.

- Ну что, милашки, пойдем? Я хочу посмотреть на этот ваш праздник. Никогда не бывала на подобных мероприятиях. Там подают шампанское?

Лайзбет зашипела, Грайс подумала, что она сейчас сама вышибет Маделин мозги, но она направила лезвие кинжала Грайс в живот.

- Тут ты уязвима. Так что не слишком злоупотребляй свободой, ладно? А то я вырежу из тебя твое бессмертие, понятно?

Еще две девочки расстегивали ремни на Грайс, а она гадала, сможет ли встать. Вероятнее всего, она пролежала здесь больше десяти часов, горло горело от жажды, руки и ноги едва двигались.

Однако, встать получилось неожиданно легко. Стоило Грайс пошатнуться, и нож сильнее уткнулся ей в живот, почти пропоров платье.

- Я все поняла, - сказала Грайс. - Я не собираюсь сопротивляться.

- Никто тут не собирается сопротивляться, - сказала Маделин. - Я собираюсь только развлекаться.

Какой она была уверенной. Грайс почувствовала зависть к Маделин. Она, смертно-бледная, смертная, смертельно уставшая, держалась куда лучше неуязвимой Грайс. А еще она была полностью расслаблена. Грайс не верила, что кто-то может быть настолько спокоен в столь пугающей ситуации.

Внутренности скрутило, полоснуло огнем, и Грайс почувствовала, как сильно ее тошнит. Горькая, темная кровь хлынула горлом прежде, чем Грайс успела что-либо сделать, выстрел тут же прошил ей легкое. И эта боль была пустой, незначительной по сравнению с тем, что творилось внутри.

Ей нужно было домой, к своему мужу, ей нужно было, чтобы он был рядом и объяснил, что с ней происходит. Босые ноги одной из диких девочек оказались испачканы в крови, она смешно пошевелила пальцами, а Лайзбет брезгливо сказала:

- Гадость какая. И часто с тобой так?

Грайс ей не ответила. Их вывели из комнаты. Теперь Грайс видела, что она скорее была переоборудована под палату, чем являлась ей изначально. Здесь была раковина, однако кафель на стенах говорил о том, что прежде это, скорее, была душевая или уборная. Довольно просторная для квартиры или дома. Все действительно содержалось в мучительной, медицинской чистоте, однако Грайс увидела куски труб, выглядывавшие из-под щербатого кафеля. Капитального ремонта это место не знало.

В коридоре было светло до боли. Ламп было слишком много, их белесый, противный свет резал глаза, и Грайс захотелось зажмуриться.

- Так это не все-таки не Ритц-Карлтон, - сказала Маделин. - Хотя бы закурить не найдется?

- Нет, - сказала Лайзбет. - Заткнись, иначе мои подружки могут не выдержать и нашпиговать твою красивую головку свинцом.

- А ты сколько боевиков посмотрела, чтобы так разговаривать?

Смех Маделин прервался вместе со звуком удара.

- Спасибо, девочки. Я надеюсь, вы не сильно ее задели.

- Все в порядке, - откликнулась Маделин.

Грайс рассматривала коридор. Ничего особенного - белые стены, деревянный, недавно лакированный пол, потолок в пятнах, выкрашенный, наоборот, слишком давно. В коридоре было множество деревянных дверей, на всех металлические номера - двести двадцать, двести двадцать один, двести двадцать два, двести двадцать три, лестничная клетка. Значит, они были на втором этаже. Грайс принялась спускаться по лестнице. Когда ее рука привычно скользнула к деревянным перилам, девочка, позади нее, стукнула Грайс по кисти.