Сокровище для дракона (СИ) - Горенко Галина. Страница 28

Глава 18. То немногое, что известно в медицине, известно лишь немногим медикам

Конечно, я слишком много на себя взяла. Отравить пытались не меня, а ненаследную Цессу, думаю это был такой отчаянный акт противников власти Себастьяна, чтобы подорвать, ослабить его статус, и испортить отношение с дружественной державой. Алисия кстати отделалась легким испугом, потому как по её собственным словам не пьет напитки «недокрасного» цвета. То есть её спасло, что кисличный морс был недостаточно алым для Её Высочества, по неволе задумаешься о смене поведенческих линий, может быть тоже не пить что-нибудь недостаточно красное, или не есть что-нибудь недостаточно зеленое?

В общем если бы не пришедшая раньше времени Ката и не обсуждающий что-то в это самое мгновение с комендантом Кари ректор, моё приведение уже бродило бы по коридорам академии завывая и предлагая выпить пунша на брудершафт. Во-первых Дирт влил в меня огромное количество магии, во-вторых сам отнес в лечебное крыло, да-да в медицинской Академии есть и такое, и пока меня укладывали на кушетку, магически диагностируя — чем это меня так и как это будем лечить, он приговаривал, что то вроде того, что Бруно ему штопором печень расковыряет, если с моей головы тут хоть волос упадет…

После анализа моей крови на токсичные вещества, для этого используют несколько магических камней, заговорённых на разные яды, в моей крови и желудке обнаружили концентрат из белладонны и вороньего глаза, в общем я чудом осталась жива, и это чудо теперь маячило под дверью лазарета и орало на подчиненных. Когда я пришла в себя, то первым делом увидела у своей койки незнакомого мужчину в белом халате, я дернулась, и попыталась забрать руку. Если в самом начале мне показалось что он считывает мой пульс, то с возвращением чувствительности к конечностям и спящего сознания я осознала, что он держит меня за запястье и нежно гладит меня по внутренней стороне ладони. Ласка была приятной, по коже волнами разбегалось тепло и приносило облегчение от ноющей боли в желудке и голове, но врачом человек не был, и я попыталась вытянуть руку. Но мне этого не позволили, увидев, что я пришла в себя, незнакомец сцапал мою руку сильнее и заговорил знакомым голосом:

— Ах, Теа, ты заставила нас всех перенервничать. Как ты себя чувствуешь? — Себастьян продолжил гладить ладонь и запястье с явными лечебными намереньями. Ох как же приятно.

— Мне уже намного лучше, спасибо. Только не убирай пожалуйста руку, — он что-то пробурчал себе под нос, но я не стала переспрашивать просто наслаждаясь близостью мужчины.

— Отраву в пунш подсыпала служанка, её нашли мертвой, отравлена тем же ядом. Целью была Алисия, но кроме тебя, так сильно никто не пострадал, у всех есть магиммунитет к натуральным ядам, у всех кроме тебя и Цессы. А она отказалась пить в последний момент.

— Дрэго, а почему её? — Не то, чтобы она не давала повода себя укокошить, всё же характер у неё премерзкий, могла уже успеть кому-нибудь насолить.

— А Жнец их знает. Брат избавился от нее отправив учиться как можно дальше, к тому же ходят слухи, он собирается вступить в союз, а Алисия чем-то мешала. Не знаю, но узнаю. — с угрозой сказал мужчина, наклонился, едва касаясь моих губ, поцеловал меня и направился к двери, — Элетто*, пожалуйста, будь осторожна, — и более не оглядываясь, вышел. Но последних слов я не услышала, за мгновение до них я провалилась в навеянный лечением сон.

Кто был заказчиком покушения на Цессу Демистана так и не нашли. Уже вечером следующего дня меня выпустили из лазарета, но пока я там находилась ко мне не пускали никого кроме лекарей и ректора. Про Себастьяна я не стала расспрашивать подробно, раз он пришел под личиной, значит хотел сохранить инкогнито. В общежитие меня сопровождала Катарина, она бессчётное количество раз повторяла как ей жаль и как сильно она чувствует себя виноватой, что потащила меня на званый вечер, впрочем, её вины в произошедшем было столько же, сколь и моей, поэтому я раз и навсегда прекратила эти покаянные извинения:

— Ката, оставь, пустое, так и быть, прощу. Но за это будешь прибирать в моей комнате и приводить в порядок мои платья до конца семестра, — я постаралась точно передать визгливый тон Алисии. И для полноты образа топнула ножкой. — В гневно было сузившихся глазах соседки заплясали смешинки, а я добавила, — ибо такова моя Цесская воля!

Учеба как водится, захватила меня всю, от макушки до кончиков пальцев на ногах, почему-то так всегда, если я отдавалась какому-то делу, то делала это полностью и без остатка. Безусловно, были знания, которые очень прочно перекликались с уже известной мне основой медицины, но поскольку я сознательно выбрала административное направление, теперь я смотрела на всё даваемые нам знания под призмой управленца и мне невероятно это нравилось. Так случилось, что в самом начале войны, дядя, опасаясь за мои жизнь и здоровье, как выяснилось позже вполне оправданно, задействовал все рычаги и связи, и пристроил меня в Крестовоздвиженскую общину сестёр милосердия**, но к тем из них, что были подальше от очагов военных действий и бушующей эпидемии тифа. И даже там, не смотря на благотворительную основу организации я столкнулась с воровством, коррупцией и бюрократией. Трезво рассуждая, я прекрасно понимала, что искоренить эти составляющие будь то государственная или частная организация очень сложно, но я постараюсь научиться, взять знаний столько, сколько мне дадут, и даже больше. К счастью, в моем расположении помимо библиотеки в самой академии была Большая Библиотека Орума, ей могли пользоваться не только студиозы и именно там, в основном были те книги, что меня интересовали, потому как моя нынешняя альма-матер все же имела другой профиль.

Кстати, в самом начале я не могла понять почему хирургическое отделение или например отделение педиатрии состоит из стольких же студентов сколь и административный курс, но затем Катарина объяснила мне, что многие с моего курса, после первого семестра, если сдадут его успешно, переведутся на освободившиеся места лечебных направлений. К сожалению, в институте многое при поступлении решали деньги и протекция и мне сразу стало чрезвычайно неудобно от испытываемой вины, особенно на практических курсах. Основная масса абитуриентов считала, что зачатков магии достаточно для того, чтобы стать хорошими врачами, лекарями или провизорами, и поступали, не задумываясь о том, что помимо престижа, статуса, уважения к людям этой профессии, есть еще адский труд, бессонные ночи, огромный пласт знаний необходимых к изучению и самое ужасное, это то, что порой смерть неотвратима. И многих ломает именно это, Ката сказала, что именно после первых реальных практик уйдет большинство. Видеть смерть старика на одре, не то же самое, что терять роженицу и младенца. К такому невозможно привыкнуть.

Девушек в Академии едва ли насчитывалось более пяти процентов, на нашем потоке их было семь, включая меня и Цессу. К её чести, могу сказать, что она была не глупа, схватывала на лету, делилась новаторскими мыслями созвучными моим, но весь образ портили отвратительный, избалованный характер и нетерпимость к недостаткам других. Для меня этого было довольно, чтобы снизить наше общение к самому минимуму и не искать её общества впредь, хотя многие закрывали на эти, для меня значительные черты, глаза, так как надеялись на её влияние и возможную помощь при устройстве на службу. Лекари, что не вели частную практику, практически приравнивались к военным и полицмейстерам, так же заключали контракт на несколько лет и были подневольными птицами, их моли распределить как в крупные больницы, а значит обеспечить хорошей практикой и достатком, так и в деревни — фельдшерами, хотя по опыту знала, что порой в деревнях тяжелых и интересных случаев больше, нежели в столичном госпитале.

Практически все преподаватели были профессионалами своего дела, любили свой предмет и подавали его интересно, разносторонне и так, что хотелось не просто прочитать лекции, а узнать что-то самостоятельно, независимо от начитанного на паре. Но, к огромному моему сожалению был один предмет, точнее лектор читающий эту дисциплину, с которым у нас сразу не заладилось. И если бы было дело в том, что его без сомненья необходимый базис знаний по статистике мне не давался, наоборот, к каждому предмету я готовилась как ни к какому другому, читала массу дополнительной литературы, а коллоквиумы и семинары практически полностью тянула на себе. Но Леремо Сааб был того сорта людей, что крайне категоричны в своих суждениях, а также обмотаны толстым слоем ваты из иллюзии собственной важности, непогрешимости действий и безнаказанности. Эта во истину ядовитая смесь заставляла его давить на нас своим авторитетом пытаясь донести до мира свою собственную, искаженную правду. В частности, то, что женщине не место ни в университете, ни на работе, ни, упаси Господи, в медицине. Тотальная, порою неконтролируемая мизогиния*** выбивала почву у меня под ногами на целый день. Не выдержав, я даже пожаловалась об этом Бруно в одном из писем. На что он мне ответил не обращать внимание, Сааба поставил на эту должность предыдущий ректор, которого в свою очередь, нынешний министр здравоохранения, обязал принять племянника. Но обнадежил меня тем, что экзамены всегда принимает комиссия, и, хотя ректору Винсенте было известно о недостойном поведении преподавателя, поделать он ничего не мог, а вот на экзаменах этот недостойный человек вел себя образцово и по большей части, если ты был готов к подведению итогов по предмету, ничего не мог противопоставить заслуженной оценке.